Очень спойлерный пролог.

…– Мефодий, я так волновалась! Где ты был? – взволнованно спрашивала Дафна, обнимая Мефодия, чему наш герой, естественно, не препятствовал.
– Дел много накопилось. Пришлось разгребать.
– Каких дел? – полюбопытствовала Дафна.
– Самых обычных. Рутина! – отмахнулся Меф, думая о том, что перестройка Вселенной, причинение добра направо и налево, безумная гонка по МКАДу, три боя с Ареем, отправка Мамзелькиной на пенсию и уничтожение Тартара для него пока ещё не совсем рутина, но вполне возможно, что теперь у него каждый день будут подобные приключения…

Отредактировано Финтифлеи Дракошины (2012-05-31 17:03:20)

Глава вторая, концептуальная.
Временные трудности или что может быть проще времени?

13:05 пополудни.
Материализовавшись возле резиденции, Мефодий уже хотел войти, но передумал.
Он подумал: " Что мне сейчас нужно? Разобраться с кризисом Мошкина и прочими текущими проблемами. А потом… мм, потом всё будет, как Я хочу! Но я слишком многого не знаю. А значит, придётся учиться, учиться и еще раз учиться".
Меф поднял руку к небу, дабы немного потянуть время, но вдруг ощутил противодействие.
– Ах, так! – возмутился наш герой и потянулся ещё дальше, наглой конечностью куда-то в бесконечность и дёрнул за хвост самого Змея Времени. Тот, естественно, отдёрнул его назад, вместе с Мефодием. Затем Змей поднёс хвост к носу. Просто чтобы узнать – что за козявка так больно щипается?
– Здорово, Змеюка! – поприветствовал гигантскую рептилию Мефодий, непринуждённо спрыгивая ей на нос, – Слушай сюда, извини конечно, что базарю не на парселтанге, но, думаю, ты меня и так поймёшь. Короче: или ты будешь подчиняться мне, или я отберу у тебя власть над Временем.
Змей смерил нахала тяжелым, как вечность, взглядом и вскинул голову, дабы подбросить его вверх и отправить в пасть.
Вот только Меф будто прилип к его носу.
– А я, дурак, думал договориться по-хорошему, – иронично прокомментировал наш герой.
Взбешённый Змей совсем потерял рассудок и ударил себя хвостом по голове. Но он опоздал буквально на мгновение.
– Ну и что мне теперь делать? – задумчиво произнёс Мефодий, окидывая взглядом окружающую его бескрайнюю чёрную пустоту и висящее рядом хтоническое пресмыкающееся, оглушившее само себя, – А, знаю! – возликовал Меф.
Он сосредоточился, улыбнулся и уменьшил змея до размеров стандартного ужа. Связав его морским узлом, он положил его в расширенный пятым измерением карман и вернулся на Землю.
Оказавшись снова на Большой Дмитровке, он достал змейку из кармана и посмотрел на неё.
– Неплохой сувенир получился! – удовлетворённо прошептал Мефодий. Теперь он обладает ещё одной силой Времени. Не то чтобы она ему была очень необходима, но всё же приятный пустячок.
Решив не откладывать испытания в долгий ящик, он остановил неумолимое течение одной из самых могущественных сил Мироздания.
– Остановись, мгновение, ты прекрасно! – воскликнул "синьор помидор".
Машины, птицы, люди, облака, ветер – всё остановилось. Даже свет слегка померк.
Меф удовлетворённо оглядел застывший мир. Убрав с неба лишние тучи и облака и "разморозив" Солнце и воздух, он уселся за призванную из ближайшей школы парту.
Сев за неё, он подключился к информационному полю Вселенной и скачал оттуда все книги о своей жизни. Перед ним оказалась распечатки двух фанфиков и тринадцать томов в ярких обложках.

Отредактировано Финтифлеи Дракошины (2012-05-31 17:00:21)

Глава четвёртая, эпическая.
Дела текущие.

Эпизод первый, бытовой.
Небольшая передышка.

Как ни странно, но реструктурирование реальности оказалось более лёгким делом, чем Мефодий себе представлял. Преодолеть сопротивление темпоральных потоков было и вовсе просто.
Главное задачей было понять, каким образом взаимодействует писатель и создаваемая или переписываемая им реальность. У Мефа была теория, что, судя по прочитанному, в изначальном мире не предусматривалось существование никаких Воландов и Иешуа, и уж тем более в ней, в этой изначальной емцовской реальности, если и было "Аннэнербэ", то никак не столь могущественное, чтоб задавить войска Эдема и Тартара числом. Да, в принципе, и сама история мира в фанфике была сильно скорректирована. Сам мир стал более серым, откуда не возьмись взялась сестрёнка Аиды и много других удивительных вещей.
Несколько осторожных экспериментов доказали правоту Буслаева, и он понял, что раз историю своего мира теперь пишет он сам, то из неё можно хотя бы убрать все несуразное. Даже нужно.
И он перезагрузил Вселенную на момент событий "Льда и пламени".
Уже завершая работу с тонкими материями, Меф понял, что немного напортачил. И что в новой реальности хронологическая последовательность событий будет перепутана.
Благодаря этому, например, в новой реальности тартарианцы ещё не успели сбежать, в то время как Эдя уже успел каким-то образом познакомиться с Аней, которая и не думала страдать от странных очков, потому что этого с ней тоже не происходило. Гюльнара осталась запертой в кувшине. Ну и другие мелочи.
– А, ладно! – сказал наш герой, – у того же Емца было не меньше анахронизмов и непоняток, – сказал Буслаев, отключаясь от космических серверов.
Но у вмешательства в сакральные планы бытия оказалось одно неприятное последствие.
Это выматывало.
Мефодий чувствовал себя так, как будто только что был донором для целого клана энерговампиров.
Едва стоя на ногах от усталости, он телепортировал на порог родной квартиры.
Вдумчивый читатель может спросить: почему Мефодий, находясь в таком состоянии, смог телепортировать?
А хитрый автор ответит вам, что Мефодий мог бы не только телепортировать, но и мгновенно восстановить энергетический баланс организма, только пожелав этого. Но… усталые мозги плохо варят. И наш герой просто не догадался до элементарного решения своей проблемы.
– Я здесь мам, Эдя, – разрезал воздух квартиры его изнеможённый голос.
Но никто не отозвался.
"Понятно", – подумал Мефодий, – "Мать опять налаживает личную жизнь, а Эдя заколачивает бабки".
Впрочем, именно в этот раз наш герой ошибся. Наоборот, Зозо добросовестно работала, а его дядя, взявший отгул, сидел в кафе с Аней.
Но Мефу до этого не было дела. Ему было паршиво. С непреодолимой силой на него навалился депрясняк... Нет, не котик Дафны. Обычный эмоциональный откат.
Меланхолично обнюхав себя, Меф принял единственно возможное решение и поплёлся в душ.
Хорошенько отмокнув и распарившись, он смог снова почувствовать себя человеком. Ещё больше бодрости ему прибавило то, что горячую воду неожиданно отключили. Взбешённый Мефодий так крепко проклял московский ЖЭК, что рикошетом накрыло всё российское ЖКХ. После этого он попытался подогреть воду, перестарался, ошпарился, заорал и выпал из ванны на кафель, крепко приложившись пятой точкой.
Сразу после этого Мефу в голову пришли мысли о небольшом, локальном, просто крошечном Армагеддоне, состоящем из слабенького землетрясения всего в каких-то четырнадцать баллов по шкале Рихтера, лёгкого метеоритного дождичка из пятидесятитонных булыжничков и нескольких малюсеньких ядерных грибочков.
Но наш герой нечеловеческим усилием воли взял себя в руки, глубоко вздохнул, выдохнул, поднялся с пола и как ни в чём ни бывало встал под холодные струи. Естественно, предварительно запихнув в разбрызгиватель разогревающее заклинание.
Закончив сеанс гигиены, Меф обмотал чресла полотенцем и прошествовал босыми ногами на кухню. Основательно заправившись самоварным чайком и просохнув в тепле, он сотворил себе ещё один комплект одежды, идентичный аннигилированному, и облёк в него своё тело.
"Всё-таки это удобно – не стирать обноски, а облачаться в первозданно-чистые одеяния" – довольно подумал Мефодий.
Желая заценить видок в зеркале, Меф подошёл к нему и ужаснулся.
– Нилб! Я подумал об одежде, но забыл о самом главном! О внешности!
И он торопливо занялся её настройкой. Отрегулировал возраст, остановившись на семнадцати, нарастил сколотый зуб, придал улыбке поистине голливудскую белизну, добавил загара, убрал редкие угри, проступившие от недосыпа, прибавил мускулов…
В общем, две минуты спустя в зеркале отражался настоящий мачо. Который, самодовольно улыбаясь, сказал:
– Теперь Дафна точно не устоит!
Стоп. Дафна! Как же он мог о ней забыть!
Мысль о Дафне моментально подняла ему настроение. И не только.
Она подняла в его душе тревогу за неё. Ведь она сейчас в резиденции! Скорее к ней!
Но прежде, чем он успел что-либо предпринять, в замке задребезжал ключ и из прихожей раздался голос Зозо:
– Меф, ты дома?
– Ага, – машинально откликнулся наш герой, думая совершенно о другом. То есть о другой.
"Как же всё не вовремя!" – подумал Меф и решил разобраться побыстрее.
Вслед за Зозо на кухню вошёл Эдя.
– О, кто к нам пожаловал! Прям "Возвращение блудного сына".
Зозо кинулась к Мефу с типично-материнскими объятиями и поцелуями, но это не входило в планы нашего героя.
– Стоп-стоп-стоп! У меня к вам серьёзный разговор. К обоим. Долгий, так что лучше сесть.
– Что случилось, сынок? Ты заболел? Неприятности на работе? Что-то с Дашей? Неужели… – ахнула она и повернулась к Хаврону, – говорила я тебе! Материнское сердце не обманешь! – хлопотала она, присаживаясь за стол.
– Ага, – откликнулся тот, притабуречивая пятую точку, – как и селезёнку, почки и другие внутренние органы, – саркастично добавил он, – Сеструха, может дашь пацану хоть слово сказать?
– Спасибо, дядя, – благодарно отозвался Мефодий, заново вспоминая похождения Трёхдюймовочки и роль в них Хаврона. "Может, подарить ему экземплярчик "Билета"? Хотя нет, это слишком жестоко. Никто кроме меня не должен знать, что мы живём в выдуманном мире. Не хочу никому портить жизнь мозгодробильными идеями".
– Я это… короче… – неуверенно начал Меф, тоже усаживаясь. Он запнулся, не зная какими словами объяснить дражайшим родственникам новую концепцию бытия, – А ладно, проще вот так! – воскликнул наш герой и щелкнул пальцами.
Потревоженное пространство затрепетало. И вывернулось наизнанку.
И обеденный стол, три табуретки, Меф и его изрядно удивлённые родственники оказались на залитом полуденным солнцем побережье бразильского пляжа неподалёку от Рио-де-Жанейро.
Да, Мефодий безусловно хотел поразить Зозо и Эдю. Но не так.
Вообще-то, он хотел переместиться на пустынный пляж. Но где в этом мире найти хоть один безлюдный берег? Так что ему "повезло". Ведь пляж оказался нудистским.
– Я ослеп! Я ослеп! – завопил Эдя, которому посчастливилось зацепить взглядом тётеньку лет пятидесяти и весом около ста пятидесяти.
Мефу же каким-то чудом удалось избежать этого сомнительного счастья. Он щелкнул сразу, едва понял свою ошибку.
И они оказались на заснеженной равнине посреди Аляски.
– Ты чё творишь, мелкий… – взъярился было Эдя, но Мефодий, ничтоже сумняшеся, запечатал ему рот заклинанием. Так что мы не узнаем, как Хаврон хотел назвать племянника.
Мефодий опять вспомнил, что торопится и быстро-быстро защёлкал с обеих рук.
Декорации начали меняться с калейдоскопической быстротой.
Щёлк! – раскалённая пустыня.
Щёлк! – вершина Эвереста.
Щёлк! – кругом рыбки и кораллы.
Бульк! – открытый космос и кольца Сатурна прямо перед глазами.
… – Джунгли.
Три обезьяны сидят на ветке. Самка орангутанга, в ужасе прикрывшая глаза. Здоровая горилла, прикрывающая уши от гомона тысяч различных тропических птичек. И бабуин,
зажимающий рот, чтобы не засмеяться. Наконец он щелкает, и кадр сменяется в последний раз.
Кухня.
Старшее поколение с лицами, больше смахивающими на подошвы. И ржущий, глядя на них, Мефодий. Не смущаясь, он извлёк из пятимерного кармана фотоаппарат и запечатлел этот миг своего триумфа.
После чего обратился к ним с речью.
– Теперь, когда вы убедились, что это я не сумасшедший, а скорее вы, я могу спокойно признаться вам, что в настоящий момент, в силу некоторых обстоятельств, являюсь, вроде как, исполняющим обязанности Бога в этом мире. Надеюсь временно, но кто знает? И, на радостях, я предлагаю вам аттракцион невиданной щедрости! Проще говоря, немножко поработаю золотой рыбкой.
Какое-то время спустя, когда они вышли из оцепенения, покричали, успокоились, выпили по три чашки чая, выслушали Мефа ещё раз, только внимательно, они поняли, что за шанс им выпал.
И всего через две минуты, новая миллиардерша Зозо Буслаева отправилась в кругосветку на личной яхте, а Эдя, обретший небольшое сходство с Терминатором и Суперменом – к Ане. С букетом цветов и колечком. С во-от такенным бриллиантом!
Оставшись в гордом одиночестве, наш предприимчивый герой счастливо вздохнул, донельзя довольный тем как всё устроил.
– А теперь – к Дафне!
С высоко поднятой головой он покинул квартиру, где прошло его детство.
А на открытой нараспашку двери повесил табличку:
"Музей Мефодия Буслаева. Открыт круглосуточно.
Внимание: при попытке что-нибудь прихватить сработает дезинтеграция, и ваше тело будет разложено на атомы, молекулы и элементарные частицы.
Добро пожаловать!"

Эпизод второй, скоростной.
Аццкая гонка.

Спускаясь по лестнице, он думал следующее:
"Задолбала меня телепортация! Думаю, на сегодня хватит. От этих перемещений уже и голова кружится, и мутит. Но как сказал бы Евгеша: я ведь, кажется, спешу, да?"
И он в одну секунду пронёсся по оставшимся четырнадцати этажам, насквозь пробив звуковой барьер.
Стёкла домов родного квартала ещё осыпались на асфальт, а Мефодий уже понял, что бегать на сверхскорости ему тоже не нравится. Ветер свистит в ушах так, что кажется вот-вот оторвёт их напрочь, а кожа на лице покрывается мозолями. Да и одежда вон, слегка дымится.
Восстановив относительно человеческий вид, Меф решил, что лучшим способом передвижения будет такси от Мамая.
Поэтому он достал меч Древнира и проголосовал им.
Из ближайшей подворотни, с жутким инфернальным грохотом вылетел рыдван, изрядно прокопчённый, без стёкол, с какими-то ошмётками вместо шин. Но было видно, что это некогда было могучим спорткаром с табуном лошадок под капотом.
– Шеф, до Большой Дмитровки не подбросишь? – панибратски обратился к водителю Меф.
Мамай свирепо глянул на него и произнёс сквозь зубы:
– Пять эйдосов!
– А не жирно ли будет? – изумился Буслаев, – Даю один, и хватит с тебя!
– Ладно, садись! – скрипнул зубами тот.
Едва наш герой сел, Мамай, верный себе, рванул с места так, что из-под колёс полетели клочья асфальта.
Тартарианский гонщик гнал с адской скоростью. Не разбирая дороги, сбивая все, что попадалось на пути, они уже через полминуты пронеслись через Красную площадь, а через две – вылетели на МКАД с противоположной стороны города. Даже несколько флегматичная российская милиция не снесла такой наглости и ринулась в погоню.
Да и спецслужбы не зря жевали свои бутерброды с конфискованной икрой.
Они среагировали нереально быстро. И всего через три минуты к тихоходным "уазикам" и быстро отстающим "девяткам" присоединились чёрные внедорожники без опознавательных знаков. Непонятно как, но они не уступали в скорости потусторонней колымаге и даже стали нагонять её. Сирены разрывали воздух. Вот одна чёрная машина приблизилась и ударила сзади тачку наших героев.
Мефодий в ответ ударил струёй пламени по колёсам противника.
Дикий скрежет, пронзающий мозг раскалённым сверлом. Черный джип резко затормозил, высекая искры из дорожного покрытия. Его коллега, не ожидавший этого, врезался в него и оба выбыли из гонки.
– Минус два! – радостно воскликнул Меф.
Продолжая веселье, он дождался поворота и создал позади сильнейший гололёд.
Под улюлюканье Буслаева, большая часть преследователей с жутким грохотом улетела в кювет.
– Минус семь! – продолжил счёт наш герой.
Но оставшиеся и не думали прекращать преследование. Они видимо решили, что нарушителей не удастся взять живыми, и открыли огонь.
– Ложись! – крикнул Мефодий и водитель с пассажиром пригнулись к сиденьям, стараясь не поймать свистящие над ними пули.
Только это их и спасло. Потому что на перекрёстке прямо перед ними на дорогу вылетел бензовоз, промчавшись под прицепом которого адский драндулет превратился в кабриолет.
А чёрные "гончие", увлёчённые стрельбой, не заметили этой незначительной мелочи, и перекрёсток за спинами Мефа и Мамая осветило яркое зарево взрыва.
– Круто! – торжествующе вскинул руки Меф, – Минус все!
Правда, он сразу осёкся, ибо заслышал шум вертолётных лопастей.
– Слушай, дай порулить! А ты будешь отстреливаться! – торопливо прокричал наш герой, материализуя на соседнем сиденье целый арсенал.
Мамай одобрительно крякнул, перелез на пассажирское место и схватил базуку.
Но Меф перебраться не успел, поскольку вертолёт уже заметил нарушителей и зарядил пулемётным огнём. Буслаев едва успел скастовать приличный щит, как ему пришлось отклонять дымящиеся дружелюбием ракеты. Но тут Мамай, наконец, поймал вертолёт в прицел и жахнул.
Снаряд, снабжённый заклинанием самонаведения от Мефа, вонзился в днище геликоптера и в воздухе раскрылся огненный цветок.
Мефодий и Мамай посмотрели друг на друга и засмеялись.
Но тут же вспомнили, что машина, вообще-то, неуправляема и предоставлена сама себе.
Всего в каких-то двухстах метрах впереди дорогу перекрыли двойным рядом милицейских машин, а сзади вновь вынырнули российские эквиваленты "хаммеров".
С трудом удержавшись от воплей, наш герой запрыгнул на место водителя и вовремя отклонил машину от встречи с бетонным ограждением автострады.
Едва Меф оказался за рулём, как автомобиль начал преображаться. Кузов потёк, подобно ртути, и изменял свою форму, пока тачка не превратилась в "Ламборджини Галлардо" ослепительно-изумрудного цвета.
Он выжал газ до упора и из четырёх выхлопных труб вырвались потоки лилового пламени.
Нитроускорение бросило тачку вперёд и до блокпоста остались считанные секунды. Но…
– Турбонаддув! – проорал таинственное слово Мефодий, мотор взревел разъярённым драконом и машина оторвалась от земли, прямо над пораскрывавшими рты милиционерами.
В тот же миг преследователи оказались далеко внизу.
А в воздухе над блокпостом повисла гигантская надпись из фиолетового дыма, гласящая:
"Пока, лопухоиды!"
***

Эпизод третий, проходной.
Причинение добра.

Некоторые время спустя Буслаев и Мамай десантировались в двух кварталах от резиденции.
Едва отстегнув парашют, Меф принялся утешать расстроенного комиссионера.
– Ну хватит убиваться! Найдёшь себе другую тачку! – бормотал наш герой, чувствуя вину за то, что захотел проехаться по стене небоскрёба. К сожалению, стёкла оказались недавно помытыми, машина потеряла управление и сейчас догорала, вонзившись в асфальт.
Но Мамай всё равно глядел в одну точку и не отвечал на коммуникативные акты. Обычно он радовался увечьям своего транспорта, но эта тачка, после буслаевского тюнига, была слишком хороша.
– Знаю, что поднимет тебе настроение! – вдруг хлопнул себя по лбу Мефодий, – Я ведь обещал тебе эйдос? Ну так я тебе его дам!
В глазах комиссионера промелькнула искра жизни.
В следующий момент он кинулся на Мефа с явным намерением буквально вынуть из него душу.
– Э-э! Руки! – возмутился Буслаев, – Хотя… пытайся, – передумал он снисходительно.
Мамай несколько раз ушиб руки о грудь Мефа, но даже не коснулся эйдоса.
– Что, не получилось? – ехидно спросил синьор помидор раздосадованного экс-водителя потустороннего такси, – Балда! Я говорил про твой эйдос! – сжалился над ним Мефодий.
Он щёлкнул, призывая сияющую песчинку из глубин Тартара, сжал её в кулаке и одним решительным движением водвинул в давно пустующую грудную клетку бывшего человека.
И пластилин, из которого состоял комиссионер, внезапно вспыхнул белым пламенем.
Мефодий замахал руками, разгоняя клубы удушливого чёрного дыма.
Когда же дым рассеялся перед Буслаевым сидел… человек. Да ещё и с крайне глупой, но счастливой мордой лица.
– Ну что, друг мой, с возвращением? – усмехнулся Меф, глядя, как по лицу бывшего слуги мрака текут… слёзы?
Растроганный хан крепко обнял нашего героя и пожал ему руку.
Мефодий лишь снова улыбнулся и сказал:
– Мы с тобой сегодня классно отожгли! Так что у меня для тебя ещё один подарок.
Меф взмахнул рукой и перед ними возник болид "Формулы-1".
– Все магические примочки встроены. Прошу!
Мамай неверящим взглядом обозрел свой новый транспорт, радостно взревел и запрыгнул в него.
– Подвезти? – крикнул он Мефодию, радостно сверкнув зубами.
– Не стоит. Я лучше пешочком. Да и болид вроде одноместный, – ответил тот.
И Мамай унёсся навстречу заходящему солнцу.
– В Монте-Карло поехал, – улыбнулся Меф. Затем он посмотрел на небо и задумчиво произнёс:
– Помнится, в детстве я гонял взглядом отражение луны. Зато сейчас!
Один зрачком он подцепил дневное светило за ободок и выпихнул его за горизонт. А другим выдернул из-за него Луну. Немножко покружив её по небу, Мефодий угомонился и неспешной лёгкой походкой направился в сторону резиденции.
Его охватила ностальгия. Он снова вспомнил тот вечер, когда впервые столкнулся с проявлением скрытой изнанки мира. Сначала лунное отражение… затем Улита, стебущаяся над боровом. Подробно припомнив те её непередаваемые словечки, Меф непроизвольно согнулся пополам от хохота.
Прохожие странно косились на него и ускоряли шаг. Но Мефодий этого не заметил. Зато он заметил проезжающего мимо на мотоцикле Эссиорха и Улиту, вцепившуюся в него истинно ведьминской хваткой.
– Эй! – замахал он руками, – Сюда!
Видя, что Его самым наглым образом не замечают, он повторил призывный клич, усилив его так, что задребезжали стёкла в витринах.
Страж и ведьма оглянулись и увидели-таки нашего героя.
– Мефодий! – Ты где был?! – наперебой стали они заваливать его вопросами, едва подъехав, – Мы тебя всюду ищем! – Целый день! – Даф там в резиденции с ума сходит! – Арей носом землю роет, допрашивает Аиду, что с тобой случилось, а та говорит, что не знает! – Мамзелькина и не знает! – Тебя никак невозможно обнаружить! – Что ты улыбаешься?! – Скажи хоть что-нибудь! – Эссичка, я думаю, у мальчика повреждён мозг – вон он как лыбится! – Ну что ты, может он просто челюсть вывихнул!
Мефодий поднял руку, остановив поток их слов и споров.
– Вы даже представить себе не можете, как я вас люблю! – воскликнул он, кинувшись обнимать Эссиорха и Улиту. Это ему удалось с трудом (пришлось даже слегка удлинить руки).
Ведьма многозначительно посмотрела на байкера, и в её взгляде сквозило тревожное "Я же тебе говорила!"
От нашего героя этот взгляд не скрылся, поэтому он, не смущаясь, слегка парализовал парочку, сорвал с шеи Улиты дарх, раздавил его прямо ладонями, освобождая эйдосы, щёлкнул, подзывая собственный эйдос Улиты, осмотрел его, отряхнул, отскоблил всё тёмное и лишнее и аккуратно положил сияющую песчинку на положенное ей место.
После чего чуть больше напрягся, телепортируя из Эдемской кузни свеженькие золотые крылышки с серебряной цепочкой.
Довольно небрежно набросив крылья ей на шею, он серьёзно и торжественно сказал:
– С Днём Рожденья, страж света Улита! – и заржал, гад этакий. Испортил такой трогательный момент.
Магическое оцепенение давно спало с них, но они всё равно пребывали в ступоре.
Наконец наржавшись, он, всё ещё похрюкивая (сказывается происхождение, ой сказывается!), произнёс:
– А летите-ка вы, голубки, на тропические островки! – и махнул рукой.
Но прежде чем они окончательно растворились в воздухе, чтобы соткаться из него где-нибудь на Гавайях, Меф крикнул им вслед:
– Пришлите мне открытку!
Затем он перевёл взгляд на оставшийся мотоцикл.
– Странно, сегодня он без коляски. Нилб! Вот ведь незадача. Если я его пошлю следом за ними, то не уверен, что сие чудо техники не свалится кому-либо на голову. Кроме того, вряд ли Эссиорху сейчас будет дело до мотоцикла. Так что лучше я возьму его себе. Ну, чтоб никто не украл. А то тут много всяких!..
И наш герой взгромоздился на ненадёжное средство передвижения, пренебрегая всеми правилами техники безопасности.
Крепко вцепившись в ручки руля, Меф газанул. Сзади привычно полыхнуло лиловым, и мотоцикл рванул с места, поднявшись на дыбы.
– Ю-ХУ-У-У-У! – выражал Мефодий свои эмоции на неизвестном культурному человечеству языке.
Ветер хлестал его по щекам, хвост волос развевался сзади и редкие прохожие, завидев это чудо на байке, сразу же переходили на другую сторону улицы. Или трусливо жались к стенам.
Подъезжая к заведению, Буслаев подумал: "Вообще-то, я планировал войти, открыв дверь пинком. Но так будет даже лучше!"
И он протаранил двери резиденции, не снижая скорости.
***

Эпизод четвёртый, агрессивный.
Сплошные бои.

– Ареюшка, ну в сотый раз говорю тебе, ну не значится твой ученик в списках, не значится! Не было на него разнарядочки!
– Куда же он мог деться, а Аида? Может он в заглот сунулся? – задумчиво протянул Арей, – Или ты скажешь, что наш синьор помидор сбежал и сейчас где-нибудь развлекается? – язвительно добавил он.
Но тут их разговор прервало некое необычное явление на двух колёсах, истошно орущее нечто нечленораздельное.
Даже Арей и Аида, много повидавшие на своём веку, были несколько удивлены, когда в приемную на огромной скорости ворвался вопящий Меф на мотоцикле и чуть не снёс фонтан.
Их удивление возросло, когда резко затормозивший Мефодий не удержался на сидении и бултыхнулся в пресловутый фонтан с головой.
И это удивление перешло в офигевание, когда пьяненький и насквозь промокший Мефоша выбрался оттуда, высушил себя небрежным взмахом руки, материализовал меч и, пошатываясь, подошёл к Арею и сказал ему, путаясь в словах:
– Я… это… вызываю вас на бой, во! – и рухнул к ногам мечника.
– Нашёлся голубок наш недорезанный! За это надо выпить! Не угостишь старушку? – первой пришла в себя Мамзелькина, чьи нервы были закалены тысячелетиями однообразной работы.
– Да погоди ты с выпивкой, Аида! Тут разобраться надо! – сказал барон мрака и попытался протрезвить Мефодия заклинанием.
Буслаев, и не думавший терять сознание, резво вскочил на ноги и вновь блеснул красноречием:
– А ну-ка! Никакого… ик!.. жульничества! Мы буэм драцца чессна! – выдал он и замахнулся мечом. Но меч перевесил, и наш герой попросту шлёпнулся на пятую точку.
– Ой, позор-то какой! – запричитала Аида, – И это твой лучший ученик! – подколола она Арея.
Тот в ответ только что-то невнятно прорычал.
Но Мефодия с детства, как вы, надеюсь, помните, отличало невероятное упрямство, достойное целого табуна ослов.
Поэтому он, опираясь на меч, встал и продолжил дёргать судьбу за хвост.
– Я требую продолжения банкета… ик!.. поединка!
Глаза Арея приняли суровое выражение. Ну, ещё более суровое, чем обычно.
– Сначала проспись! – громыхнул его голос, и он швырнул Мефодия об стенку.
От удара наш герой протрезвел и чуть не стал клиентом Мамзелькиной, когда прокрутил в памяти последние события и понял, что он только что творил и в какой ситуации оказался.
Тихо валяясь в углу, он прогнал остатки дурмана из горемычной башки и соизволил ею воспользоваться.
"Чёртов алкоголь! Никогда не буду пить! Но что делать? Я бросил ему вызов, и не думаю, что он это забудет! Ни-и-и-и-илб! Так, стоп! Я что, боюсь?! М-м-м… да. А со своими страхами надо что? Правильно, бороться! Иначе я так и буду всю оставшуюся жизнь… э-э, то есть вечность, трепетать перед этими одиозными фигурами. Они, в конце концов, не настоящие! Хотя… меч у Арея вполне настоящий и может неиллюзорно снести мне чердак. Но… как раз с этим я вполне способен справиться. Главное не дать ему меня заболтать. Поэтому надо перехватить инициативу и не давать ему слова вставить, иначе он тупо задавит меня авторитетом!"
Всё это быстро пронеслось в умудрённой шишками голове Мефодия и он вновь поднялся.
И напоследок решил применить ещё и психологическую атаку.

– Вы собрались на обед?
Вызов брошен - где ответ?

– выдал он экспромтом.
Арей остановился, повернулся, удивлённо поднял бровь и материализовал меч.

– Божественный Арей,
Барон и мечник Мрака,
Меч в твоей руке как змей
Ты отчаянный рубака.

– Произнёс он, поднимая свой меч и встречаясь с грозным взглядом "рубаки".

Осмелься и сразись сейчас со Мной!
И для тебя последним станет этот бой.

Их клинки сблизились, и пляска лезвий началась.

– Сожжёт тебя сраженья жгучий жар
И ты пропустишь роковой удар!

После этой строчки роковой удар едва не пропустил увлёкшийся Мефодий.

– Время течёт как вода,
Жизнь бессмысленна и пуста.
Не те уже твои года
И реакция… давно уже не та!

Арей молча удвоил темп боя, и Мефу пришлось туго.

– Ты выдохнешься быстрее
И я низвергну старого Арея
И лучшим нарекут Меня,
А ты – не мечник, а фигня!

Вот зря он это сказал. Потому что Арей тут же выбил меч у него из рук, отбросил Мефодия на пол и приставил меч к его горлу. Тот нервно сглотнул.
Арей улыбнулся. И произнёс:

– Мой путь пересекали реки крови наглецов
И твой приём наивный для меня не нов.
Вы в чём-то правы, молодой синьор,
Но вы всего лишь недозрелый помидор!

Барон усмехнулся и убрал меч. Мефодий вытер пот со лба и сказал:

– Нилб! Ну что с него возьмёшь?
Тысячелетний опыт не пропьёшь!

– А теперь, синьор помидор, приступим к разбору ошибок. Во-первых, ты совершенно напрасно гармонизировал свои удары с ритмом стихотворения. Благодаря этому я сразу же просчитывал все твои атаки…
Мефодий сидел на полу и дулся. Неужели так будет всегда, и Арей всегда будет более масштабной личностью, чем он?
–… ну и в-последних, ступай-ка ты, Меф, на второй этаж и успокой свою крылатую подружку.
– Что? – очнулся от раздумий Меф.
– Дафну, говорят, проведай! А то она вся там извелась от тревоги за тебя. Сидит в комнате, могилка наша недозакопанная, заперлась, никого не пускает, никого видеть не хочет. Только на дудочке играет, да казенную мебель портит, – с удовольствием вмешалась Аида Плаховна, до сих пор скромно молчавшая.
Видимо бочонок, который пристроился рядом с ней на диванчике, уже почти опустел.
Дафна! Нилб-нилб-нилб! Он ринулся было к лестнице, но остановился.
– Я не могу её увидеть, пока не завершатся мои текущие дела, – задумчиво произнёс он и повернулся к Арею.
И превратился в него.
Аида чуть не поперхнулась медовухой.
Арей приподнял бровь и холодно спросил:
– И что это значит?
– А это значит, – ответил ему голос, в котором странным образом смешивались голоса Мефодия и Арея, – что я только что скопировал весь ваш тысячелетний опыт, все ваши навыки, умения и силы. В общем всё. Мы почти на равных. Почти… потому что у меня есть преимущество, – сказал наш коварный герой и поднял руки.
В его левой руке змеился клинок, идентичный мечу барона, в правой прожигал воздух раскалившийся меч Древнира.
На секунду они замерли друг напротив друга. Они выглядели как отражения, как братья-близнецы. Совершенно неотличимо.
А затем был взрыв.
Никак иначе нельзя описать то, что случилось. Словно два смерча сошлись в последнем столкновении, и каждый желал поглотить другого. Их движения были столь неуловимо-быстры, что смертные глаза не смогли бы их заметить.
Секретарский стол, попавший под танец мечей, превратился в щепки и опилки.
Звон мечей слился в убийственную мелодию, музыку смертельного боя, песню клинков, требующих крови.
Смерть на диванчике подпевала, хлопала в ладоши и одобрительно постукивала косой по полу.
Внезапно… всё закончилось. Меч Древнира торчал из стены, пронзая портрет Лигула. Один из змеистых клинков валялся на полу.
А один из Ареев стоял над другим, направив на него меч.
Но какой? Даже сам Арей, в вихре боя позабывший всё, не смог бы сейчас ответить, стоит ли он, торжествуя, или лежит на полу, надеясь на милость победителя.
Но тут в глазах лежащего Арея вспыхнуло уже знакомое нам безумие, и он превратился назад в Мефодия.
Он тут же вскочил и захлопал в ладоши.
– Браво, учитель! Сегодня вы превзошли самого себя! А это не каждый может, не так ли? Но… – сделал он паузу, – вынужден вас капитально разочаровать. Выгляните в окно! Какой век на дворе? Двадцать первый! А вы? До сих пор играетесь острыми железками! А стражи света и того хуже – дудочками! Детский сад какой-то! И потом, зачем мне, скажите на милость, меч, когда я могу сделать так? – Меф взмахнул рукой и все мечи мгновенно оказались в магическом сейфе.
– И вот так?!
И на месте Арея сидит маленький чёрный и пушистый кролик в клетке. А рядом валяется дарх. Наш герой медленно и развязно подошёл к нему, взял паразитическую сосульку в руки и уничтожил её. Освобождённые эйдосы устремились ввысь.
А затем Меф повернулся к подозрительно тихо сидящей Аиде Плаховне.
– А я чё? Я ни чё! Сижу, семечки грызу! – сказала ему Мамзелькина, хлопая глазками.
Буслаев присел на диванчик и спросил:
– Скажите, Аида Плаховна, а вы давно в отпуске были?
– Ой, милок! Да какой там! Нам, скромным работникам косы, ни отпуск, ни выходной вовсе даже и не положены!
Наш герой поцокал языком.
– Вот ведь непорядок! – посочувствовал Меф, – ладно, считайте, что с этого момента вы в отпуске! Сдайте рабочий инструмент!
– Ой, мило-о-ок! Чой-то я совсем старая стала! Ты возьми-тко сам. Что у тебя, руки отвалятся? – ехидно спросила смерть и захихикала.
– И возьму! – почти не дрогнувшим голосом ответил наш герой и схватил рукоятку косы.
В его разум хлынула боль. Боль тысяч, миллионов, миллиардов смертей и агоний. Крики умирающих, стоны, захлёбывающийся предсмертный шёпот.
Его руки стремительно постарели, кожа иссохла и обвисла. А затем рассыпалась прахом, пеплом и пылью. Обнажились кости, которые продолжали упрямо цепляться за косу.
Душу терзала скорбь живых, разлучённых с близкими: матерей, лишившихся своих детей, сирот, потерявших родителей, навсегда разлучённых возлюбленных…
Но это не сломило Мефодия. Нет. Наоборот, их стенания придали ему мужества, и он решил идти до конца.
Сквозь стоны умирающих прорвалась никогда не слыханная им прежде мелодия:

Yeah, when I'm king of the world
Yeah, there'll be no more pain
No sorrow…
When I'm king of the world…
(Angelfish - King Of The World)

– Да будет так! – сказал Меф и ударил косу всей накопленной мощью. Всем могуществом. И Всемогуществом. И воспоминаниями: о весёлом смехе Даф, о новом рассвете, о весеннем дожде, о торжестве жизни над смертью…
И самый могущественный артефакт во Вселенной не выдержал.
Коса сдалась и признала нового хозяина.
– Избавитель… – поражённо прошептала экс-смерть и упала на колени.
Мефодий открыл глаза и посмотрел на свои руки.
"Фух, значит это было лишь в моём воображении!" – обрадовался он.
– Ну что вы, Аида Плаховна, вставайте! Подумаешь, Избавитель! Вы ещё скажите Укротитель Сельхозинвентаря! – нервно засмеялся наш герой.
– В общем, вот что я придумал: вы Море Дождей знаете?
– Это на Луне которое?
– Именно! Так вот, даю наводку – теперь оно называется Морем Медовухи.
Мамзелькина вытаращилась на него во все глазёнки.
– Милок, дай же я тебя расцелую! – кинулась к нему Аида.
– Э, не стоит, – отгородился косой Мефодий, – лучше возьмите это с собой, – он щёлкнул пальцами и клетка с кроликом прыгнула в руки Аиде, – и лучше поторопитесь, ведь заклятие спадёт через две минуты. И передайте Арею мой горячий привет, извинения и этот скромный презент за годы учёбы, – протянул он старушке маленькую чёрную шкатулку.

Эпизод пятый, эмпирический.
Экспериментатор и революционер.

Аида Плаховна уже испарилась из резиденции, держа курс в ночное небо, а Мефодий всё ещё сидел на диване и любовался своей новой игрушкой. Он снял чехол с лезвия и посмотрел на своё отражение в нём. Нормальное, обычное отражение. Только в теле ощущение какой-то лёгкости. И потолок почему-то приближается.
Тут Меф взглянул вниз и увидел возле диванчика своё бесчувственное тело и валяющуюся рядом косу.
– Нилбецкий хрымбель! – беззвучно заорал наш герой и запрыгнул обратно в тело.
Придя в себя, он поколдовал над глазами и опасливо открыл их. Посмотрел на лезвие.
Кажется больше не действует.
Посидев ещё минутку, он придумал, как усовершенствовать косу.
– Надо сделать лезвие выкидным.
Сказано – сделано.
– Ну, и раз уж она теперь смахивает на перочинный нож… – произнёс Меф и превратил её в указанный предмет.
Когда же он положил новый ножичек в карман, то похолодел.
Именно в карман он положил уменьшенного Змея Времени. А затем, в квартире, аннигилировал всю одежду!
– Это же был вымирающий вид. Наверняка занесённый в Красную Книгу! – убито произнес Буслаев. Но тут же рассмеялся.
– Тьфу ты, я и забыл, что прикреплял пятое измерение кармана не к одежде, а к собственной ауре!
Всё еще посмеиваясь собственной забывчивости, Мефодий направился к лестнице. Но по ней, прямо навстречу ему, слетела компания Наты, Евгеши и Чимоданова.
– А вам что нужно в столь поздний час, друзья мои? – весело спросил у них Мефодий.
Уж больно уморительный у них был вид. Взъерошенные и глаза по пять рублей. Ему ответил Евгеша, как самый вменяемый.
– Там, за окном, Аида Плаховна улетела в небо. Кувырком. Я ведь это видел, да? – привычно засомневался Мошкин.
– Колись, что ты об этом знаешь?! – в один голос спросили Вихрова и Петруччо.
– Ну-у-у… – протянул Буслаев, – просто помог старушке набрать вторую космическую. А то без косы ей это несподручно.
– Короче, – пресёк Меф дальнейшие расспросы, – сегодня Ночь Добрых Дел. А посему…
И в тот же миг Ната оказалась на ярко освещённой улице Лос-Анджелеса, а Евгеша, в компании дюжины ящиков консервов, в иглу на Южном полюсе.
– Куда это ты их? – ошарашено спросил Чимоданов.
– Проблема с ними. Ната слишком хорошо знает, чего хочет, Евгеша, наоборот, никак не может определиться в этом вопросе. Теперь, Вихрова в Голливуде, где уж точно добьётся всего, что в голову взбредёт, с её-то способностями. А у Мошкина будет время разобраться в себе. Но мы, друг мой, говорим не о том. Слушай, Петруха… – надвинувшись чересчур близко, прошептал Меф, – ты же позволишь так себя называть?
Чимоданов осторожно кивнул.
– Так вот, Петруха, ты отличный парень! – сказал Меф и хлопнул его по плечу.
Чимоданов вздрогнул и отчаянно огляделся, ища путь к отступлению.
– Э-э! Я не в этом смысле! – возмутился Буслаев.
Петруччо слегка успокоился.
– В общем, слушай! Родина в опасности! Ты же любишь Родину, не так ли? – подозрительно спросил Мефодий, облучая Чимоданова безумным блеском своих глаз.
Тот часто-часто закивал.
– Вот именно, друг, вот именно! Мы с тобой нужны Родине! Сейчас она нуждается в нас как никогда! Сейчас, когда вонючий карлик Лигул безраздельно царит над мраком. Это время перемен, Петруха, время перемен! И только мы с тобой способны обеспечить эти перемены! Мы устроим революцию, Петруха!
Челюсть Чимоданова отвисла. Мефодий аккуратно захлопнул её.
– Да, мы свергнем этого горбунка! И сами станем править Тартаром! Долой трусливых администраторов! Даёшь диктатуру мраклериата! Мы установим Царство Мефодиево на земле! УА-ХА-ХА-ХА-ХА! – залился безумным злодейским смехом юный Мефистофель.
Чимоданов тихо сползал спиной по стене.
Меф резко перестал хохотать, взмахнул рукой и деловито спросил у Чимоданова нормальным голосом:
– У тебя гранаты есть?
– Да, а зачем тебе? – очнулся от обморока Петруччо.
– БЫСТРЕЕ НЕСИ! – рявкнул Меф и Чимоданова как ветром сдуло, – Не поторопишься, засуну её тебе… в глотку!
Треть секунды спустя, Петруччо возник перед ним, как лист перед травой.
– Превосходно! – воскликнул Буслаев и выдернул из его рук "лимонку". Быстро нашептав на неё парочку заклинаний, Меф поманил своего компаньона за собой.
Они подошли к двери кабинета Арея. Мефодий открыл дверь. За ней прятался Тухломон, плотно прижавшись ухом к её поверхности. В его руках был блокнотик. Естественно, он находился в стазисе.
Мефодий повернулся к Чимоданову и спросил:
– Ты слышал, как Тухломон хвалился, что он быстрее всех доставляет доносы Лигулу?
– Подчёркиваю, слышал! – оживился тот.
– Ну тогда, думаю ты поймёшь, что лучшего курьера для нашего "подарочка" и не придумаешь! – подмигнул ему Мефодий.
После этого он достал ножик, осторожно разрезал пластилин в районе живота Тухломона, засунул туда гранату и скрепил пластилин обратно.
И разморозил комиссионера.
– Бу! – крикнул он прямо в пластилиновое ухо и трудоголик на службе у мрака мгновенно трусливо испарился.
Тридцать секунд спустя земля ощутимо вздрогнула, и до них донёсся отголосок подземного гула.
– Ну вот и всё! Тартара больше не существует.
– То есть как? – не понял Чимоданов.
– Элементарно, Петя! Замедляющее заклинание не позволило гранате взорваться сразу, Экранирующее обеспечило её необнаружение, а Усиливающее довело мощность взрыва до пятиста мегатонн. Такая вот водородная бомба кустарного типа. Там щас всё спеклось, так что вместо Тартара там сплошная грибная запеканка. Радиоактивная.
– И знаешь что, Петруччо? – спросил вдруг Меф.
– Что? – попятился Чимоданов.
– Считай, что попал под программу защиты свидетелей. Ты же вроде изучал английский? – сказал Меф и махнул рукой.
Чимоданов очнётся в Вашингтоне, с фальшивым паспортом на имя Питера Бэггинса, коренного американца.
– Готов поспорить, что он там развернётся. Возможно даже американским президентом станет! – произнёс Меф и согнулся в приступе хохота, представив себе президенство Чумадана.
Но тут… всё вокруг залило голубоватым светом. Это хлынули из-под земли миллиарды освобождённых эйдосов, выброшенных из мрачных глубин взрывной волной.
– Красиво, – вздохнул Мефодий и продолжил свой путь наверх. Он поднялся на второй этаж, в зал. Теперь его отделяла от цели лишь одна дверь.
И сидящий под ней адский котик, выставленный хозяйкой и вылизывающий крыло.
Который подозрительно уставился на нашего героя голодными глазами.
– Депря! – радостно вскрикнул Буслаев, – А для тебя у меня тоже есть подарок! Даже два. Мне стало жалко, что ты, такой обаятельный монстрик, не умеешь дышать пламенем. Поэтому держи – новый Китикэт из жареных летучих мышек! Со вкусом саламандры!
Рядом с котиком появилась миска дымящегося корма.
Депрясняк презрительно покосился в сторону миски, понюхал, подошёл и лениво попробовал кусочек. Одобрительно заурчав, он начал уплетать ароматные кусочки мяса. Тарелка опустела через четыре целых и двадцать две сотых секунды.
– Запей кислотой! – предложил Меф.
Кот оценил щедрость и вылакал кислоту ещё быстрее.
После чего икнул и выдохнул полутораметровый язык пламени.
Мефодий умилённо наблюдал за этой картиной.
– И… – улыбнулся наш герой от уха до уха, – второй подарок!
В зале очутились три очаровательных кошечки. Земная сиамская, пушистая белая скромница из Эдема и рыжая тартарианская бестия с тонким чёрным хвостом-бичом. Крылатый котик оторопел. А затем…
– МЯ-Я-А-А-А-У-У! – взревел Депрясняк, кинулся на руки Мефодию и облизал его в нос шершавым языком.
– Ну-ну, что за телячьи нежности, – смутился тот, – иди лучше селекцией займись!
И котик тут же рванул за удирающими кошечками, предвкушающе завывая и изредка поплёвывая огоньком.

Эпизод шестой, томительный.
Последний рывок.

Проводив взглядом осчастливленное создание, наш герой перевёл взор на дверь.
Теперь, когда цель была всего в нескольких шагах, на него внезапно напала вообще-то несвойственная ему робость.
Он потоптался на месте.
Сглотнул.
Вздохнул.
Перекрести… нет, остановился, вспомнив текущее положение вещей. Хотел было досадливо сплюнуть, но удержался и на всякий случай всё же довёл жест до конца.
На почти не дрожащих ногах Меф подошел к двери и толкнул её. Та осталась равнодушной к этому действию.
– Тьфу! – сказал он и потянул дверь за ручку.
И вновь никакого результата.
Мефодий истерично захихикал и пару раз ударил дверь лбом. Как же глупо выглядело всё происходящее.
Наконец Буслаев нейтрализовал все лежащие на двери заклинания.
И застыл перед ней, потирая руки в возбуждении.
И прошёл прямо сквозь дверь.
И застыл, увидев Дафну.
Она была прекрасна.
В светло-зелёной маечке, в коротеньких синих шортиках. Глядя на её босые ножки, Мефодий вздрогнул всем телом. У Даф были очень трогательные колени. Их так и хотелось потрогать. Неудивительно, что она большую часть времени скрывала их под джинсами.
Наш знаменитый поэт с артиллерийской фамилией, известный ценитель женских ножек, увидев икры Даф, застрелился бы сам. От дикой зависти к нашему герою.
Длинные хвосты её светлых волос растрепались. Её глаза были закрыты. Она спала.
Буслаев, пребывающий в лёгкой эйфории, забыл, что пока ещё нуждается в дыхании и чуть не задохнулся.
Восстановив дыхание и с трудом оторвав взгляд от милого лица, он оглядел комнату.
Да-а-а. Место походило на поле боя.
Здесь явно бушевал ураган по имени Дафна.
Единственным целым предметом мебели осталась кровать, на которой раскинулась девушка.
Обломки шкафа разбросало по всей комнате. Та же участь постигла стол. Диван каким-то хитрым способом был расплавлен. Надеюсь, вы можете представить себе расплавленный диван?
Потолок покрывала сетка трещин, стены зияли многочисленными выбоинами, а от штор остались обгорелые полоски.
"Так Улита и Аида не шутили, когда говорили, что Даф тут с ума сходит! Она и в самом деле волновалась за меня. Это так приятно. Но… даже хорошо, что она не выдержала нервного напряжения и заснула. Иначе она бы меня сперва прибила, а уж потом стала разбираться" – на всякий случай тихо-тихо подумал Мефодий.
Несколькими жестами совершенно бесшумно вернув комнате приемлемый вид и восстановив мебель, наш герой сотворил себе стульчик и оседлал его, положив руки на спинку, а подбородок на руки.
– Ну что, Даф, вот мы наконец и одни, – сказал Мефодий, глядя в её лицо.
Но в этот момент Даф открыла глаза.

Глава шестая, экстремальная.
Girls just wanna have fun!

Мефодий проснулся с первым солнечным лучом, пробившимся в окно. Он встал, натянул трусы, заботливо укрыл одеялом Дафну и пошёл попить водички. Но тут же остановился.
– Нилб! Вот я балда! Пора бы уж отвыкать думать человеческими категориями, – с досадой произнёс он и сотворил хрустальный кувшинчик, наполненный чистейшей водой, полученной изо льда с вершин Гималаев.
"Так. Что там у нас на повестке дня?" – думал он, потягивая прохладную воду, – "Надо Ирку навестить. Объяснить ей всё. Что я знаю о её чувствах и всё такое. Но… зачем ходить?"
И недолго думая, наш герой перенёс Ирку из "Приюта валькирий". Вместе с кроватью.
Не забыв сперва применить заклятие пятого измерения, расширившее комнату Дафны да размеров небольшого зала.
Но Меф слегка ошибся с горизонтальными коэффициентами, и кровать материализовалась почти под потолком.
И при приземлении матрас спружинил и сбросил сладко дремлющую валькирию прямо на пол. Холодный и довольно твёрдый. И прямо под ноги Мефодию.
– Доброе утро, Ир. Надеюсь, ты не ушиблась? – невозмутимо поинтересовался Мефодий.
– Мефодий?! – ошарашено вскрикнула дезориентированная валькирия, – Что ты здесь делаешь? – возмущённо спросила она, отскакивая, оглядываясь и торопливо пытаясь прикрыться одеялом, – То есть наоборот, что я здесь делаю?
– Вот именно, Буслаев! Потрудись объяснить, что она здесь делает! – спросила Даф стальным голосом, холодным как арктическая вьюга и острым как меч Арея в момент удара. Она в данный момент была больше похожа не на ангела-хранителя, а на Гнев Господень.
Меф слегка смутился, покраснел и приобрёл-таки сходство с помидором.
– Ну-у…– протянул он, – Ты, Дафна, меня любишь... Ты, Ирка, тоже меня любишь… Нехорошо отказывать страждущим! Вот я и подумал, что… э-э… может быть… мы будем… жить одной большой дружной шведской семьёй?..
Пять секунд абсолютного ступора. А затем…
– Что?!! – в один голос выкрикнули девушки, и синьор помидор понял, что запахло жареным.
Ещё полсекунды спустя Мефодию пришлось уворачиваться от боевых маголодий ангела мести и копья разъярённой валькирии. И делать это с поистине фантастической ловкостью, которая даже и не снилась героям "Матрицы".
Он подпрыгнул на месте, разведя ноги в шпагате и копьё пронеслось прямо под ним, едва не оторвав... э-э... чиркнув по трусам. Валькирии, как известно, не мажут, и Мефа спасло только то, что Ирка была слишком взбешена, чтобы хоть как-то целиться.
Ещё в воздухе мимо его уха пронеслась маголодия, способная превратить череп в черепки.
Перевернув стол, Меф спрятался за него. В тот же миг мощный сдвоенный удар разнёс неудачливый предмет мебели в щепки.
Меф нырнул за диван, но тот взлетел в воздух и был разнесён на пылающие ошмётки, часть из которых осыпалась прямо на нашего героя.
Сверкая пятками, Мефодий запрыгнул в шкаф, тут же подвергшийся массированной атаке.
Выглянув из-за шторы, куда он перенёсся секундой ранее, наш незадачливый герой только рот ладонью прикрыл, ужасаясь скорости с которой шкаф превращался в решето.
"И это – воины Света! Причём лучшая их половина – прекрасный пол! Ни-и-илб! Вот уж верно говорят: нет существа страшнее разъяренной женщины!" – в ироничном восторге подумал он.
Но надо было что-то делать.
Меф оглушительно свистнул. В лучших традициях Соловья Одихмантьевича. Смертоносное оружие выпало из нежных ладоней девушек, потому что им пришлось срочно зажимать уши.
Мефодий тут же телепортировал девичьи игрушки в магический сейф. От греха подальше.
Но его свист вызвал и незапланированный эффект. В зале неожиданно оказались два десятка магфиозных купидончиков. Мефодий, мгновенно сориентировавшись, крикнул, указывая на Ирку и Даф:
– В меня и друг в друга! Плачу по двадцать кусков каждому!
Купидончиков никогда не нужно просить дважды. Особенно проявив такую щедрость. Алчные карапузы тут же открыли огонь. Они даже умудрялись по-эльфийски пускать по две стрелы в секунду.
В итоге, на оглушённых девушек обрушился целый град любовных боеприпасов.
После первых же попаданий они забыли о Мефе и сосредоточились друг на друге. Нехорошо так посмотрели.
– Добавьте жару, они же сейчас поубивают друг дружку! – в панике прокричал Меф, одновременно насылая на девушек "Парус спускалус" и "Рукли-букли-симпапукли тройной нормукли".
Но прежде чем сдвоенная сиренево-розовая волна настигла их, они уже враждебно набросились друг на друга, царапаясь и хватаясь за волосы.
Мефодий обречённо зажмурился.
Пару секунд спустя, заподозрив неладное, он приоткрыл один глаз.
Его глазу предстала картина, от которой он даже перестал дышать.
Ирка в неглиже и Дафна в костюме Евы сплелись на полу, как пара змей, и расточали ласки и целовались со страстью достойной зависти любого "Тату".
Полминуты наш герой просто таращился на них с начисто отключённым мозгом. Но потом всё же заметил, что купидоны ещё продолжают обстрел.
– Сто-оп! Остановитесь! Я не хочу быть тупым углом в любовном треугольнике!
Но остановить увлёкшихся амурчиков ему удалось лишь тогда, когда он превратил винный фонтан на первом этаже в фонтан жидкого шоколада.
– Вон ваша плата! В приёмной! – и крылатых карапузов как ветром сдуло.
Меф достал ревниметр и снял показания прибора. Он показывал отрицательную величину.
– Перестарались-таки! – констатировал наш герой и увидел, как стрелка скакнула в обратную сторону.
– Чего это он? А, нилб, он на меня срабатывает! – догадался Мефодий и засмеялся.
Спрятав прибор, наш герой подошёл к девушкам и откашлялся:
– Кхэ-кхэ! – и сопроводил звук порцией отрезвляющей магии.
Девушки прервались, как всегда, на самом интересном месте, смущённо отпрянули друг от друга, посмотрели на Мефодия и потупили глазки.
Но отрезвляющее заклинание сделало своё дело и им в головы пришли некоторые вопросы.
– Мефодий, а ты в курсе, что произошло вчера? – спросила Ирка. Даф, которой досталось больше стрел, продолжала гладить её по голове.
– Нет, – слукавил Буслаев, – А что?
– Где-то около часу ночи был полностью разрушен Тартар, и выпущены все порабощённые эйдосы. А волной отката уничтожило всех комиссионеров и суккубов на планете.
– Да ты что? – округлил глаза Мефодий, – Ай-ай-ай! Как нехорошо получилось, – улыбнулся он, – видимо у того, кого все называли наследником Мрака, больше нет наследства.
– Так это ты сделал? – восхищённо уставилась на него валькирия.
Наш герой гордо выпрямился и скромненько кивнул. Теперь уже обе девушки восторженно смотрели на Мефа.
– Мало того, – раздался голос Фулоны от дверей, – со вчерашней ночи люди по всей планете перестали умирать. Потому что кто-то отобрал у смерти её косу. И лучше бы этот кто-то её вернул, – нехорошо прищурилась начальница валькирий.
Её подчинённые и их оруженосцы за её спиной приготовились к атаке.
– А вас сюда никто не звал! – с притворным возмущением ответил Буслаев, отобрал у них копья, лишил всех сил и телепортировал их вместе с оруженосцами в Караганду.
– Так на чём мы остановились? – повернулся к девушкам Мефодий.
Запутавшаяся в своих чувствах Ирка замолчала, испугавшись скорости с которой Меф справился с её коллегами. Но заговорила уже вполне оправившаяся Даф:
– Мефодий, как же так? Ведь ещё вчера ты мне клялся в любви! Говорил, что я твоя Единственная! – с обидой в голосе упрекнула она синьора помидора.
– Так и есть, – невозмутимо ответил наш герой, – Я от своих слов не отказываюсь. И не вспоминаю, всё что ты ночью говорила, в перерывах между стонами.
Даф покраснела.
– Интересно, – продолжал Мефодий, – где ты успела выучить столько лопухоидных словечек? И ведь даже совсем забыла про перья!
Пунцовая ангелица промолчала.
– И вообще, любимая, посмотри-ка направо! – предложил ей Меф.
Даф повернула голову и посмотрела на Ирку, которую она всё ещё держала за руку.
– Эта бедная девушка несколько лет была безответно влюблена в меня. Тебе её не жалко? – спросил Буслаев.
– Жалко… – ответила Даф.
– Вот и давай пожалеем её вместе! – подмигнул Мефодий, – И ещё… – замялся он, – есть ещё одна причина…
– Какая? – тихо сказала она, с трудом переводя взгляд на него.
– Понимаешь, Даф, я тут на досуге поэкспериментировал… и немного модифицировал свой организм. Как ты думаешь, ты выдержишь двадцать раз подряд?
– Двадцать… – прошептала Дафна, шокировано уставившись на Мефа.
– Вот и я о том же. Тем более что это не предел, а минимум. Так что тебе просто необходима помощница в нелёгком труде ублажения Меня. А лучше несколько! – убедительно завершил мысль наш герой.
Мефодий остановился и посмотрел на валькирию.
– Осталось прояснить лишь один пункт, – подмигнул Меф Дафне и покосился на Ирку, – Предпочтёт ли одна наша знакомая лебединая дева остаться именно девой или…
Его разглагольствования прервала Ирка, взрыкнув по-волчьи и повалив Буслаева на пол.
– Или! Заткнись и поцелуй меня!
– Если леди просит!.. – притворно вздохнул Меф и послушно последовал приказу.
– Эй! Даже не думайте, что будете веселиться без меня! – возмутилась Даф.
Покачав головой и пробормотав под нос что-то вроде: "Двадцать, ха! Вот сейчас и проверим!", Даф присоединилась к их компании.

Пощадим же воображение читателя и фантазию автора и опустим завесу зависти... э-э... приличия на эту сцену. Или же прорежем в этой завесе пару маленьких дырочек и посмотрим?
Что вам будет угодно, мои дорогие читатели? Оставляю выбор за вами.

Глава восьмая, полупредугаданная.
13 копий Леди Ирмии.

И снова день прошёл. Но он прошёл не зря.
Смеркалось. Вечер подкрадывался на мягких лапах.
А Мефодий, сладко потягиваясь и весело посвистывая, в отличном настроении спустился в приёмную.
Дафна оказалась выносливее, чем он предполагал. Но это вышло ей боком. Поэтому сейчас она отдыхала. Ирка же… впрочем, об этом позднее.
Возле пересохшего фонтана валялась куча нажравшихся купидончиков. Они были шарообразные, не могли взлететь и пьяно напевали что-то на птичьем языке. Один всё же нашёл в себе силы подняться в воздух и полетел по странной траектории неизвестно куда, болтаясь из стороны в сторону.
"Непонятно", – подумал Меф, – "то ли жидкий шоколад сам так действует на купидонов, то ли в нём остался алкоголь от исходного вина".
Размышляя над этой непростой проблемой, он присел на свежесотворённое кресло.
Крылатый карапуз тем временем заметил активность в помещении и не придумал ничего лучше, как попрактиковаться в стрельбе. Вот только он настолько назюзюкался, что попал не в Мефа, а в собственное крыло. И с жалобным плачем обрушился на гору своих соплеменников, вызвав громкий возмущённый шмяк. Секунду спустя заныли все маленькие обжоры.
Буслаев поморщился. Ничто не пронзает мозг сильнее детского плача. Разве что звуки дрели…
Он швырнул несколько исцелений и плач затих. Заодно Меф добавил и общий Пундус Храпундус. Чтобы плач не повторился.
Наш герой представил себе своих девочек с малютками на руках и вздрогнул.
"Всё же хорошо, что я заранее побеспокоился о контрацепции. А то вовсе не хотелось бы становится отцом в обозримом будущем", – похвалил себя Мефодий, – "А если бы мои дети унаследовали бы и мои способности?.. Нет уж! Вспомнить хотя бы греческую мифологию – такие вещи никогда не заканчиваются хорошо. Или тебе что-нибудь отрежут, или придётся в конечном итоге пожирать собственных детей. Обойдусь! Хорошо, что у меня остались некоторые познания в генетике. Теперь мой генотип не скрещивается ни с каким другим. Это уж точно самая надёжная защита!"
Он снова посмотрел на сопящую груду купидончиков и спохватился.
"Так, стоп! А что это вообще за купидоны, и откуда я о них знаю?!" – подумал он и не нашёл ответа.
Когда Меф призвал их свистом, он увидел их впервые в жизни. В его биографии они тоже не упоминались.
Мефодий крепко задумался. В том числе о природе своих способностей. Может они дают ему какое-то интуитивное знание? Возможно. А можно ли, в таком случае, использовать их осознанно?
Он сконцентрировался и задал сам себе вопрос: "кто такие эти купидончики?" В ту же секунду в его сознании вспыхнул ответ: "это почтальоны в мире магов".
Вопрос: "откуда они взялись?" Ответ: "их сотворил-написал Д. Емец".
Вопрос: "где он их написал-сотворил?" Ответ: "в цикле "Таня Гроттер".
– Ага! – обрадовался Мефодий, – Нашёл! Хм… где-то я уже слышал это имя…
Мефодий чуть напряг свою усовершенствованную память и вспомнил, что он встречал это имя по меньшей мере в двух местах. Первый раз – давным-давно, просматривая "Сплетни и бредни". Второй – совсем недавно, в прочитанном "Маге полуночи", на первых же страницах.
На этот раз он даже не стал заморачиваться с вопросами. И так было ясно – это имя такой же несчастной, чья судьба была расписана детским писателем в красках. Причём, что было понятно из упоминаний о ней, она существует в том же мире, что и Мефодий.
Сочувственно покивав головой, Буслаев затребовал книги о пока что неизвестной ему гражданке Гроттер.
И только горестно застонал, увидев, как появляется журнальный столик с ещё тринадцатью томами.
– Нилб! Ну и зачем я в это ввязываюсь? – спросил себя Меф, – Ладно, не только из солидарности с товарищем по несчастью! Мне, в конце концов, жить в этом мире! И править им! Так что я должен всё это прочитать! – убеждал себя наш герой, совершенно не желая вновь сидеть неделю за книгами.
Даже в остановленном времени.
Он закатил глаза и уныло побрёл в бывший кабинет Арея. Книги полетели за ним.
Зайдя, он, не открывая глаз, изменил обстановку на более уютную.
Мефодий уселся в комфортное кресло, положил руки на презентабельный письменный стол и взял верхнюю книжку.
"Таня Гроттер и посох волхвов" – прочитал он название и издевательски спросил:
– Причём здесь волхвы? И почему посох у них один на всех?
Меф уже хотел открыть книжечку, но его прервали.
За дверью раздалось громовое "БУСЛАЕВ!" и она вылетела с петель, приземлившись прямо перед столом.
Наш герой поднял взгляд и уставился на визитёра.
На пороге стоял, кипя от гнева, Матвей Багров собственной персоной.
"Стоит упомянуть волхвов и один из них тут же появляется" – подумал Буслаев.
– О, месье Багрофф, бонжур! Проходи! Что привело тебя ко мне? – оживлённо спросил Мефодий, радуясь что может отложить чтение на потом.
– Буслаев! Я знаю, это ты похитил Ирку! Где она?!! Отвечай! – распалялся МБ-шник номер два, залетая в комнату и грозно нависая над Мефодием.
Меф хихикнул.
– Слушай, друг, я не хочу, чтобы между нами оставалось какое-нибудь недопонимание. Знаю, ты любишь Ирку. Поэтому… выбирай!
Меф хлопнул в ладоши. В комнату вошли тринадцать абсолютно идентичных Ирок.
Челюсть Матвея отвисла, а глаза устремились прочь из орбит. Ноги перестали его держать и он опустился на пол.
Мефодий, титаническими усилиями подавивший бессовестное ржание, с дебильной улыбкой выхватил фотик и запечатлел физиономию Багрова.
– Ну что, выбрал? – осведомился Меф, – Давай, не стесняйся! У меня их ведь ещё дюжина останется. Тебе эту? Или эту? Или может вон ту? Или, может, тебе нужно несколько штук? Так я наклепаю, ты только скажи.
Буслаев наклонился и заговорщически прошептал ему на ухо:
– Знаешь что? Бери дюжину – не прогадаешь!
Багрову всё же удалось собрать мысли в кучу, и он вновь наполнил воздух гневными речами:
– Наследник, не пытайся обмануть меня суккубами или иллюзиями! Где настоящая Ирка?!! – крикнул он и бросился на Мефодия.
Ирки, мгновенно вооружившись трофейными копьями, схватили Матвея, оттеснили к стене, обезоружили и дружно приставили к его горлу копья, чьи наконечники сформировали своеобразный ошейник.
– Ну зачем ты меня обижаешь, друг мой! Во-первых, я больше не наследник. Во-вторых, я и не думал тебя обманывать. Не веришь – воспользуйся истинным зрением.
Матвей недоверчиво последовал его совету и прищурился.
Перед его глазами полыхнули яркие ауры валькирий. Абсолютно одинаковые. Но не это было самым поразительным. У них у всех был эйдос! Один и тот же!
– Как? – захлебнулся Матвей, – Эйдос невозможно скопировать!
– Рад, что ты спросил, – улыбнулся Мефодий, – Ты прав, даже мне не удалось скопировать эйдос. Точнее удалось, но копия, будучи абсолютно идентичной, тут же замещала оригинал. Поэтому нет, я не скопировал эйдос Ирки. И не разделил его на тринадцать частей. Я придумал кое что получше. Девчонки, оставьте его! А ты, Матвей, приглядись получше.
Ирки сразу же оставили Матвея и выстроились в одну шеренгу.
Багров пригляделся к первой в ряду Ирке и заметил что её эйдос как-то странно дрожит. Он поочерёдно посмотрел на каждую – везде одна и та же ситуация.
– Ну что, ты понял? – с надеждой спросил Мефодий.
Матвей с сомнением покачал головой.
– Ладно, тогда смотри ещё раз, а я их замедлю.
На сей раз Матвей увидел, как яркая бирюзовая искра вспыхивает в груди первой Ирки и гаснет, тут же появляясь в груди второй, где снова исчезает, чтобы зажечься меж рёбер третьей и так далее.
– Ты заставил её эйдос перемещаться между телами с такой скоростью, что он присутствует одновременно во всех! – сделал Багров ошеломляющий вывод.
– Именно, друг мой. Создавать и копировать материю я умею. Память можно стереть – значит, её можно и воссоздать. С эйдосом я, как ты видишь, выход нашёл. Так что перед тобой настоящая Ирка. В тринадцати экземплярах. Которые, все вместе, составляют мою персональную маленькую армию… ха, нет! Ирмию! – торжествующе произнёс Мефодий, с умилением глядя на растиражированную девушку.
Матвей не нашёл, что ответить на это и только спросил у Ирки:
– Ир, ты как? В порядке?
– В полнейшем, Матвей! – с восторгом ответили ему сразу три девушки. Остальные дурашливо захихикали.
– Всё просто чудесно! – воскликнула одна, – Восхитительно! – добавила другая.
– Волшебно! Изумительно! Сказочно! Неповторимо! Невообразимо! Обалденно! И совершенно!.. Безупречно! – раздавалось то из одних, то из других уст, а затем Ирмия полифонически рассмеялась.
От многократного эха её смеха Багров поёжился и нервно спросил у Мефа:
– Что это с ней? Она как-то странно себя ведёт!
– Естественно! А ты как думал? Смотреть на мир двадцатью шестью глазами – от этого у любого крыша слетит. Я поэтому и не проверял этот метод на себе, хотя идея мне пришла именно на свой счёт.
– То есть… ты… ставил на ней… ЭКСПЕРИМЕНТЫ?! – распаляясь и повышая голос, спросил Багров.
– Ну-ну, не кипятись. Она сама согласилась. Она мне доверяет. Да ей ничего и не грозило. Я прекрасно умею воскрешать! Правда, когда я сказал ей, что придётся ускорять её эйдос на синхрофазотроне, она немного засомневалась, но я её убедил. А лёгкие нарушения психики – это временный эффект. Как только она привыкнет к новому состоянию, это пройдёт, – мысленно добавив "надеюсь", успокоил его Мефодий.
Повисло неловкое молчание. А затем упало и разбилось.
– Итак, теперь, когда мы всё выяснили, я должен выписать Ирмии увольнительную. Ты же любишь Матвея, не так ли?
– Я люблю весь мир! – выкрикнула она и хором грянула "А-а-алилуйа! А-а-алилуйа! Алилуйа! Алилуйа!", – Я обожаю Матвея! Он такой симпатяжка! Симпампунчик! Красавчик! Почти как ты, Мефоша! – заверещали Ирки, кинулись к Багрову и принялись бешено его целовать.
Бедный Багров не мог даже вырваться.
– Отлично! – просиял Мефодий, – Тогда возвращайтесь в "Приют валькирий". Проведайте своего кикимора! Желаю вам с Матвеем хорошо повеселиться!
И тринадцать сумасшедших близняшек, крепко удерживая Багрова, телепортировались прочь.
– Уф! Одной проблемой меньше. Тринадцать безбашенных девиц – даже для меня слишком! Зачем я только решил пристроить все копья?! – всплеснул руками Буслаев.
Он сел за стол и снова прыснул со смеху.
– Представляю, как наш недонекромаг с ними намучается! – с трудом выговорил он и принялся биться лбом об столешницу, благоразумно подкладывая книжки, чтобы случайно не повредить голову.
Три с половиной минуты спустя, всё ещё изредка пуская смешинки, наш герой достаточно успокоился, чтобы приняться за чтение.

Глава десятая, воздушная.
Высший пилотаж.

Довольно быстро Мефодий понял, что быть полностью невесомым – идея, мягко говоря, не совсем удачная.
Даже несмотря на то, что он обхватил Дафну ногами и руками, его всё равно чуть не сдувало встречным ветром.
Пришлось отрегулировать мощность руны, так что он стал весить не больше рюкзачка, который Даф в этот раз с собой не захватила.
Помогло не сильно, но удерживаться стало намного легче. А нагружать свою любимую сильнее он не захотел.
Они взлетали всё выше и выше, пронеслись среди проводов и рекламных щитов (здесь могла быть ваша реклама), пролетели меж высотными домами и взмыли над золотыми куполами.
На грани видимости мелькнул Кремль.
Наконец они поднялись на такую высоту, на которой земля внизу стала неразличимой под облаками.
Когда они пролетели сквозь облако, то естественно промокли, но Мефодий высушил их мгновенно, даже не утруждая себя обозначать действие, служащее сигналом к воздействию на реальность.
Они вылетели вверх, к Солнцу, и мир вокруг расцвёл яркими красками.
Меф восхищённо ахнул.
– Даф, а у вас, в Эдеме, так же красиво? Или ещё прекраснее?
– Чуть-чуть, – улыбнулась она в ответ.
Буслаев запечатлел окружающие красоты. А швырнув пару раз фотоаппарат в разные стороны – и их с Даф полёт.
Но они не успели выйти из воздушного пространства Москвы.
Доблестные работники ПВО не спали и засекли НЛО.
Объект не отвечал на позывные "свой-чужой" и был крайне подозрителен.
Подобная неприятность случилась по элементарной небрежности Мефодия – он снабдил себя отличной защитой от любых способов магического обнаружения, но забыл о радарах.
Впрочем, непонятно, почему они сумели засечь наших героев. Может потому, что Мефодию просто опять приспичило поразвлечься?
По тревоге были подняты несколько истребителей.
Когда один из них вынырнул из облака справа, Меф едва не свалился от неожиданности.
Но взяв себя в руки, он модифицировал слух на приём радиоволн и настроился на нужную частоту.
Сквозь шум и треск помех Буслаев услышал, как пилот, увидевший кого именно он преследует, в изысканных выражениях делился впечатлениями с коллегами. А те, в не менее внелитературных выражениях выражали своё сомнение как в умственных способностях своего более проворного товарища, так и в адекватности его восприятия.
Тут полоса облаков, наконец, кончилась, и в эфире раздался коллективный возглас.
Мефодий помахал лётчикам ручкой.
В эфире повисла крайне напряжённая тишина. Казалось было даже слышно скрип мозгов, пытающихся выработать тактику при встрече со сверхъестественным.
Пока что в планы Мефодия не входило слишком светиться, поэтому он легонько ударил электромагнитным излучением.
Радиоприборы истребителей жалобно пискнули и вырубились.
Остальная электроника была худо-бедно экранирована и поэтому заискрилась, но выдержала.
Пилоты восприняли потерю связи как личное оскорбление и сигнал к атаке.
К нашим героям, оставляя дымный след, устремились ракеты с тепловым наведением.
Но парочка брошенных Мефодием огненных шаров решила эту проблему.
Далее они уклонялись от ракет с помощью "мёртвых петель", Дафна входила в штопор, а когда один истребитель попытался их протаранить, она ушла вниз с помощью простейшей "бочки".
– Кажется, у них кончились боеприпасы! – довольно произнёсла Дафна.
– Нет! Осторожно! – крикнул Мефодий.
Одна из неожиданно выпущенных ракет влетела в защитные поля и взорвалась в опасной близости от наших героев.
Старания Мефодия защитили их от высокой температуры и оглушительного взрыва.
Но кончик одного из длинных хвостов дафниных волос пострадал от пламени.
Мефодий услышал под собой горестный вскрик и, не слова не говоря, телепортировался с Дафной за спину преследователям.
– Они твои, любимая!
Три самолёта тут же превратились в решето, пронзённые градом раскалённых перьевидных лезвий.
Ещё два обрушились вниз, вмороженные в глыбы льда.
А всех остальных настигла веерная уменьшающая маголодия, благодаря которой самолёты стали размером со свои игрушечные аналоги и полетели вниз, мгновенно отработав оставшееся топливо.
Дафна перевела дыхание и успокоилась.
Мерно взмахивая крыльями, на которых крайне быстро восстанавливалось исходное число перьев, она тревожно спросила:
– Мефодий, а я там случайно никого не убила?
– Нет, что ты! Все успели катапультироваться. Даже те лилипуты из уменьшенных самолётиков. Мы ведь уже над океаном, не так ли? Значит, их ещё выловят, а "отморозков" достанут со дна. Разумеется, если акулы не подоспеют раньше, – успокоил её Мефодий, капая с кончиков своих тоже пострадавших волос несколько капелек крови.
Они взлетели повыше. Спустя несколько минут полётного времени Даф обратилась к Буслаеву:
– Мефодий, ты же обещал, что холодно не будет! А я мёрзну!
– Холодно, говоришь? Видимо, на такой высоте щиты менее стабильны. Хорошо ещё, что заклинания, поддерживающие приемлемое давление и кислородное обеспечение, работают превосходно. Ну, держись, сейчас отрегулирую – будет жарко!
И стало жарко.
Пять минут спустя.
– Слишком тепло, – обливаясь потом, простонала Даф, – Меф, сделай что-нибудь!
– Пожалуйста! – щёлкнул Меф, испарив всю одежду на Дафне, – так прохладнее?
Мефодий спокойно выслушал всё то, что ответила ему возлюбленная.
Только его уши покраснели сильнее, чем у небезызвестного драконбольного комментатора.
– Верни одежду! – завершила тираду ультиматумом Даф.
– А ты этого и в самом деле хочешь? – прошептал ей на ушко Меф, наклонившись, просунув руки ей подмышками и принявшись ласкать холмики её грудей.
– А-а-а-а… Не-эт… не хочу-у, – простонала Дафна.
– Я так почему-то и подумал, – улыбнулся наш герой.
.....................................................................
Эх, лепота!
Парить в вышине и чувствовать ветер, свистящий в ушах, морскую свежесть, нежащую лицо.
Солнце стоит прямо в зените и отражается в широко распахнутых глазах!
Над головой – бескрайние бирюзовые просторы.
Где-то внизу – безбрежная лазурная гладь океанских вод.
А прямо под тобой – любимая девушка!
Мечта! Чудесный сон! Романтика!
От полноты чувств Мефодий даже запел:
– Потому, потому что мы пилоты!
Небо наш, небо наш родимый дом!
Первым делом, первым делом самолёты!..
– Ну а девушки? – поинтересовалась Дафна.
– Девчонки – за бортом! – уверенно пропел Мефодий.
Но кайф Мефодия жестоко обломали.
Сверху вдруг полыхнуло яркой красной вспышкой, и из пространственного разреза вынырнул летающий склеп.
– Кто ви есть такие? Отвечайт! Не то ми будет стреляйт! Где есть причин сильнейший магический возмущений?!
– Это ещё что за голос из помойки? – удивился Мефодий.
Меф хлестнул Дафну рукой по голой ягодице и она встала в воздухе на дыбы.
Вообще-то, планировалось использовать уже зарекомендовавший себя дождь из лезвий, но это оказалось совершенно ненужным.
Увидев обнажённую девушку с разноцветными крыльями, боевой маг, стоявший на кормовой части, от неожиданности с такой силой сжал свой хрустальный шар, что тот треснул, высвободив всю вложенную магию.
От этого выброса сдетонировали обоймы у обоих сглаздаматчиков и дымящийся склеп со свистом понёсся на встречу с поверхностью океана, под бесперебойный нерусский мат закопчённого магфицера и его подчинённых.
– Красота – страшная сила! – довольно заметил Мефодий.
– Убойная! – согласилась с ним Дафна и они дружно рассмеялись.
– Вот интересно, это склеп из Магщества или с Лысой горы? Судя по акценту того магфицера – из Магщества. Но он мог быть и наёмником. Впрочем, неважно. Я так и так с ними разделаюсь. Но позже.
– А зачем тянуть? Если они выследили наc по искажениям в магическом поле, то сейчас вообще косяком повалят.
– Твоя правда! С этим необходимо что-то решать. Кажется, я знаю, что можно сделать.
Мефодий глубоко вдохнул.
И дунул.
Его дыхание пронеслось по планете невидимым ураганом, сверхсветовой волной, мгновенным перепадом полей.
И отняло магию у всех магов планеты.
Заблокировало её на пару часиков.
Кроме того, этот фантастический выдох неведомым образом укрепил ткань миров так, что кроме Мефодия никто на планете ещё долгое время не мог телепортировать.
Ещё через полчаса Дафна взмолилась:
– Слушай, Меф, крылья у меня конечно теперь более выносливы, но мне бы не мешало передохнуть слегка, а? Может всё же срежем остаток пути?
– Не-а. Подожди… Сейчас… Ага!
– Что?
– Я нашёл решение нашей проблемы! В трёх километрах к югу и чуть ниже параллельным курсом летит пассажирский "Боинг". И он летит в нужную нам сторону!
– Ладно, полетели, посмотрим на эту железную птицу.
Они преодолели разделяющее пространство и зависли над самолётом.
– Ну и как мы попадём на борт? – осведомилась Дафна.
– А зачем? Я в одном клипе видел – три пацана на крыле вообще танцевали! Давай и мы присядем, отдохнём.
– Дак сдует же! Мы не в каком-то клипе!
– Не сдует, гарантирую, – улыбнулся наш герой, – ещё чуток подшаманю, внесу в настройки защиты коррективы – всё будет в ажуре!
Они опустились на левое крыло. Их не сдуло.
– А я что говорил? – улыбнулся Меф.
– Да слышала уже! Только ты об одном забыл! – недовольно сказала она, убирая крылья.
– О чём же – изумился наш герой.
– Крыло холодное! Льдом покрыто! Ты-то одет, а я себе всю… в общем, всё себе отморожу!
– Извини, забыл, не учёл, даже у великих случаются проколы, – зачастил Меф и под Дафной оказался толстый персидский ковёр и тёплая медвежья шкура.
– Ну и что мы будем делать? – спросила Дафна, оглядываясь по сторонам.
– Чайку? – предложил Мефодий, материализуя самовар и чайный сервиз.
– С удовольствием! – блеснула улыбкой она.
Мефодий повернул кран самовара, и наши герои смогли наблюдать потрясающую картину: струя улетала вбок, к хвосту самолёта.
– Видно чего-то ты всё же не учёл! – со смехом произнесла девушка.
Сконфузившийся Мефодий промямлил:
– Человеку свойственно ошибаться, – он смахнул ненужные чашки прочь, – Давай лучше будем пить так! – И перед ними появились две кружки-непроливайки.
Они уселись по-турецки и принялись уютно чаёвничать.
Прихлёбывая вкусный горячий чай с сахаром, Дафна спросила буквально пожирающего её глазами Мефодия:
– Судя по твоему выражению лица и кое по чему ещё, ты думаешь о том же, о чём и я?
– Не знаю о чём вы, прекрасная леди, – решил он сыграть рыцаря и джентльмена, – Поясните, я весь во внимании.
– Ну хватит, Меф, ты прекрасно понял о чём я!
– Э-хэ-хэ-хм. И как тебе эта идея?
– Нравится, даже очень. Это так необычно!
.....................................................................
Маленький мальчик скучающе выглянул в иллюминатор и закричал маме:
– Мам! Смотри! За окошком, на крыле – люди!
– Не говори глупостей, сынок! Откуда там могут взяться люди? – спросила его мамаша, поворачиваясь к отпрыску.
Выглянув за борт, она поперхнулась остатком фразы.
– Мама! А что это они такое делают? – спросило дитя, наивно хлопая глазками.
– Не смотри туда, сыночек! – торопливо закрывая ему ладонью глаза, крикнула его родительница, – Там нет ничего интересного!
Её реплика разнеслась по салону и многие пассажиры от нечего делать выглянули в свои окошки.
Раздались многочисленные восклицания. Большей частью восхищённые – мужские, и возмущённые – женские. Иногда наоборот.
Странно, но почему-то никого не заинтересовал вопрос, как наши герои удерживаются на крыле, но всех, абсолютно всех заинтересовало их занятие.
Публика так жадно прильнула к иллюминаторам, что самолёт, уже и так порядочно раскачиваемый нашими страстными героями, накренился и перевернулся.
Мефодий и Дафна этого даже не заметили.
Заклятие надёжно обеспечивало им необходимый вектор гравитации на любой поверхности, равно как и надёжное сцепление с этой поверхностью.
А вот пассажирам пришлось покувыркаться. Особенно тем, кто пренебрёг ремнями безопасности.
Приобретя хороший центробежный момент, самолёт стал вращаться всё быстрее и быстрей, словно мельница во время урагана.
Мельтешение неба и моря, а также набирающие силу панические крики с "Боинга", превратившегося в экстремальную карусель, отвлекли-таки наших героев друг от друга.
– Слушай, Даф, моя голова кружится от того, что мы тут слишком увлеклись, или же мы и в самом деле болтаемся покруче космонавтов на центрифуге?
– У меня тоже голова кружится, любимый! И сердце стучит как у колибри! Вот, послушай!
– Верно! – ответил Меф, послушав, – Но если голова кружится у нас обоих, то, скорее всего, что-то не так, – и он остановил вращение.
– О, – сказал он, посмотрев вниз, – Кажется, приехали! Вижу рябь сильного защитного поля. А значит, это наша остановка. Пора слазить!
– Кавабунга-а-а! – прокричала неугомонная парочка, летя вниз.
Мефодий меланхолично заметил:
– Наверное, не стоит ломать их защитный купол, как ты думаешь, дорогая?
– Не-а, не стоит! Это очень невежливо – стучать в дверь тараном.
– Ну раз так, то кричи со мной: Грааль Гардарика!
– Грааль Гардарика! – во весь голос прокричали наши герои и семь радуг пронеслись перед их глазами и сомкнулись позади.

P.S.
Бедные акулы! Не удалось им позавтракобедать!
Видно, Меф забыл, что после многочисленных преобразований тела, даже капля его крови отпугивает любых хищников и заставляет их обходить нашего героя за сто километров.

Глава двенадцатая, продуктивная.
Буйство на Буяне, часть первая.

Примечание: случилась такая оказия, что автор всю свою сознательную жизнь считал, что Поклеп звучит как Поклёп. А Зубодериха как Зубодёриха. Если это кого-то сильно смущает… то прям даже не знаю, что вам посоветовать) Разве что не читать дальше.

В общей гостиной жилого этажа было многолюдно. Тибидохс был переполнен как никогда. Но плотность населения в данном зале в данную минуту обуславливалась ещё и тем, что очень многие слышали подозрительные звуки из комнаты небезызвестной Гротти.
Волнуясь за неё, они бы несомненно вломились, если бы не ярко выраженное желание той побыть в одиночестве и… надёжно заговорённая дверь.
Которая резко распахнулась, бабахнув об стену и оттуда вылетел наш герой.
Мефодий пронёсся по большой круглой гостиной со скоростью гепарда, успев крикнуть:
– Привет лунатикам! То есть, тьфу, тибидохчанам!
После чего, не снижая скорости, устремился вниз по лестнице
И не успел народ даже толком переглянуться, как из комнаты Таньки следом вышла белокурая обнажённая красавица.
Все находящиеся в гостиной парни дружно положили челюсти на пол со скоростью свободного падения.
Слегка покраснев от смущения, ангел ярко выраженного женского пола величаво прошествовал следом за Мефодием.
Мужская половина присутствующих пребывала в ступоре, а женская в возмущении.
Склепова убийственно фыркнула. Катя Лоткова схватила Баб-Ягуна за уши, пытаясь отвести его взгляд от "этой светловолосой кикиморы". Остальные девушки, независимо от возраста, вполне разделяли их чувства.
Кстати, то, что его девушка идёт почти совсем голой Мефа нисколько не смущало.
Потому, что благодаря одному забавному заклинанию, всё самое интересное было аккуратно прикрыто иллюзорными чёрными полосками с надписью "ЦЕНЗУРА". Для всех кроме нашего героя, естественно.
По той же причине не особо волновалась и Дафна.
А кроме того, при попытке использовать любую версию магического зрения, надпись мгновенно сменялась на "ДОВОЛЬСТВУЙТЕСЬ МАЛЫМ".
Если же это не гасило любопытства, то следующим лозунгом на полосах становилось "ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УВЕРЕНЫ, ЧТО ХОТИТЕ ЭТО УВИДЕТЬ?".
Затем выплывало предупреждение "ПОСЛЕДСТВИЯ БУДУТ УЛЁТНЫМИ. ТО ЕСТЬ ЛЕТАЛЬНЫМИ".
Если же и это предупреждение не срабатывало, то на излишне любопытного сваливалась целая армия отборных, усиленных Мефом глюков, транслирующих в мозг небольшую нарезку из киношедевров мирового хоррора. Причём с эффектом полного присутствия.
Но, к счастью для сильной половины молодого поколения волшебников, Дафна шла хоть и величественно, но достаточно быстро, чтобы никто не успел дойти до третьего предупреждения.
Так что никто и не пострадал. А жаль. Такое психотронное оружие не испытали!
Мефодий спускался по Главной Лестнице Тибидохса и разглагольствовал:
– Такая жалость! Встретившись с Гротти я понял, что не люблю девушек старше себя! Не цепляют они меня. Не заводят.
Дафна, уже догнавшая его и шедшая рядом с ним, с тревогой посмотрела на Мефодия.
– Не-не-не, я не имел в виду тебя! – повернулся к ней Меф, – Ты старше меня всего на каких-то тринадцать с чем-то тысяч лет, а она – на целых три года!
Даф посмотрела на него скептически.
– Нелогично, зато правда, – ответствовал наш герой и огляделся.
Они стояли на небольшой площадке.
Портреты на стенах, проклятые мечи, агрессивно бьющиеся в цепях, странные большие лари в нишах стен… Стоп, лари?! Интересно, что в них?
Меф решительно направился к одному из ларей, который по размеру был как настоящий сундук.
Лежащий на площадке ковёр-самолёт, на который он наступил, взвился было, но, когда Буслаев многозначительно зажёг в руке огненный шар, тотчас смирно улёгся обратно.
– Меф, а может не стоит туда заглядывать? – осторожно спросила Дафна, – У меня плохое предчувствие. Подозрительные это ларцы.
– Ерунда! – бросил Мефодий, откидывая крышку, – Что в них осо-о-о-О-О!..
Едва он заглянул в ларец, как хитрый артефакт попытался подменить ему душу, но, встретив незыблемо-непреодолимое сопротивление, мгновенно сменил тактику и попытался затянуть в себя нашего героя.
Весьма успешно попытался.
Ноги Мефодия протрепетали в воздухе и он просвистел в недра сундука головой вперёд.
От близкого знакомства с неведомым миром, воротами в который служил злополучный сундук, Мфа спасли лишь зацепившиеся за край кроссовки.
Держась ступнями за кромку ларца, Буслаев закричал:
– Дафна, на помощь! Злобный сундук сейчас слопает твоего Мефошу!
Даф тут же бросилась к нему, схватила за ноги и потянула изо всех сил.
К сожалению, этих сил было недостаточно, чтобы преодолеть затягивающую силу ларца.
Поэтому Меф применил экстренный реактивный выброс пламени изо рта.
Этот трюк сильно ошарашил творение древних магов, и наши герои полетели назад, кувыркаясь как мастера акробатики во время исполнения особо сложного номера.
Обожжённый сундук оскорблённо хлопнул крышкой.
Изрядно побарахтавшись, они уселись друг напротив друга прямо на ковре.
– Спасительница! – восторженно взглянул на Дафну Мефодий, – Ангел ты мой хранитель!
И расцеловал её в обе щеки.
Она зарделась и едва заметно вильнула носиком. Увы, Мефодий забыл, что свежее дыхание и свежий запах серы изо рта – немного разные понятия.
Правда Меф это тотчас заметил, исправил, сменив полярность дыхания с драконьего на снежно-драконье и придав своему выдоху поистине арктическую свежесть, и поцеловал любимую уже по-настоящему.
Оторвавшись от её губ, наш герой пристально посмотрел на Дафну и спросил:
– Ты же не думаешь, что я на самом деле испугался, нет?
Даф, улыбаясь, покивала.
– Не веришь? – оскорбился Меф, – Да чего тут боятся! Обычный ларчик со встроенным мини-заглотом, предназначенный для перемещения в параллельные миры. Просто в моих планах пока что нет пункта об их посещении.
Взгляд Дафны приобрёл оттенок сарказма.
– Ну-у… ещё это было довольно неожиданно.
Ирония с лица его возлюбленной никуда не делась.
– И вообще! – внезапно разозлился Мефодий, – Пошутил я! Ничего я не боюсь! Совсем! – крикнул он и, подскочив к ларцу, открыл его и швырнул внутрь связку динамита.
А захлопнув крышку, он заодно материализовал крепкие цепи из титаново-вольфрамового сплава, дабы у недалёкого сундучка не было ни единого шанса спастись.
Ларец за его спиной разлетелся на ошмётки, когда он подбежал к Дафне, схватил её за руку и потребовал:
– Пошли, нам нужно спешить!
– Это ты у меня весь такой неутомимый, а я уже устала! Давай ещё посидим, – попросила она.
Меф замер, глядя на неё и что-то обдумывая.
– Хорошо, – расплылся он в улыбке, – можно и посидеть.
Присев на ковёр рядом с Дафной и крепко её обняв, он неожиданно заговорил с предметом интерьера:
– Эй, коврик! Полетать не хочешь?
И щёлкнул пальцами, полностью отменяя полётные блокировки для данного ковра.
Ковёр-самолёт тут же радостно воспарил на два метра.
– Тогда дуй к кабинету Сарданапала. Живо!
Летучий ковёр уже вполне усвоил, кто здесь босс, поэтому мгновенно рванул вниз по лестнице по направлению к Залу Двух Стихий.
Они летели непростительно быстро. Настолько, что Меф даже не успел толком осмотреть ни Зал, ни Лестницу Атлантов.
Когда они влетели в Башню Привидений, то эти самые привидения так и разлетались в стороны. Непонятно, чего они могли бояться больше: летящего с оглушительным свистом коврика или ауры Мефодия, пылающей словно Солнце.
Ковёр затормозил у двери кабинета Сарданапала и сложил край наподобие самолётного трапа.
Меф спрыгнул и подал даме сердца руку.
Как только Дафна сошла с импровизированного трапа, коврик нетерпеливо задёргался.
– Ладно уж, лети! – милостиво разрешил Мефодий.
Ковёр тут же свернулся трубочкой и вылетел наружу, протаранив большое витражное стекло. Брызнули фиолетовые, розовые и жёлтые стёклышки.
После чего наш герой перевёл взгляд на громадную двустворчатую дверь.
Золотой сфинкс, изображённый на ней, открыл глаза
Мефодий увидел сфинкса и радостно потянулся к нему.
– Ути, какая киска, иди на ручки к дяде Мефодию!
Сфинкс, который выпрыгнул было в трёхмерное пространство и зарычал, посмотрел на руки Мефа и торопливо вспрыгнул обратно на дверь, снова став двумерным.
Дафна, вспомнив о своём питомце, спросила Буслаева:
– Кстати, о кисках…
– Что, прямо здесь? – удивился Мефодий.
– Балда, я не об этом, – досадливо покраснела Даф, – Как там мой Депря? Что с ним? Обычно он меня сам находит, но сейчас мы больно много мотаемся повсюду. Наверное, он нас ищет и никак не найдёт! Может перенесёшь его сюда?
– Сейчас посмотрю… – мгновенно ответил Меф и всмотрелся в астральные дали, – О… мм… Нет, пожалуй не стоит его беспокоить. Это было бы… э-э, рискованно. Понимаешь, он, как бы это сказать, занят. Очень. У него… э-э, март! Да, точно, март!
– Пятый месяц подряд? – вкрадчиво поинтересовалась Даф.
– Ну… именно так, – подтвердил Меф, мысленно посетовав, что слегка переусердствовал, добавляя страстности подаренным Депрясняку кошечкам.
– Эй, кисуля! – вновь обратился он к стражу кабинета, улыбаясь своей самой доброй улыбкой в три ряда, – Ты всё-таки пойдёшь ко мне на ручки?
Вместо ответа сфинкс истошно мяукнул, сложился сначала в линию, а затем сжался в точку и совершенно исчез из виду.
– Какой трусливый котик, – проводил его взглядом и усмехнулся Мефодий, облизнувшись длинным раздвоенным языком, – Пойдём, любимая!
Он распахнул двери и по-хозяйски прошёл в кабинет.
– Да-а-а… – протянул Буслаев, – А кабинетик-то неплох! Есть на что посмотреть.
Мефодий не ошибался – кабинет впечатлял.
Однажды уже разрушенный вместе с Башней и построенный заново, теперь он полностью вернул своё былое величие, а может даже и превзошёл его.
Кадки из красного дерева, украшенные мелкими бриллиантами, диковинные пальмы, роскошный кожаный диван, письменный стол, больше похожий на бильярдный (наверное из-за зеленого сукна), прозрачные стеклянные колонны с плавающими тропическими рыбками, коллекция холодного оружия на стенах… – вся эта обстановка просто поражала воображение.
Дафна, зевая, заметила диванчик и обрадовано обратилась к Мефодию:
– Меф, я отдохну чуточку, ладно?
– Конечно! – улыбнулся ей Буслаев.
Она прилегла на диван и свернулась калачиком, по-кошачьи положив голову на руки.
Меф хотел быстренько наколдовать ей какое-нибудь тёпло одеяльце, но Дафна уже и сама укрыла себя собственными крыльями.
Видно они были не только разноцветными, но и достаточно тёплыми.
Кстати, нет ничего удивительного в том, что Даф устала и хотела спать. Вы знаете, сколько калорий сжигает полёт? Особенно когда приходится кого-то везти на себе. А скачки? А… другая деятельность?
Это Мефодию хорошо – перенастроил себе организм и ходит довольный. Вовсю пользуется своими новообретёнными преимуществами.
А Дафна хоть и страж, но и стражи тоже устают.
Меф, тихонько насвистывая, подошёл к стене с оружием и обратил своё внимание на старинный щит и висящие рядом с ним пустые ножны.
Вытянув из своего замечательного волшебного кармана меч, он осмотрел его и придирчивым взглядом сравнил с ножнами. Узоры, вернее их отсутствие совпадает.
Щит сделан из того же металла. Чувствуется, что все три предмета сделал один мастер.
– Подходит! – весело воскликнул Мефодий.
И он сдёрнул со стены ножны и щит.
Пространство вокруг Мефодия тут же заколебалось и озарилось золотистым сиянием. Воздух наполнился озоном и странно гармоничной мелодией, а по рукам нашего героя пробежали разноцветные искры.
Щит, ножны и меч окружил единый мерцающий ореол невероятной силы.
Магия абсолютной защиты, магия атаки и охранная магия обретения мощи сошлись воедино.
С уст Мефодия сорвался радостный смех, раскалывающий стёкла и рождённый чувством обретённого могущества, и ему вторили всё ещё полыхающие за окном зарницы и отдалённый рокот грома.
Черномагические книги в клетке забились в угол, стремясь подальше спрятаться от жгучего света, озарившего весь кабинет.
Меф повесил ножны на пояс и вернул в них меч.
А затем вынул его.
И этот меч был уже другим. Исчезли сколы, царапины и зазубрины. От тусклости не осталось и следа – теперь меч светился, словно солнечный протуберанец.
Он взмахнул им, и воздух зашипел, разрезаемый пылающим клинком. Рукоять меча, кромка щита и ножны покрылись замысловатой рунной вязью.
Все три артефакта выглядели новыми, словно только что сотворёнными. Ножны поражали красотой отделки, меч ужасал блеском бритвенно-острой стали, а щит, казалось, может выдержать удар молнии и прямое попадание метеорита.
Но вот сияние угасло и всё закончилось.
Меф удовлетворённо оглядел признавшие его хозяином артефакты и убрал их карман.
Затем Буслаев прошёл к столу.
При его приближении книги в клетке затрепетали в ужасе и торопливо превратились в различных тварей: змей, ящериц, летучих мышей, иссиня-чёрных ворон, сделав вид, что их тут нет, а клетка – самый обычный террариум. Или ещё какой-нибудь зверариум.
Не обращая на них внимания, Меф уселся в кресло Сарданапала, закинул ноги на стол и ещё раз оглядел кабинет.
Он был просторен, шикарен и великолепен…
Вот только самого академика в кабинете не было.
Почему?
Потому, что день пожизненно-посмертного главы Тибидохса, первого ученика Древнира, великого мага, скромного академика Белой магии Сарданапала Черноморова, лауреата премии Волшебных Подтяжек и просто хорошего человека не задался с самого утра.
Хотя и вся предшествующая неделя прошла для него неудачно.
А если уж быть совсем точным, то и последние полгода были так себе.
Начался этот бардак одной тёплой майской ночью, когда почтенного академика (и весь остальной Тибидохс) разбудил звук чудовищного взрыва.
А с ним и подземный толчок, едва не сровнявший замок с землёй.
Пробуждение мага-лауреата было крайне неожиданным и резким: Сарданапал упал с кровати и долго не мог встать, запутавшись в собственной бороде.
К счастью, ему помогли со всех ног прибежавшие на экстренное ночное совещание Медузия, Поклёп и другие преподаватели.
Вместе с коллегами глава Тибидохса быстро установил, что источником запредельного грохота, пробудившего весь замок, был злополучный Колодец Посейдона.
Как с удивлением отметили маги, взрыв, раздавшийся с его стороны, был столь мощен, что громкость его эха, даже ослабленное расстоянием и куполом Грааль Гардарики, доходила до ста децибел.
А настроив зудильники на обзор данного района, академик со товарищи смог наблюдать лишь огромный ядерный гриб над океаном на месте того островка.
Даже бессмертный академик чуть не получил инфаркт, когда замерил возмущения в магическом поле и представил, какая сила должна была быть у того, кто устроил этот взрыв.
Было понятно, что эпицентр произошедшего взрыва был расположен в Нижнем Тартаре и поскольку с Буяна туда вёла ещё и маленькая расщелина, оставленная вторым ударом трезубца морского бога, то именно это едва не послужило причиной сейсмической активности и едва ли не поводом для разрушения острова.
К счастью, по чистой случайности и совсем недавно, эта трещина была надёжно заделана и прикрыта мощнейшими защитными заклинаниями.
А какое ликование началось, когда из-под земли хлынули освобождённые эйдосы!
Весь преподавательский состав рыдал от счастья, узнав о полном и окончательном уничтожении источника большей части мирового зла.
Трудно даже подобрать подходящее сравнение, чтобы описать причину их восторга.
Но за последнее время влияние стражей мрака на мир лопухоидов возросло чересчур сильно, представляя потенциальную опасность и для магического мира. Уж кто-кто, а Сарданапал и его коллеги сполна осознавали степень нависшей над планетой угрозы.
Академик подозревал подобное ещё с рождения Мефодия Буслаева, о чём и намекал впоследствии своей ученице.
И тем непосредственнее и чище была их радость по поводу полного избавления от этой угрозы.
Столько душ освободилось от вечных мук Тартара! Выросла мощь белой магии, а тёмная разом оказалась в упадке.
На следующий же день в Тибидохсе прошёл грандиозный пир в честь случившегося.
А уже вечером пришлось разбираться с внезапно активизировавшейся нежитью.
Сарданапал не мог без содрогания вспомнить, как нежить потеряла голову настолько, что ворвалась прямиком в Зал Двух Стихий.
Такого даже во время средневековых магических войн не было!
И если бы не возросшая мощь белой магии, неизвестно удалось ли бы отразить это вероломное нападение.
А затем были многочисленные повестки на Лысую Гору и в Магщество, визиты проверяющих.
Академик прекрасно понимал, чем вызван этот внезапный интерес. Кощеев никак не мог упустить случая и не обвинить белых магов ну, например, в уничтожении Тартара с целью нарушить хрупкий вековой баланс сил, дабы получить, наконец, Буян в свой полный контроль.
Бессмертника останавливало лишь справедливая мысль о том, что даже самые недалёкие представители волшебной общественности поймут, что такой повод выглядит слишком уж неправдоподобно. Ибо если в распоряжении тибидохских магов оказалось оружие способное низвергнуть существовавший тысячелетиями оплот мрака, то что им мешает раскатать как блин и само Магщество?
Бессмертник Кощеев разрывался между жадностью и опасениями. И поэтому применил своё самое эффективное средство политической и информационной войны – бюрократическую возню.
Формально это получило название "Запрос помощи от квалифицированного специалиста широкого профиля в проведении крупномасштабного расследования дела о планомерном и вредоносном вмешательстве в сферу жизнедеятельности мирового магического сообщества с целью обнаружения виновника такового и с последующим привлечением его к полной ответственности за содеянное по законам вышеупомянутого сообщества".
И теперь уже академик Черноморов разрывался между школой, Лысой горой, ставшей в результате восстания нежити настоящей зоной бедствия, и многочисленными (хотя и совершенно бессмысленными) комитетами.
К счастью, восстания на Лысой Горе удалось достаточно быстро прекратить. Даже без помощи Сарданапала. Зато остальной бедлам продолжался как прежде.
А затем пошли и слухи о роспуске некроотдела. Возможно, что их причиной послужил сам великий маг, ведь именно он первым обнаружил, что в принадлежащем ему экземпляре Книги Смерти исчезли все записи, начиная с мая текущего года. О чём он не преминул рассказать Медузии. Которая, естественно, не могла не сказать об этом Зуби. А то, о чём знает женщина (а тем более две), известно всему свету.
Тревожно было главе школы для трудновоспитуемых юных волшебников и за своих учеников. Особенно за бывших. Особенно за тех, в чьей судьбе он принял горячее участие.
Узнав об участи Валялкина, академик ощутил сильнейшее расстройство, дёргая себя за бороду и усы и беспрестанно укоряя за то, что он не смог настоять на продолжении обучения Татьяны Гроттер на аспирантуре. За то, что не предложил молодой семье жилплощадь на Буяне. Да и просто за то, что не предусмотрел нападения нежити и не предупредил их о нём.
А уж когда случилось несчастье, превратившее ветеринара в мозгоеда, академик применил всё своё искусство, что бы помочь герою, освободившему школу от дани сфинксу. Но его оказалось недостаточно.
Именно из-за участи Валялкина Сарданапал принял решение приютить большую часть недавно выпустившихся учеников.
И не забывайте, что всё это произошло ещё и на фоне подготовки к празднованию годовщины выпуска курса Тани Гроттер и долгожданной свадьбы Кати Лотковой и Ягуна, которые пришлось, в лучшем случае, отложить.
Всю предыдущую неделю академик был занят спорами с преподавателями, учениками и бывшими учениками о том, что его решение задержать всех на острове и заблокировать Грааль Гардарику – верное. Много сил отняло и размещение людей. Поскольку было никак нельзя нарушать традицию, введённую ещё Древниром, селить гостей только на жилом этаже, пришлось идти на ухищрения: ставить пятое измерение, размещать учеников не по двое, а, словно каких-то гастарбайтеров, по пять-шесть человек в комнате.
Академик Черноморов любил поспать, но в последнее время выспаться ему не удавалось.
Как и в это воскресное июльское утро, когда его разбудил истошный звон зудильника.
Просыпаясь под непрекращающиеся душераздирающие трели, Сарданапал искренно пожалел, что в своё время не проклял изобретателя этих многофункциональных магических штучек. Или хотя бы не сглазил хорошенько.
Как сообщил ему позвонивший чиновник Магщетсва, они засекли сильнейший магический выброс где-то на полпути между Россией и Буяном и отправили лучший отряд на перехват предполагаемого преступника.
Как не убеждал непрошибаемого чиновника Сарданапал, чтобы они не торопились, его не только не послушали, но и пригрозили, чтобы он даже не смел оказывать помощи преступнику и не вздумал дать ему убежище на Буяне, куда он, несомненно, направляется.
Поэтому, спустя полчаса, когда произошёл необъяснимый феномен веерного отключения магии, академику осталось лишь грустно сказать Медузии:
– Меди, разве я их не предупреждал?
Интуиция старого волшебника подсказывала ему, что "гость" действительно направляется на Буян, и что даже заблокированная Грааль Гардарика его не остановит.
И когда зарево перехода вспыхнула в небе над Буяном, а к магам вернулись их силы, преподавательский коллектив Тибидохса в полном составе отправился на встречу дорогому гостю, надеясь лишь на то, что этот гость не окажется каким-нибудь демоном или языческим богом.
Встречать его они намеревались, конечно же, у ворот, перед подъёмным мостом.
Там их поджидало несколько потрясений.
Первым из них стал цвет зарева. Он менялся как окраска хамелеона и переливался всеми цветами спектра, плясал в небе подобно пламени северного сияния и сопровождался вспышками фейерверков и тысяч разноцветных молний.
Вторым стало осознание того, что это светопредставление и танец яростных огней в небе и не думают прекращаться. Не только через жалкие десять секунд, но и через час.
– Это просто невозможно! – сказала Великая Зуби, глядя в небо.
– Клянусь Древниром! Кем бы ни был наш гость, он способен сделать из Буяна вторую Атлантиду, – хмуро произнёс Поклёп.
– Ошибаешься, Поклёп. Судя по интенсивности и продолжительности зарева, наш гость способен расколоть всю планету одним чихом, – убитым голосом ответил ему Сарданапал.
Остальные промолчали, с дикой смесью ужаса и благоговения всматриваясь в пылающие небеса.
А третьим и добивающим пунктом в списке потрясений стало срабатывание оповещального заклинания в кабинете Сарданапала, говорящее о том, что "гость" уже прибыл. И мало того – чувствует себя как дома.
Торопливо отправив Поклёпа, Ягге, Зубодёриху, Соловья и Тарараха присмотреть за детьми, академик с максимально возможной скоростью поспешил в свой кабинет, взяв с собой для поддержки только доцента Горгонову.
– Но зачем нужно было разделяться, Сарданапал? Ведь вместе мы могли бы дать ему отпор в случае его нападения, – на бегу спросила Медузия.
– Какой отпор, Меди? Разве ты ещё не поняла? Без сомнения, нас посетило то же существо, которое уничтожило Тартар. Возможно, оно будет нашим союзником. Если же будет по-другому, то я просто не знаю, чем всё может закончиться. Если бы мы отправились в мой кабинет толпой, оно могло бы счесть это проявлением угрозы с нашей стороны. Сейчас наше спасение в дипломатии и предельной вежливости с этим субъектом, кем бы он ни был. Мы должны быть с ним предельно вежливыми и не проявлять ни малейшей агрессии. Может это нас спасёт, – отвечал ей Черноморов.
– Мне страшно, Меди. Не за себя, а за школу и учеников, – добавил он тише.
И Медузия не нашла, что ответить на это.
По пути они заметили и испуганных учеников, которые перекусывали в Зале, когда над ними просвистело нечто быстрое и шумное, затем привидений в Башне, находящихся в аналогичном состоянии.
Когда они прибыли к кабинету, то отметили и разбитый витраж и отсутствие золотого сфинкса на дверях.
Медузия сглотнула.
Сарданапал задумчиво пробормотал:
– Интересно, что могло его так напугать, что он коллапсировал от страха?
Осторожно толкнув двери, Сарданапал и Медузия вошли в кабинет.
И увидели вольготно расположившегося Мефа, который тут же направил свой заинтересованный взгляд на них.
Повисло напряжённое молчание. Предполагаемые собеседники вовсю смотрели друг на друга, вернее будет даже сказать "таращились".
Академик сразу же понял, кто перед ним.
Мефодий Буслаев, наследник мрака. То есть уже бывший наследник. Наследник без наследства. Неужели он и есть таинственный "гость" Буяна и та сила, которая столь легко и непринуждённо уничтожила подземный оплот стражей мрака и почти всех их самих?
Что же касается Мефа, то Сарданапал ему понравился. Особенно его борода и усы, буквально полные жизни. Буслаев даже решил заклясть свои волосы как-нибудь так же. А увидев Медузию и вспомнив, что у неё волосы вообще могли превращаться в змей, Мефодий и вовсе пришёл в восторг.
– Как же это раньше мне в голову не пришло? – риторически спросил он себя и решил тут же, не сходя с места, заняться внешним видом более капитально.
Он оживил свою гриву, заплёл её в косички-дреды и покрасил каждую во все возможные цвета и оттенки спектра.
Вы не можете даже представить себе, до какой степени может магия ускорить процесс смены имиджа. А также улучшить быт.
Посмотрев в повисшее в воздухе зеркало, Мефодий сказал лишь одно:
– Класс!
Правда, теперь наш герой немного смахивал на чудовище с тентаклями.
Ибо каждая его косичка была живой, полуавтономной и могла мгновенно удлиняться по его желанию, чем он не преминул воспользоваться, моментально заполнив ими полкабинета.
Парой вытянувшихся дредов (полосатым красно-жёлтым и сплетённым чёрно-белым) он подхватил кресла и подтолкнул ими магов сзади под колени, вынудив хозяина кабинета и его коллегу тривиально плюхнуться на их подушки.
– Присаживайтесь! – совершенно по-хозяйски распорядился наш герой, пододвигая кресла поближе к столу, – Располагайтесь поудобнее!
– Э-э-э… – нерешительно протянул академик.
– Нет-нет-нет! Подождите чуть-чуть, я занят! – оборвал его вопрос Мефодий.
Подхватив несколькими косичками зеркало, наш герой вертел его перед собой, пытаясь понять, чего не хватает в его облике.
Он озадаченно нахмурился. На лбу пролегла морщинка.
– Точно! – радостно воскликнул наш герой.
И решительным жестом он нарисовал на лбу знак бесконечности.
Причём в первой петле тут же зажглась зелёная с серебром литера "М", символизирующая Мудрость, а в соседней – фиолетовая с золотом "Б", что означало Безумие.
Бесконечная мудрость и бесконечное безумие… они всегда ходят рука об руку.
– Круто и концептуально! – возрадовался Буслаев, достал из кармана фотик и подвесил его в воздухе, чтобы запечатлеть себя.
Взглянув на снимок, он похвалил себя за предусмотрительность. Ведь эти буквы он тоже не зря наделил жизнью: они могли проворачиваться на месте вокруг своей оси во всех трёх измерениях, светиться, пульсировать и меняться местами. Благодаря этому, на снимках и в отражении они всегда будут вставать в правильном порядке, игнорируя законы симметрии.
Улыбнувшись зеркалу жизнерадостной улыбкой, от которой отражение убежало в истерике, а само зеркало осыпалось на пол осколками, наш герой повернулся к магам-педагогам.
– А вот теперь здравствуйте! – воскликнул Мефодий, – Чем могу вам служить?
– Здравствуйте… Мефодий, – выдавил академик.
– О, вы знаете, как меня зовут, Сарданапал? – деланно изумился Меф.
– Догадывался. А после того, как вы поставили на лбу свои инициалы, все мои сомнения окончательно рассеялись.
– Ах, это! – усмехнулся Мефодий, – Да, и этот смысл я тоже вкладывал! Но перейдём к делу. Зачем вы ко мне пожаловали?
– Вообще-то, – саркастически произнесла молчавшая до сих пор Медузия, – пожаловали как раз вы, Мефодий, а кабинет, в котором мы находимся, принадлежит академику. Так что вопрос о цели визита следует адресовать вам.
– Да что вы говорите? – вытаращил глаза наш герой, – Неужели? Как это некультурно с моей стороны, – покачал он головой, – Очень! Но ещё более некультурно и глупо, – улыбнулся он, – поступаете вы, напоминая мне об этом. Или вы так и не поняли кто! Здесь! Босс?!
Синхронно с его последними словами осколки рассыпавшегося зеркала собрались вместе, воспарили вновь целым зеркалом над его головой и отразили лицо Медузии.
Волосы её отражения мгновенно превратились в змей и стремительно расползлись, оставив зазеркальную Медузию абсолютно лысой.
Это выглядело ужасно.
Борода академика Черноморова тут же задралась, спасая глаза своего хозяина от душераздирающего и мозговыносящего зрелища.
Доцент Горгонова вскрикнула и едва не окаменела, с ужасом устремив взор на свою версию с причёской а-ля "бильярдный шар".
– Да не волнуйтесь вы так! – сказал Меф, увидев её перекошенное лицо.
Он превратил зеркало в дым и развеял его рукой.
– Это шутка такая, ясно? Просто небольшое предупреждение. С вашими прекрасными волосами всё в порядке.
Медузия осторожно подняла руки и недоверчиво ощупала голову.
– Но не думайте, что я не сумею повторить это в реальности, если вы и в дальнейшем продолжите вмешиваться в нашу с академиком беседу. Это ясно?
Медузия вынужденно кивнула. Меф потерял к ней интерес и снова повернулся к Сарданапалу.
– Так. Теперь перейдём к более насущным вопросам. Известно ли вам, глубокоуважаемый академик, что меч Древнира в настоящее время принадлежит мне?
– Известно, – настороженно ответил Сарданапал.
– Прекрасно. Значит, вы поймёте, что я не мог не собрать полный комплект артефактов и не прихватить парочку висящих здесь на стене, а значит неиспользуемых вами предметов. Или, если выражаться несколько менее интеллигентно… – протянул Мефодий, – Слухай сюда, дедок! Я тута свои цацки забрал! Надеюсь, у тебя нет никаких хлобыстанных претензий?! – крайне агрессивно проорал наш герой, нависнув над главой Тибидохса, непроизвольно дыхнув пламенем и окропив очки мага кислотой.
– Надеюсь, вам вполне понятен смысл данной коммуникации, не так ли? – уже более спокойно произнёс он, снова усевшись в кресле.
Академик озадаченно хлопал глазами, пока его разноцветные усы выполняли функцию дворников-стеклоочистителей.
Наконец и ему удалось кивнуть.
– Отлично, тогда перейдём к следующему пункту. Трон Древнира.
Мефодий многозначительно посмотрел на Сарданапала.
Академик занервничал.
– Что вы имеете в виду? Трон – всего лишь легенда. А если и нет, то никому не известно его теперешнее местонахождение.
– Ой, не надо заливать! Вы вспомните, кому вы брешете. А лучше подумайте, насколько опасно держать такой могущественный артефакт под школой.
– Нет, вы только представьте, – распалялся Мефодий, непринуждённо почёсывая голову мечом, а порой размахивая им под носом у академика, – стоит только найтись какому-нибудь чокнутому психу, типа меня, хорошенько поискать, уткнуться носом в эти четыре долбанных каменных столба, произнести Ноуменус кантус выпулялис и… вуаля! Тибидохс – тю-тю!
Параллельно речи Мефодий проецировал в воздух красочную голограмму, детально показывающую всё проговариваемое.
– А вместе с ним и весь остальной мир, поскольку при обрушении замка небезызвестные вам Жуткие Ворота почти наверняка не устоят.
Меф всплеснул руками.
– Ну как? Вас устраивает эта картина? – иронично спросил наш герой, указывая на магическую иллюзию, где вырвавшийся Хаос изменил реальность так, что с неба падали пироги, китайскую еду делали из китайцев, а по улицам слонялись (извиняюсь) слоны (розовые) и катались (извиняюсь ещё раз) котята (сиреневые); где улыбчивые поезда выезжали из нарисованных тоннелей, конфеты охотились на людей, а по воздуху летали рыбы и крылатые хрюшки; где океаны стали чистой солью, а пустыня Сахара превратилась в гигантскую россыпь рафинада; где с экранов спрыгивали персонажи аниме и других видов мультипликации, дома плясали канкан, все боялись говорящего белого крокодила, а роботы вели войну с бродячими деревьями; где геометрия была как на рисунках Эшера, небо использовалось как рекламный щит, а планета приобрела форму куба, скалясь в Космос гигантскими улыбками лиц-континентов.
– Ну, и как вам эта картиночка? Впечатляет, не правда ли?
Сарданапал смог только ещё раз кивнуть, заворожено глядя, как куб бывшей Земли превратился сначала в тессеракт, а затем в огромный кубик Рубика, который тут же начал причудливо перекручиваться, окончательно стирая чудеснейшим образом уцелевшие крохотные остатки ещё не погибших и не свихнувшихся представителей человечества. После этого уже изрядно перепутанный кубик рассыпался на кусочки, которые тут же превратились в тефтельки.
– Я так полагаю, что вам эта картина не по вкусу, м? – улыбнулся он, – А вот мне да наоборот, нравится, – заинтересованно произнёс Меф.
Сарданапал посмотрел на Буслаева и вспотел от ужаса
Мефодий торопливо рассеял мираж.
– Но… к моему глубочайшему сожалению, большинство из этих ярких образов придуманы не мной. Кроме того, я ещё не готов к подобным вывертам, а Хаос слишком непредсказуем. Он может выкинуть и что-нибудь похлеще. Почему вы так удивлены, Сарданапал? Или вы, как и небезызвестная-старушка-с-эпидемическим-именем, полагали, что его основная мощь – духи и языческие боги, которые томятся за Воротами? Возможно, так и было, не спорю. Но ситуация изменилась. Если наполнить бочку виноградным соком и оставить её в тепле, то рано или поздно сок забродит, став вином. Вот и силы, заточённые там, давно слились в нечто единое, хотя бы для того, чтобы выжить и стать сильнее. И эта Сила – качественно иная. Если честно, то я даже немного удивлён, что Ворота не пали сразу же, как это произошло, или когда был произведённый мною толчок. Видимо, древние маги не зря жевали свой хлеб. Ворота рухнут только вместе с Тибидохсом.
Приостановив импровизированную лекцию, Мефодий посмотрел на академика, близкого к обмороку.
– Надеюсь, теперь вы в полной мере осознаёте, к каким последствиям могла привести ваша безалаберность. Я очень и очень вами недоволен.
Мефодий немного подумал и покачал головой. И пальцем. Подумал ещё и поцокал языком.
– Поэтому, вы, безусловно, понимаете, что проводить меня в подвалы Тибидохса и передать Трон в моё бессрочное владение в ваших собственных интересах. Только я сумею извлечь его магическую сущность, не повредив сами столбы. Можете мне заодно передать и балдахин, котел и качалку, но это уже на ваше усмотрение. Мне такая мелочь не нужна.
Сарданапал облегчённо вздохнул.
– Да-да, конечно, всё сделаю, пойдёмте…
– Подождите, – прервал его Буслаев, – Сначала нам необходимо обсудить парочку не менее важных вопросов. У меня, Сарданапал, есть к вам ещё одна просьба. Дело в том, что я хочу участвовать в драконбольном матче со сборной Тибидохса. После того, как ваша команда разгромила сборную Вечности, её расформировали, вы в курсе? Одно дело, когда им забрасывали один мяч. Это приводило лишь к выбыванию облажавшегося игрока. Но теперь-то, когда проигрыш на совести всей сборной, их статус лучшей команды перешёл к вам. Точнее, конечно, к сборной мира. Но мы то с вами помним, кто забросил решающий мяч, не так ли? Впрочем, вы просто обязаны пополнить команду игроками сборной мира. Пусть будет смешанный состав.
Сарданапал спросил в замешательстве:
– А как же… ваша команда? Или вы собрались выигрывать в одиночку?
– Ну как вам сказать… да! Именно! Правда у меня будет поддержка. Самая лучшая из возможных.
– Эй, Даф, – крикнул Мефодий, – ты согласна побыть моим летательным инструментом на игре?
– Да, конечно… – спросонья пробормотала Дафна из под крыльев, – Стоп, ЧТО?! – вскочила она.
– Поздно! Ты уже согласилась, – злорадно хихикнул Мефодий.
– Нилб! – сдула упавшую на лоб прядь Дафна.
– Но как же вы будете играть вдвоём? – спросил нашего героя академик.
– Да не вдвоём, а в одиночку. Разве вы не слышали? Даф играть не будет. Она выступит только в качестве моего летающего инструмента.
Пожизненно-посмертный глава Тибидохса остолбенел. Спустя минуту он всё же нашёл какие-то слова.
– Так вы это всерьёз?! Но это же невозможно!
– Ничего, справлюсь как-нибудь! Не стоит так печься обо мне. Или вы боитесь проиграть? – усмехнулся Буслаев.
– А дракон?! – ухватился за ниточку академик, – У вас же нет дракона!
– Обойдёмся. Или что-нибудь придумаю. Соглашайтесь, Сарданапал. Или вы хотите, чтобы на остров обрушилась хуманга-данга?
После этого впечатляющего аргумента академик снял все свои возражения.
Получается, Меф уломал Сарданапала на этот матч за две минуты. Рекорд!
Тем временем, Дафна, потягиваясь, встала с дивана и прошла к Мефодию. Они поцеловались.
Некоторое время академик и Медузия смотрели на это, но, поняв, что наслаждаться этим зрелищем им может прийтись довольно долго, Сарданапал кашлянул.
– Кхм! Вы… эээ, не могли бы приодеть свою девушку, Мефодий?
Меф удивлённо посмотрел на них.
– А вас это что… отвлекает? В вашем возрасте сохранить интерес к жизни – это похвально! В таком случае позвольте выразить вам моё почтение. Или нет, может быть, – повернулся Мефодий, – это отвлекает вас, Медузия? Кстати, Сарданапал, вы мне напомнили: я хотел попросить Медузию слетать с Дафной на Лысую Гору, дабы прошвырнуться по магвазинчикам. Ибо гардероб моей возлюбленной, как вы уже заметили, нуждается в пополнении.
– Но как мы туда доберёмся? – резонно заметила доцент Горгонова, – Телепортация блокирована. Или вы предлагаете нам лететь туда?
– Не-е-е-ет! – простонала Дафна, – Не надо! Хватит с меня на сегодня полётов!
– Но шопингом-то ты заняться согласна? – спросил Меф, сделав наивные глаза.
– Естественно, Буслаев! – фыркнула девушка, – Может я и устала, но не настолько.
– Отлично! Тогда я снимаю блок, – чиркнул Мефодий по воздуху, оставив быстро затухающую золотую полосу.
Буслаев вложил в это действие столько энергии, что и чужие блоки, мешающие телепортировать на Лысую Гору, слетели как листья дерева, попавшего в ураган.
– Кстати! – вновь обратился он к Сарданапалу, – Магическая валюта ведь защищена от копирования? Покажите-ка мне одну дырку от бублика.
Академик достал дырявую медную монету.
– Неплохая защита, – пригляделся Меф, – Лучше всяких водяных знаков. Только для меня она чепуховая.
Наш герой быстро сотворил полный сундук таких монеток, уменьшил его до размеров кошелька и кинул Дафне.
– Ни в чём себе не отказывай! Если кто будет приставать – сразу пером ему в горло! Эм, да и вот, возьми на всякий случай!
И он повесил ей на шею Талисман Четырёх Стихий.
Когда Меди и Даф вышли через портал, Меф доверительно шепнул Сарданапалу:
– Конечно, я и сам бы мог наклепать ей любую одежду. Но во-первых, я не разбираюсь в моде. А во-вторых, вы прекрасно понимаете, что для любого мужчины девушка лучше всего выглядит без одежды, не так ли? – подмигнул он.
Академик понимающе кивнул.
– Мефодий, а вы бы не могли вернуть моего сфинкса?
– Мог бы. Только он снова исчезнет. Кажется, он меня побаивается. Вы за него не волнуйтесь. Когда мы выйдем, он вернётся в трёхмерное пространство.
– Да я и не волнуюсь, просто запамятовал немного дорогу туда, в зал, где стоят столбы. В прошлый раз именно сфинкс вывел меня туда по следу Тани.
– Ерунда! Просто представьте себе сам зал, и я перенесу нас туда по этому образу.
Миг спустя они оказались в огромном помещении где-то глубоко под Тибидохсом.
Сарданапала крайне удивила техника исполнения телепортации. Мгновенный прокол пространства, совмещение двух позиций, смена кадра – как это не назови, но перемещение было просто идеальным, без малейших отклонений или неприятным ощущений. Оно было настолько незаметным, как будто они стоят на том же самом месте, которое просто превратилось в другое.
Они были посреди громадной круглой площадки, выложенной мозаичной плиткой в форме спирали. Каменные столбы уходили вверх четырьмя великанскими перстами, смыкаясь полукружьями и подпирая потолок.
Но большую часть подземного зала занимал лес. Плит почти не было видно под густой травой. Деревья встали вровень со столбами и упирались в потолок. А сами каменные великаны были густо оплетены лианами.
– Занятно. Похоже, что из-за отсутствия света в этом месте, лес целиком перешёл на магическое питание. Благо магии тут дофига, поскольку от этих столбиков так и фонит. То-то вся эта флора так и тянется к ним, – задумчиво произнёс Мефодий.
– Сарданапал, – укоризненно промолвил наш герой, – вы что, так и не убрали эту растительность? Я снова разочарован, Сарданапал, очень разочарован. Эта зелень хоть и медленно, но всё время продолжала расти! Вы же понимаете, что такое эрозия? Со временем этот лесочек подточил бы столбы, вгрызся бы в них корнями и повалил бы. Я не буду заново повторять вам последствия подобного варианта событий, но надеюсь, что вам всё-таки очень стыдно.
Академик понурил голову.
– Ладно, что поделать, займёмся расчисткой! – предвкушающе потёр руки Меф.
– Нет, Мефодий, стойте! – крикнул Сарданапал, но слишком поздно.
Здоровенный огненный шар, пущенный Буслаевым, уже достиг ближайшего дерева. И был мгновенно поглощён.
Плетения ветвей сразу стали намного гуще.
Встретив взгляд академика, Меф слегка смущённо произнёс:
– А что? Я тоже могу ошибаться! И нечего так смотреть!
Немного поразмыслив, наш герой сказал:
– Так. Значит, простая магия поглощается. А непростая?
Он снова зажёг в руке фаербол, но кидать не стал, а просто внимательно уставился на него.
Под его взглядом пламя выцвело и стало ослепительно-белым, превратившись в высокотемпературную плазму мощной шаровой молнии.
И когда он кинул новый шарик в дерево, то его кора моментально почернела в ореоле белого огня.
И оно бесшумно исчезло, рассыпавшись горстью невесомых золотистых искорок.
– Красиво получилось, – заметил Меф, – но не эффективно. О, идея!
Мефодий достал меч и ножик. Нож он на сей раз трансформировал в большой топор. А меч получил бешено крутящиеся по кромке лезвия зубья, навроде тех, что у бензопилы.
Подкинув артефакты в воздух, наш герой указал на оставшийся лес и сказал:
– Дрова! Полностью.
Они устремились к деревьям со скоростью штормового ветра и закружились вокруг них, подобно двум торнадо.
Глядя на то, с какой лёгкостью волшебные предметы превращают древесину в пиломатериалы, Мефодий обратился к старому магу:
– Вот как вы думаете, легко ли быть всемогущим? Очень! Очень легко и весело. Главное – это играть свою роль. И ни минуту, ни на секунду не забывать, что не Ты для правил, а правила для Тебя. Вот смотрите: я мог бы просто приказать этому лесу исчезнуть. И он бы исчез. Я мог бы запретить ему впитывать мою магию и выжечь его без особых проблем. Но разве это было бы классно? А вот теперь у Тибидохса будет целая куча жутко ценной волшебной древесины, одним из свойств которой является возможность мгновенно впитывать магию, – подмигнул он академику, – Вы только представьте, как это поможет с финансированием школы.
Академик довольно улыбнулся ему в ответ.
Наконец все деревья были превращены в аккуратные стопки дров.
Распихав по карманам артефакты и дровишки, наш герой радостно воскликнул:
– Ну что, Сарданапал, колдуйте! А я вас подстрахую!
Академик поднял к потолку перстень повелителя духов и грянул:
– Ноуменус кантус выпулялис!
Поток зелёных искр вырвался из перстня и осыпал дождём каменные столбы.
Которые тут же стали менять свою форму, медленно превращаясь во что-то напоминающее ножки стула.
– Н-и-и-и-и-илб! – крикнул Меф и стремительно увеличился.
Подперев рукою потолок, он вмешался в процесс высвобождения сущности и хорошенько подкорректировал его.
Столбы и потолок перестали подрагивать, а в центре зала возник Трон Древнира.
Больше всего он походил на простой деревянный стул, довольно неказистый на вид и вовсе непохожий на тот, на котором сидела Таня на обложке четвёртой книги. Единственное, что совпадало – цвет обивки сиденья и спинки. Из украшений были только ножки, оформленные как львиные лапы. И подлокотники в том же стиле.
Но то, что это величайший из артефактов мира было видно сразу.
По степени искажения пространства возле Трона.
Мефодий медленно уменьшился и осторожно подошёл к Трону.
Улыбнулся.
И сел.
Лучше бы он сел на электрический стул.
Эффект был бы тот же, но значительно слабее.
Трон засиял так, что озарило весь зал до последнего уголка.
Извилистые молнии, слишком яркие, чтобы определить их цвет, били куда придётся.
Меф трясся как в чудовищном припадке, вцепившись в раскалившиеся подлокотники.
Тысячи тысяч потоков из слившихся воедино магических искр вливались в нашего героя. Целые реки, моря и океаны чистейшей маны переполняли его.
Дреды Мефа задрались как антенны, из ушей повалил дым. Искры из глаз посыпались как при электросварке.
Сарданапал бросился к нему, надеясь чем-то помочь, но его сбило с ног молнией.
Наконец полыхнуло так, что пол в радиусе двадцати метров полностью обуглился.
Как и потолок.
Меф, пошатываясь, встал с совершенно неповреждённого антиквариата и побрёл к академику, с наслаждением вдыхая озонированный воздух, изредка искря и вздрагивая.
Его одежда всё ещё слегка дымилась.
Подойдя к Сарданапалу, Меф окатил и себя и его небольшим водопадом в стиле Джур-Джур!
Академик очухался, поднялся и применил Первачус барабанус.
Мгновенно просохшие, они довольно рассмеялись при виде друг друга.
Меф схватил своими косичками-щупальцами Трон, щелкнул, и они мгновенно перенеслись в кабинет Сарданапала.
– Вот, как вам трофей? – спросил Мефодий, – Конечно, теперь это всего лишь стул. Но ценный как антиквариат. И довольно удобный, – произнёс он, присаживаясь на бывший Трон.
Академик занял своё привычное кресло за столом.
– Итак, следующим пунктом, который я хотел бы разъяснить, это положение о нашем с Дафной проживании. Мне мы сможем переночевать здесь, в замке?
Академик Черноморов слегка поморщился, как от зубной боли.
– К сожалению, у нас всё занято. Даже с учётом натянутого пятого измерения. Торжества, знаете ли, должны были быть.
– Почему должны? – улыбнулся Меф.
– Несчастный случай с одним из бывших учеников. Траур, – сухо ответил Сарданапал.
– Вы имеете в виду Ваньку Валялкина? С ним уже всё в порядке.
Меф присмотрелся к чему-то.
– В данный момент даже более чем, – усмехнулся наш герой.
– Правда? – несказанно обрадовался академик, – Значит, выпускной и свадьба всё же состоятся!
– Безусловно, – ответил Меф, – Скажу вам больше: я намереваюсь почтить эти мероприятия своим присутствием. Вы же не против?
– Мы все будем только рады!
– Замётано! Да, кстати, Сарданапал, я тут недавно купидончиков видел, целую кучу, – сказал Мефодий и замолчал.
– И… что? – не выдержал академик.
– А то, что обязательно должен быть тот, кто контролирует и координирует их работу. Должен быть тот, кому они подчиняются! Вы не знаете, кто это может быть?
– Вероятно, их начальник кто-то из богов любви, задумчиво ответил академик, – Эрот, может быть. А может они подчиняются непосредственно Афродите.
– Бинго! Боги! Спасибо вам, академик! – вскочил Буслаев и пожал ему руку. – Вы напомнили мне об одной моей замечательной идее!
Наш герой замерцал, становясь полупрозрачным, но притормозил, не успев полностью исчезнуть.
– Значит, насчёт завтрашнего матча мы с вами договорились? Вы сейчас звоните в Магщество и быстренько его организуете. Насчёт жилья я сам что-нибудь придумаю, – говорил он, всё более растворяясь, – А теперь прошу меня извинить, меня ждут великие дела! – весело договорила его висящая в воздухе голова и испарилась, на несколько секунд оставив в воздухе парящую улыбку.

Глава четырнадцатая, резко-контрастная...
…написанная в соавторстве с основной личностью.
У клоунов грустные глаза или по другую сторону безумия.

Примечание: эта глава не входила в первоначальный авторский замысел. Однажды она просто написалась. А затем мучительно редактировалась. Читать далее советуется, но не рекомендуется. Вас предупредили.

Всем девушкам на свете посвящается.

Знаменательный день драконбольного матча между Мефом и сборной командой Тибидохса и остального магического мира наступил.
Сарданапал развернул свои организаторские способности на полную катушку. Впрочем, стоило ему упомянуть, что в матче примет участие Мефодий Буслаев, как все тотчас заинтересовались. Особенно Магщество. К этому времени информация о том, кто избавил магический мир от подземного соседства, успела просочиться.
Болельщики слетались всю ночь, и Гардарика вспыхивала непрерывно,
Но… давайте передадим слово несравненному играющему комментатору, которому уже давно хочется высказаться, и который, несомненно, сумеет сполна осветить происходящее.
– Итак, с вами снова я, неунывающий, всеми любимый и многих раздражающий Баб-Ягун! Погода стоит замечательная, зрители, заполонившие стадион, как сельди в бочке (А что вы хотели? Вход снова халявный!), ликуют, корреспонденты строчат в блокнотики, операторы настраивают зудильники, Грызиана Припятская делает разминку для языка… А судьи кто? Всё те же милые лица! Кощеев, Калиостров и Тиштря! Вот уж кто никогда не меняется.
Ягун откашлялся и поправил криво приколотый рупор.
– И в этот замечательный утро, в этот прекрасный летний понедельник, который, как известно, день тяжёлый, я рад приветствовать всех собравшихся фанатов драконбола на матче, который наверняка войдёт в историю, как матч тысячелетия и в книгу рекордов Магиннеса, как самый непродолжительный во всё той же многострадальной старушке-истории. В конце концов, даже Мефодий Буслаев, чьи возможности ваш покорный слуга ощутил в буквальном смысле на себе, вряд ли сумеет долго продержаться против нашей сыгранной и превосходно подобранной команды. Прошло чуть больше полугода с последней, воистину эпической игры, завершившейся нашей довольно неожиданной победой над сборной вечности. Печально, но ей на этом пришёл конец. А сейчас на поле тот же звёздный состав с незначительными, или наоборот, крайне значительными изменениями. Матч вот-вот начнётся, поэтому представлю вам игроков экспресс-стилем. Итак, кто у нас здесь? Номер первый – Рамапапа с убойной лютней, второй – Энтроациокуль – дама роковая до смертоносности! Интересно, а Мефодий тоже её боится?
Вместо ответа наш герой небрежно взмахнул рукой и Энтроациокуль обдало песчаной волной.
Отплёвываясь, та взяла трубочку с отравленными иглами наизготовку.
– Номер третий – Катюша Лоткова, спортсменка, активистка, просто красавица, а по совместительству – моя ненаглядная невеста! Помашите ей со мной! Четвёртый номер – Семь-Пень-Дыр. Вообще-то играть должен был Эразм Дрейфус, но он не сошёлся с нами по поводу гонорара. А Дыр хоть и тоже скупердяй ещё тот, но берёт поменьше чем Дрейфус. В данном случае (неслыханное дело!) он согласился участвовать бесплатно. Номер пять – Маланья Нефертити, знойная египтянка со славянскими корнями. Помнится, в прошлом матче её летательная крышка от гробницы была немного повреждена, но сейчас, как мы с вами видим, с ней всё в порядке. Или этих крышечек у неё до кучи? Номер шесть – всем вам прекрасно известный мальчик на метле. Не думаю, что он нуждается в представлении. Не буду употреблять его имя всуе, ибо мне не нужны проблемы с его самой доброй тетей, которая так мило улыбается с трибуны для почётных гостей.
Стадион негодующе взревел.
– Ну ладно-ладно, хорошо, уговорили. Гурий Пуппер! Вон он поправляет очочки.
Фанаты Пуппера разразились приветственными криками.
– Седьмой номер – Умрюк-Паша, бабай и этим всё сказано! Номер восемь – феноменально умное, чертовски привлекательное, непостижимо оптимистичное, идеально сложенное, архинадежное, исключительно порядочное, беспрецедентно талантливое и фантастически скромное Человечище! И если кто не понял, о ком я, то вам уже ничего не поможет. Номер девять – Клопперд Блох на своём прыгучем телекостыле. "Теле" от слова "телепортация", разумеется. Вы только посмотрите, как он мелькает по всему полю! Ну и десятый номер, как вы все уже наверное догадались, Татьяна Гроттер! Та самая "грозная русская Гротти"! Современная легенда драконбола! Многократная победительница чумной старушки! Отфутболившая в астрал не только её, но и Стихиария и уже упоминаемую сборную вечности! Пусть с небольшой поддержкой друзей, товарищей и коллег, но это не умаляет её подвигов.
И снова прозвучали оглушительные выражения зрительских симпатий.
– И наконец, наш дракон – могучий Гоярын! Ещё совсем недавно он был малость не в форме, так что нам пришлось использовать в качестве ворот его молодую, менее опытную, но подающую большие надежды боевую подругу-драконицу со звучным цыганским именем Рада, но горячее лето и Ванька со своей многоглазкой сотворили чудо – наш дракончик-пенсионер резв как никогда!
Подтверждая его слова, дракон заревел в ангаре, сотрясая стены.
Ягун перевёл дыхание и посмотрел на поле, где уже давно стоял Меф, непоколебимый как скала.
– Ну что, переходим к, хе-хе, "команде" товарища Буслаева. Тэк-с, посмотрим, что написано в моей магической шпаргалочке.
Комментатор взглянул на свою ладонь, где вспыхнули подсказки.
– Итак, номер первый, он же и последний – Мефодий Буслаев. Ну-ка, что тут про него сказано? Победитель Хтонической Рептилии, Легендарный Гонщик, Укротитель Сельхозинвентаря, Самый Удачливый Экспериментатор, Подрывник Подземелий, Поглотитель Древней Магии, Дрессировщик Богов (чего-чего?), Мировой Древень и усмиритель моих взбесившихся ушей. Знаете, а это впечатляет. Может мы зря согласились на матч? Вы только посмотрите, как он глядит на нас! Сказать, что как на дохлую собаку, или на надоедливую мошкару, значит очень сильно погрешить против истины. Он вообще не смотрит в сторону противника, уделяя всё время "настройке" своего инструмента для полётов. Кстати, если кто-то до сих пор не в курсе, то спешу вас порадовать тем фактом, что Мефодий будет летать верхом на своей крылатой девушке Дафне! Вот её тактико-технические полётные характеристики: крейсерская скорость – до десяти Махов, средняя скорость – свыше ста метров в секунду, маневренность – стопроцентная, а крылья способны делать до шестисот взмахов в минуту. Кроме того, благодаря новенькому обтягивающему кожаному комбинезончику с Лысой Горы, она также обладает повышенной аэродинамикой. Весьма неплохо! Если сравнивать это с характеристиками моего пылесоса, то она оставит его далеко позади. А если ещё учесть, что Дафна куда симпатичней любого пылесоса… Я её хочу! Ай, Кать, не надо меня сглаживать! Я про неё только как про полётный инструмент! – панически вскрикнул играющий комментатор, не сильно желая встретиться с песочком.
Выровняв пылесос в воздухе, Ягун отдышался и продолжил:
– Но где же его дракон? Или наш уважаемый гость решил, что раз нет ворот, то нет и гола?
Услышав это, Мефодий нахмурился и приготовился сотворить иллюзорного дракона. Да, это было немного нечестно, но шансов у его противников всё равно не было, так что…
Но тут раздался гром. Рядом с Мефом и Дафной полыхнули зарницы и открылся огромный портал.
Из него вылетел гигантский иссиня-чёрный дракон с крупной чешуёй, начищенной до зеркального блеска, и раза в два больше Гоярына.
На его макушке стоял человек.
Дракон стремительно опустился, подняв тучи песка, от которых Меф автоматически закрылся фильтрующим заклинанием.
Этот человек ловко спрыгнул с дракона, сделал в воздухе головокружительный кувырок и приземлился точно перед нашим героем.
Это был ещё один Мефодий Буслаев.
– Меф, это ты! – сказал этот второй Мефодий, которого мы будем звать Бета-Мефом.
– В смысле? – ошарашено спросил Альфа-Меф.
– Я – это ты из будущего.
– Да? А-а-а. Понятно. Стоп! Ты серьёзно?
– А ты как думаешь?! Стал бы себе врать?
– В таком случае, что же привело меня в прошлое?
– А, не спрашивай. Стыдобище! Немного ошибся. Но кое-какие соображения у меня есть. Ты ещё не определился с драконом?
– Подожди, а разве ты сам-то не помнишь, какого дракона использовал?
– Я запомнил, что вроде планировал донабрать команду Ирмией. А ещё я сотворил иллюзию. И тебе советую запомнить также, иначе… пространственно-временной континуум треснет и разлетится вдребезги, а Вселенная лопнет как мыльный пузырь.
– Всё настолько серьёзно? – спросил Меф Альфа.
– Более чем, – ответил Меф Бета, – Ты запомнишь и то, что произошло, и то, что всё было как я сказал, но в этот раз используешь этого дракона, – показал он рукой на грозную чёрную огнедышащую гору.
– И что это за дракон? – скептически осведомился первый Мефодий.
– Вообще-то это не дракон, а дракошка. И её зовут… Праша, – выдавил второй.
– Хэ-хэ, – нервно хихикнул наш герой, – ты хочешь сказать, что это… это что, ПРАСКОВЬЯ?!!
– Ну да, – наигранно весело ответил Бета-Меф, – А что тут такого?
– КАК? ОТКУДА? ПОЧЕМУ? – заорал на него Альфа-Меф.
– Тебе это пока рано знать. Наберись терпения. И забудь о Прасковье на время. Кстати, не обращай внимание, если она что-то скажет.
– Погоди, она что, ещё и разговаривает? – совсем уж ошалело спросил Мефодий.
— Еще как разговариваю, Буслаев! Попадись ты мне! – глухим рычащим голосом сказала Праша и взлетела.
Мефодий номер один нервно сглотнул.
– Ты уверен, что это необходимо?
– Ты сам так решил. Или решишь. Сознательно или подсознательно. Не заморачивайся. И забудь, о том, кто это. Так надо.
Бета-Меф переместился ближе к трибунам, сотворил себе удобное кресло и пакет попкорна, достал фотоаппарат со встроенной видеокамерой и приготовился наблюдать за игрой и запечатлевать её.
Баб-Ягун оказался прав. Эта игра была жёсткой, быстрой и запоминающейся. Настолько, что даже сам играющий комментатор не успел многого прокомментировать.
Тысячи зрителей свистели и улюлюкали в нетерпении.
Гоярына выпустили из ангара, и он взлетел в воздух, где уже парила драконша Прасковья. Он рыкнул было на неё, но уже три секунды спустя крепко пожалел об этом, спешно улепётывая от гигантской и крайне разъярённой драконицы.
Его спасло от неминуемой расправы только то, что она, как более крупная особь, была менее поворотлива и уступала Гоярыну в скорости.
Не догнав старого дракона, молодая и агрессивная Праша подлетела к защитному полю и принялась бить в него хвостом с такой силой, что оно пошло волнами.
Уже успевший оседлать свою верную подругу и взлететь, Меф шепнул ей.
– Наша Праша просто милаша!
– Кстати, а что это за Праша? – подозрительно спросила Дафна.
– Ты разве не помнишь, что сказал тот красавчик из будущего? – сделал круглые глаза Мефодий, – Не знаю я никакой Праши! – торопливо пробормотал он и сконфуженно замолчал.
Дикая дракошка тем временем, принялась извергать пламя.
Её пламя мгновенно прожигало защитный купол, оставляя страшные рваные дыры. Зрители в страхе затряслись.
Понимая, что так долго продолжаться не может, Тиштря трясущимися руками (последняя дыра была прямо напротив судейской трибуны) торопливо вытащил из кармана свисток, а Бессмертник, переглянувшись с улыбающимся во весь рот Сарданапалом, вскинул руку с перстнем и выпустил сигнальные искры.
Едва раздался свисток судьи, как Дафна ударила крыльями, пробивая многострадальный звуковой барьер.
Наши герои пронеслись в воздухе молнией и, пользуясь колоссальным преимуществом в скорости, Мефодий сразу же перехватил перцовый и чихательный мячи.
Вообще-то он вполне мог перехватить сразу все пять мячей, но рук у него было только две. А наколдовывать себе дополнительные руки, хватать мячи дредами или передавать их Дафне было бы слишком нечестно. Не говоря уж о телекинезе и куче других жульнических приёмов.
Неуловимо-быстрой тенью они промчались на другую сторону поля и оказались прямо у морды Гоярына. Он как раз отвлёкся, чтобы сожрать арбитра, и Мефодий небрежно забросил оба мяча ему в пасть.
– Невероятно! Два мяча забиты в самом начале игры! Ну просто мамочка моя бабуся! Большинство игроков не успело ещё по полю разлететься, а Мефодий уже тут как тут! Теперь я понимаю, чем был обусловлен его выбор! Если бы я не видел это собственными глазами, и кто-то бы это пересказывал, то я, не смущаясь, назвал бы его лжецом! Гоярын чихает, выплёвывает только что проглоченного судью и как-то странно болтается в воздухе. Но довольно слов! Отважный номер восьмой готов последовать этому примеру и немного погоняться за мячиками!
Ягун пришпорил свой навороченный пылесос и отправился в погоню за одурительным мячом.
Матч проходил крайне сумбурно.
Танька умудрилась увести обездвиживающий мяч прямо из-под носа Мефодия. Но когда она попыталась его забросить, Праша просто сожгла его прямо в воздухе. Меф же успел уже перехватить плямягасительный, но тут они с Дафной попали на глаза Прасковье. Ревнивая девушка-дракон тут же подняла оглушительный рёв:
— Буслаев! А ну превращай меня назад! Быстро!
Она погналась за нашими героями с криком "Я вас поджарю!"
Праша так разозлилась, и была столь убедительна и страшна в гневе, что Мефодию пришлось самому забросить ей в пасть пламягасительный мяч, чтобы хоть немного уменьшить степень опасности для игроков, Дафны и себя лично.
Когда пламя перестало вырываться из её пасти, Прасковья лишь зарычала, глядя на Мефодия глазами, полными ещё более испепеляющей ненависти. Впрочем, она неожиданно успокоилась. И потеряла к нему интерес, учуяв аппетитную тушу жареного слона, возникшую на поле стараниями Бета-Мефа.
Пока она подкреплялась, за одурительный мяч развернулась нешуточная борьба.
Баб-Ягун почти поймал его, но его в последнюю секунду опередил Клопперд Блох, вынырнув у него перед носом на своём костыле и уже в следующую секунду возникнув на другом конце поля и передав пас Маланье Нефертити, не рискуя самостоятельно соваться к Праше.
Отважная египтянка полетела навстречу радостно облизывающейся Прасковье, но её подрезала Дафна. Она выронила мяч, который тут же был подхвачен Энтроациокуль.
Мефодий не стал ей мешать и в результате джинны унесли бактрийскую ведьму на носилках.
Кто ж мог знать, что её заострённый летательный шест, пропитанный ядом, способным усыпить дракона, будет недостаточно твёрдым для совершенно непробиваемой шкуры чёрной драконицы.
В итоге мяч подхватил наш герой. Но он не стал на этот раз торопиться.
Ягун продолжал что-то говорить, но Буслаев этого не слышал.
Довольно оглядев изрядно притихшую в ожидании публику, Мефодий произнёс:
– А теперь, настал момент применить моё секретное психологическое оружие. Даф, ты готова?
– Мефош, а может не надо? – испуганно спросила она.
– Надо, Дафуля, надо! – уверенно ответил великий приколист и могучей мыслью сменил форму защитного купола над полем на кубическую.
А затем превратил его верхнюю грань в гигантский голографический экран, на котором отображались и проецировались они, улыбающийся до ушей синьор помидор и Дафна с лицом, выражающим предельную степень отчаяния.
И они были тридцатиметровыми.
Публика, судьи и команда противника вытаращили глаза на невиданное зрелище.
– Улыбнись, видишь, все смотрят, – сквозь зубы радостно процедил Мефодий.
Дафна неуверенно попыталась улыбнуться.
Мефодий оскалился ещё шире, помахал зрителям ручкой, отшвырнул прочь ненужный мячик и щёлкнул другой рукой.
В тот же миг вся одежда на Дафне испарилась, оставив её в одних стрингах.
Весь стадион дружно ахнул.
Но это было ещё не всё.
Камера, показывающая наших героев, мгновенно начала наезжать, и вот, на весь экран, самым крупным планом, оказались большие, сочные, аппетитные…
– Сиськи! – Выкрикнул малютка Клоппик. И тут же схлопотал по губам от сидящего рядом с ним Тарараха.
– Ух ты Ё! – выдал Ягун и наглухо заткнулся.
Противники просто попадали с пылесосов.
Мефодий ещё раз помахал ручкой ошеломлённым зрителям, наклонился и крепко ухватился… думаю вы догадываетесь за что.
Вся мужская половина стадиона извергала волны столь густой зелёной зависти, что Мефодий аж зажмурился от удовольствия, поглощая эти изумрудные флюиды.
Воцарилась напряжённая тишина.
Которая продлилась недолго. Секунд десять.
Покрасневшая до корней волос Дафна разозлилась и крикнула:
– БУСЛАЕВ!!! Я тебя сейчас сброшу!
И сбросила.
Не вовремя Мефодий руки разжал.
Но каким-то непостижимым образом радужные крылья оказались на спине у Мефа.
А вниз, с далеко не ангельским криком, полетела Дафна.
Мефодий хлопнул в ладоши, ослепив всех чудовищно яркой вспышкой. Стадион впал в глубокий гипнотический транс.
Бета-Меф зевнул, сказал: "Здесь мне больше делать нечего" и испарился вместе с Прашей. Вместе с ними исчез и купол.
А наш герой, сложив крылья, аки ясный сокол, вошёл в пике и подхватил девушку у самой земли.
Хлопая могучими крыльями, он взлетел чуть выше, прижимая плачущую Дафну к груди.
Ласково поглаживая её по волосам, он шептал ей, воспаряя ввысь:
– Ну-ну, успокойся, девочка моя. Всё уже кончилось, всё позади. Извини меня. Прости. Милая моя, не плачь, пожалуйста.
Мефодий наклонился к её заплаканному лицу и нежными движениями губ осушил её слёзы.
Его дыхание согрело её. Она подняла свои глаза, которые после слёз были подобны небу после дождя. И её глаза встретились с его глазами, ставшими пронзительно-зелёными и наполненными странной мудростью.
А затем Мефодий по-кошачьи лизнул её в мило покрасневший от слёз носик.
Дафна удивлённо хихикнула.
Мефодий улыбнулся.
Их ноги плавно коснулись песка.
Он сотворил тёплую накидку и набросил её на плечи Дафны. Снял крылья и повесил их обратно ей на шею.
Безумие последних дней словно исчезло и внезапно посерьёзневшая Даф спросила у Мефа:
– Ты же не пойдёшь путём Света, да?
– Безусловно.
– Почему?
– Пусть Свет идёт моим путём, – легко улыбнулся Мефодий, – так будет лучше. Помнишь, когда-то ты назвала меня будущим Повелителем Света? Это сбудется.
Дафна тоже улыбнулась.
– Зачем тебе было нужно всё это? – без укора спросила она, обводя пространство рукой.
– Я слишком многое узнал. Скажи: сейчас, после того как я опозорил тебя перед всеми, ты всё ещё любишь меня?
– Дурак! – с досадой бросила она и повернулась, чтобы убежать. Но Мефодий опустил ей руку на плечо и остановил.
– Ответь: любишь?
Дафна повернулась и посмотрела на него пронизывающим насквозь взглядом.
– Какой же всё-таки ты болван, Буслаев! Конечно!
И она бросилась к нему, обхватила руками, и губы их встретились.
Её рывок был столь стремителен, что они не удержали равновесие и упали на песок.
– Конечно, я люблю тебя! Зачем ты спрашиваешь? – жарким шёпотом спросила она.
Поглаживая её по спине, Мефодий тихо ответил:
– Один хороший человек мне сказал: "Любовь, которой нет и быть не может – вот цель, что Вечности достойна!"
– Глупый этот человек! Как может не быть любви? И если её нет, как она может быть целью?
– Нет, Дафна, он не глупый. Он очень несчастен… Спи, любовь моя, сегодня я опять совсем вымотал тебя.
– Ты больше так не будешь? – засыпая, спросила она.
– Только если ты сама этого захочешь, – тихо прошептал он ей на ушко.
Так они и лежали.
Мефодий, спиной на тёплом песке.
И Дафна, доверчиво прижавшаяся щекой к его груди.
Дафна спала, а Мефодию, наоборот, спать совершенно не хотелось.
Он смотрел в небо и улыбался.
Прикрыв глаза, Меф услышал тихий, но озлобленный шёпот:

Она и в самом деле тебя любит, правда? Ррррра! Убил бы тебя на месте, гад такой! Везунчик хренов!

Мефодий светло улыбнулся.
– Однажды и тебя кто-нибудь полюбит…

Только не вздумай называть меня по имени!

– Хорошо, не буду, успокойся. Но верь, ты тоже найдёшь свою любовь, обязательно, – тихо и проникновенно шепчет он.

Свежо предание, да верится с трудом. В свои годы я, блин, ни с кем ещё даже не целовался! Это, по-твоему, нормально? Как ты оцениваешь мои шансы? Скажешь, я давлю на жалость? Ха! Так и есть. "Я сострадание за любовь готов принять…"

– А ты посмотри на Дафну. "Не уверен точно, но она так непорочна…" и кажется, что за почти тринадцать с половиной тысяч лет тоже ни с кем не целовалась. И ничего! Вроде не страдала от этого.

Ха-ха, Мефодий, очень смешно. Только я почему-то даже не улыбаюсь. Я далеко не страж света и живу уж точно не в Эдеме. И у меня нет и не будет никакого просвета в жизни. Я пустое место, ноль без палочки, полное ничтожество.

– Посмотри, что ты сделал для меня. Ты дал мне возможность самому определять свою судьбу. Причём, в отличие от всяких там богов, ты всегда был Человеком.
Ты не ставил меня перед дурацким выбором, ты просто так, ни за что, дал мне всё, о чём может мечтать каждый.
И ведь я знаю, ты не отступишься и сделаешь всё для того, чтобы хотя бы одном мире было счастье для всех, бесплатно. И чтобы никто не ушёл обиженным.
Ты самый лучший автор на свете, А…

Я ЖЕ ПРОСИЛ!

– Забыл, извини. Человеку свойственно ошибаться, не так ли? Если ты поверишь в возможность этой встречи, то непременно встретишь свою любовь.

Все так говорят! Придурки безмозглые. Как Я могу поверить? Помнишь Шурасика? Я в чём-то умнее этого недотёпы. А значит зануднее. Помнишь Евгешу? Как он всё время во всём сомневается? А я сомневаюсь во всём ещё больше! Помнишь Чимоданова? Я временами ещё хуже его бываю! Помнишь Арея? В моей душе бьётся его вечно неутолённая гордость. Но я, в отличие от него, молод и не очерствел душой, а значит очень уязвим. Меня можно убить одним словом. А знаешь, сколько во мне накопилось ненависти, злобы и раздражения? Хватит, чтобы выжечь парочку Вселенных. Дотла. Но главное – я урод. И моральный тоже. Я безнадёжен.

– Не говори так. Лучше посмотри на свои же слова. Кто ещё мог быть настолько искренен, как Ты? Чья ещё душа так чиста, как Твоя? Кто ещё смог бы придумать всё это? Ты милосерден и добр, ты никогда не станешь беспричинно мучить кого-либо.
Даже к выдуманным персонажам ты относишься как к людям.

Желаю перебить их всех из пулемёта?

– Нет, уважаешь и прислушиваешься. Ты любишь нас. И тебя полюбят. Не могут не полюбить.

Раз ты так говоришь, может, сам превратишься в девушку и выйдешь за меня?

– Не иронизируй. Мы оба знаем, что это лишь твоя защита.
Любовь – основа всего.
Иначе просто мира бы не было. Он бы никогда не существовал.
Помнишь как там, у Данте: "Любовь, что движет Солнце и светила…"

Я плачу, Мефодий. Я схожу с ума и плачу. Это ты говоришь, или я?

– Неважно. Мы – одно целое. Я же МС на 65 процентов, разве не так? Ты дал мне часть своей души. А может быть и всю её. Ты же проценты наугад поставил, да?

Естественно. А как бы я их подсчитал? … Ты растрогал меня, вспомнив ту фразу. Я плачу, а мужчины не плачут. Не должны. Нельзя. Запрещено. Не хочу быть плаксивой девчонкой. Моё имя переводится как "мужественный". Чёртова насмешка! Мужское и женское начала в моей душе сплелись тесно и опасно, как провода в атомной бомбе. И зачем я не родился девочкой-лесбиянкой?

– Вот видишь, ты опять пытаешься обратить всё в шутку. Не нужно.

Почему же не нужно? Смех – единственное, что не даёт мне сойти с ума по-настоящему. Или убить себя. Тем более что я и в самом деле жалею, что не родился… тем, кем сказал.

– Почему же?

Потому что даже ей было бы проще найти себе пару в наше извращённое время.

– Ха-ха. Наверное. Но ты не должен отчаиваться. Ты хороший человек, нет, ты – Человек-с-большой-буквы. Ты прекрасно пишешь… Может какая-нибудь девочка прочитает всё это и влюбится в тебя?

Ага, как же! Держу карман шире! Где ж такая дурочка найдётся?! Влюбится неизвестно в кого! Ха, ха и ещё раз ха!
Умение пользоваться слогом ещё никому не принесло счастья. Это – всего лишь слова…
Тем более, я что, не знаю Их? Всю жизнь меня преследовали неудачи, связанные именно с Ними. Они меня всегда сторонились. Как же, эта их грёбаная интуиция! Чувствуют, что я, на самом деле, плохой человек.
Вот сейчас я тут красивые слова говорю, веду беседу со своей душой, а через полчаса пойду порнуху смотреть.
А может и нет.
Может и не пойду.
Может и не чувствуют они этого.
Дети же меня как раз не сторонятся. Меня избегают лишь те, кого я считаю привлекательными.
Аура у меня такая. Напрочь убивает любую романтику.
Вот, не так уж и давно, в прошлом году и в этом, открыл я сердце потрясающей девочке, между прочим, тёзке одной из твоих "возлюбленных". Не той, которая сейчас спит на твоей груди, а другой. Письма ей писал. Длинные. Стихи посвящал – и не плохие, прошу заметить, стихи!
А что в ответ? Только молчание. Самый тяжкий из ответов. Прекрасно понимаю, почему она не стала даже писать банальностей, типа "давай останемся просто друзьями".
Мы не были с ней друзьями. Мы, за несколько лет так называемого знакомства, едва ли пять минут поговорить успели.
И знаю я, что это не было настоящей любовью. Но это был максимум чувств, доступных моей больной душе. Душа эта не так чиста, как ты говоришь. Ты же часть меня, не так ли? Моя душа сполна бултыхалась в грязи этого мира. И на неё налипло немало и пошлости, и прочей дряни…

– Может, твоя избранница прочитает всё это и…

И что? Да и как она это прочитает? Кто ей скажет? Уж точно не я! Да и даже если, то что?
Ладно, Мефодий! Заговорились мы с тобой.
Читатели, небось, уже заскучали.
Народ требует хлеба и зрелищ!
Не знаю, как насчёт всяких мучных изделий, но зрелище я точно обеспечу!
Ты со мной, Друг?
– Конечно! – ответил Мефодий и протянул руку в небо.
Крепко жму её. Ненастоящую руку своего единственного настоящего друга.

.........................................................вне времени..........................................................

Блин. Глава завершилась красиво, но уж больно грустно. Если я оставлю её такой, то… ничем хорошим это для меня не закончится. Я ж повешусь. Или утоплюсь. Самоубьюсь, короче. Так. Хм. А что если отмотать время немного назад?
Отлично!
Решено!
Во славу всепобеждающего безумия!
Да будет так!
Show must go on! Маску мне! Эй, Мефыч, крути баранку!
– Как скажешь, Друг!

Колесо времён слегка провернулось в обратную сторону.

............................................................ранее.................................................................

........ Ты прекрасно пишешь… Может какая-нибудь девочка прочитает всё это и влюбится в тебя?
Ты прав, чувак! Я уверен, что так и будет! Чудеса случаются! Я буду увенчан бессмертной славой!
Девчонки будут сохнуть по мне, такому классссному, а Я, гордо качая гривой роскошных волос, буду проходить мимо, чеканя шаг и презрительно улыбаясь.
Да! Эта картинка мне нравится!
Пока, дружище! Звиняй за ту фигню, что я тут плёл. Этого больше не повторится!
*уходит "лунной походкой", напевая:*

Тысячи девочек, милых и добрых, готовятся в космос лететь.
Снятся ночами им луноходы, больше не могут терпеть.
Я понимаю их яркие грезы, но все же работа важней.
Вытрите, девушки, горькие слезы, много хороших парней.
Кто всех на свете сильней и умней, прыгает в Море Дождей?

Это я – Луноход 1. Здравствуй, небо!
Я луноход 1. Здравствуй, солнце!
Я – луноход 1. До свиданья, Земля!
(Манго-манго - Луноход 1)

Глава шестнадцатая, клочкообразная и р а с т я н у в ш а я с я.

Диахронический антракт или галопом по эпохам.

Музыка остановилась. Прожектора погасли. Занавес начал задвигаться.
Но прежде чем он окончательно задвинулся, Меф успел вспрыгнуть на сцену и крикнуть распоясавшейся Ирмии:
– Отставить!
Ирки послушно расступились, и глазам Буслаева предстал Багров.
Мефодий внимательно его осмотрел. Матвей выглядел не ахти: весь издёрганный, истерзанный и потрёпанный. Что немудрено, учитывая, что его только что чуть не… эээ, не будем о грустном.
Ученик волхва ошалело огляделся по сторонам, увидел Мефа, вскочил, бухнулся перед ним на колени и прокричал:
– Забери ИХ от меня! Забери! Слышишь?!! – завопил не своим голосом некромаг, словно был не испытанным жизнью бойцом, а неврастеником в последней стадии.
Не дожидаясь ответа, он снова вскочил и телепортировал столь стремительно, что Меф с уважением присвистнул ему вслед.
– Не волнуйтесь, товарищ генералиссимус, он от нас не уйдёт! – выкрикнула хором Ирмия и, тоже не дожидаясь санкции нашего героя, телепортировала вслед за Матвеем.
В другое время Мефодий обязательно бы остановил её и пропесочил за вопиющее нарушение дисциплины, но в данный момент он был занят совсем другими мыслями.
Он всматривался в структуру изменённого пространства и пытался понять природу эманации Хаоса, чтобы предотвратить её постепенное расползание по всей планете.
Как он прекрасно понимал, частица Хаоса всё же сохранила некое подобие сознания и теперь скрывалась где-то, попутно дублируя себя и захватывая всё больше и больше планов реальности. Можно было бы и в одну секунду справиться с этой проблемой, применив Главный Аргумент, но Меф хотел сделать всё более творчески. А значит, необходимо было отыскать энергетический центр аномалии и нейтрализовать его.
Буслаев отдёрнул занавес и посмотрел в зал.
Сарданапал раскуривал трубку с мылом, пуская гигантские радужные пузыри.
Дафна с Танькой дружно гонялись за парящими на ушах розовыми слониками. Благодаря драконбольным навыкам одной и маневренности крыльев другой, пока что была ничья, и у обеих подмышками было зажато по слонику. Эти слоники вертели головами, таращили огромные голубые глаза и пускали из хоботов пламя, которое принимало форму золотистых рыбок-вуалехвостов.
Медузия, Зуби, Ягге, Соловей, Тарарах и Поклёп лихо отплясывали канкан на потолке.
Кресла оживлённо переговаривались и устроили конференцию на тему: "Быт и нравы двуногих. Взгляд снизу".
Джинн Абдулла в кепке набекрень читал свои рифмованные проклятия в стиле рэп, прошибая ими аккуратные трёхметровые дырочки в вековых стенах.
Большая часть учеников сбилась в кучу и устроила то ли драку, то ли оргию. Поскольку они подняли чудовищную тучу пыли, то точнее определить не удалось. Остальные стояли неподалёку и, по всей видимости, делали ставки.
За окном кровожадно ухмыляющееся Солнце гонялось за визжащей от ужаса Луной, вовсю облизываясь протуберанцем.
Сверху посыпались малиновые бублики и ярко-оранжевые шишки. Чешуйчатые плоды дружно рухнули на засмотревшегося на наездницу контрабаса Валялкина и придавили его своей массой.
– И почему всегда все шишки валятся именно на меня?! – глухо прозвучал риторический вопрос из-под оранжевой груды.
Проломив стену, в зал зашёл исполинский сиреневый котёнок, размером с небольшой двухэтажный коттедж, удивлённо посмотрел на всё происходящее большими нежно-зелёными глазами, мяукнул, покачал головой и ушёл, сломав ещё одну стену.
Всё было нормально.
Но нигде не было видно эпицентра – всё творящееся безумие было распространено равномерно.
– Антракт – лишь временная мера, – сказал Мефодий, – Нужно скорей отыскать ту… ерундовину. А для этого нужно сесть. И подумать.
Меф перенёсся в кабинет Сарданапала. Мельком удивившись тому, что кабинет остался в сравнительно стабильном состоянии, он уселся в кресло, закинул ноги на стол и задумался, массируя руками виски.
– Итак, будем рассуждать логично: что бы я сделал, если бы был полуразумной частицей полупереваренного древнего Хаоса, сбежавшей из желудка могущественного существа неустановленной природы? – задал он животрепещущий вопрос, – Хм. Понятия не имею! – рассмеялся наш герой.
– Ну ладно! – воскликнул он, вскочил и материализовал в руке сачок, – Значит, будем искать по старинке! Полетаю по Тибидохсу, порыскаю.
Но он не успел осуществить задуманное, поскольку двери распахнулись, и в кабинет влетел Матвей Багров.
Вид его был ещё более непрезентабелен, чем раньше. Теперь он казался совершенно затравленным. Большая часть его одежды была представлена лохмотьями. Хотя и довольно аккуратными, даже можно сказать изысканными и художественными лохмотьями.
– Умоля-а-а-аю, Мефодий! – простонал он, бешено вращая глазами и бросаясь на колени перед нашим героем, – Что хочешь требуй, только пусть они меня оставят!
– Что же тебя не устраивает, друг мой? – иронично, хотя и несколько тревожно спросил Меф, усевшись обратно за стол.
– Всё! – буквально выплюнул Матвей, – Ты только представь, я всё время слышу это: "Матвей, пошли по магазинам! Матвей, давай сходим в кино! Матвейчик, не сделаешь нам педикюр?! Матвеюшка, почитай нам сказку!" А-а-а-а!
– Ты же вроде любил сказки рассказывать, а? – подшучивал начитанный Меф.
– Но не чёртовой дюжине девиц, которые всё равно перебивают каждую секунду! И каждый день, каждый час, каждую минуту они требуют секс! Секс! Секс! Секс! А-а-а-а-а-а-а-а! Достало! У меня уже полное истощение организма, хотя я грецкие орехи килограммами жру! И ананасовым соком запиваю! Видишь эти круги под глазами?! – спросил Матвей, опираясь одной (дрожащей) рукой на стол, а другой (трясущейся ещё сильней) тыча себе в лицо.
– Стой! – вдруг вздрогнул всем телом Багров, – Кажется, одна из них приближается! Спаси меня, Мефодий!!!
Нашему герою не надо было повторять дважды.
Он тут же уменьшил Матвея и положил его в карман.
Полсекунды спустя в кабинет заглянула одна из Ирок.
– О, привет, Мефоша! А ты Матвейчика здесь не видел?
– Кхм! Нет, – ответил Меф, прикрывая улыбающийся рот ладонью.
– А. Ясно. Ну... я побежала? – радостно сказала она и развернулась.
– Нет! – требовательно воскликнул Буслаев, – Стойте, рядовая Ирка! Кру-гом!
Ирка выполнила команду идеально, развернувшись на месте ровно на сто восемьдесят градусов.
– С этого момента вы возвращаетесь под моё командование в качестве одной расчётной боевой единицы. Даю вводную: охранять Дафну и никуда не встревать. Приказ ясен?!
– Так! точно! товарищ! генералиссимус! – продемонстрировала отличную выучку участница Ирмии, – разрешите выполнять?
– Разрешаю.
Она вылетела из дверей пулей.
Мефодий же вернул Багрова на пол и спросил того:
– Теперь ясно, как с ними нужно?
– У меня так не получится! – покачал головой ученик волхва, – Они меня не слушают!
– Ничего-ничего, послушают. Это тринадцать – несчастливое число, а с дюжиной ты как-нибудь справишься. Хотя… твою основную проблему это не решает. М-да. Что делать? М-м-м. Придумал!
И он направил руку на Багрова и сделал несколько странных жестов.
Матвей прислушался к своим ощущениям.
– И-и-и… что? – спросил он Мефа.
– Ну-у, – протянул Буслаев, – думаю, что теперь ты сможешь удовлетворить потребности, по меньшей мере, сотни Ирок. Кстати, – ухмыльнулся Меф, – интересуешься?
Багров слушал Мефа, и на его лице проступала неуверенная улыбка. Но на последних словах нашего героя он пронзительно закричал:
– Не-е-е-ет! – и попытался улизнуть.
Но слишком поздно.
Прежде чем сработало заклинание переноса, из коридора прилетело копьё и пригвоздило штанину юного волхва к полу.
"Так вот почему он так поистрепался!" – подумал Мефодий.
– Попался, голубчик! – вскричали в один голос Ирки, забегая в кабинет, – Уж теперь-то ты от нас не уйдёшь! Никуда не денешься! Готовься к щекотке! – грозно надвинулись они на него.
Матвей бросил на Мефодия умоляющий взгляд.
Совесть и остатки мужской солидарности в груди Мефодия крякнули.
– Смир-р-рна! – громыхнул его голос, – Слушайте: приказом Верховного Главнокомандующего, то есть меня любимого, Матвей Багров получает звание старшего лейтенанта. Поступаете в его распоряжение и выполняете всё, что он прикажет! Ясно?
Мефодий ослепительно улыбнулся.
– Так точно! – полифонически ответила прищурившаяся, но не потерявшая боеспособности Ирмия.
Глядя на то, как зловеще ухмыляется Багров, Мефодий почувствовал смутную тревогу.
– Э-э! Не балуй! То есть, тьфу, не злоупотребляй! Положением, так сказать, служебным. Без фанатизма, ладно? Чтоб без всяких тут извращений и БД-шных, нилб, СМ-ов! И не тут тоже! А то поджарю. Слышишь?
– Не бойся, друг Мефодий, – усмехнулся Матвей в лучших традициях некромагов, – Всё будет в рамках приличий. Скромненько и со вкусом.
Ирки испуганно попятились.
– Да-а, власть меняет людей. Да и я тоже. Меняю, – заметил Меф, – Ладно, вы тут развлекайтесь, а я пошёл.
Мефодий вернулся в Зал Двух Стихий.
Судя по всему, антракт ещё не кончился.
Меф уселся на ближайшее кресло (недовольно пискнувшее при этом) и посмотрел на девчонок, забавляющихся охотой на слоников.
К Дафне и Тане присоединилась Ирка, посланная Мефом на охрану. Но у неё дела не ладились.
– Ещё бы! Летать при помощи шлема с крылышками! Никакой манёвренности, да и скорость оставляет желать лучшего, – тоном профессионала прокомментировал Мефодий, – Она бы ещё на прокладках вздумала летать, ха!
Выдав этот перл глубокой мудрости, наш герой, от нечего делать, решил просканировать радиоэфир.
Настроившись на FM-диапазон, он пробивался сквозь помехи и неожиданно услышал:
"– …девушка Прасковья, из Подмосковья…"
– Нилб! – поморщился Буслаев, – Из очень глубокого Подмосковья! – добавил он и горестно рассмеялся.
– Я забыл о ней! – продолжил он сокрушаться и поливать окружающие кресла зловеще дымящимися слезами, – Когда я расфигачил Тартар мегагранатой, она была там, на попечении у "дядюшки" Лигула. А значит, превратилась в шлак! – заключил он и совсем пригорюнился.
Но тут же оглушительно расхохотался.
– Но с другой стороны, – мефистофельски улыбнулся он, – если я этого не знаю наверняка, значит, этого, возможно, не было, не так ли?
Снова расхохотавшись, он взмахнул рукой и создал в паре шагов от себя небольшой хроносинкластический инфундибулум, или, говоря относительно простым языком, пространственно-временную воронку, бьющую во все стороны лиловыми молниями.
Кресла испуганно разбежались, издавая панические скрипы.
Мефодий встал с пола, отряхнулся и прыгнул в воронку с криком:
– Джеронимо-о-о-о-о-о!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Два месяца назад. Ночь Довольно Большого Взрыва. Где-то в Тартаре.

Для воспитанницы главы канцелярии мрака это был самый обычный день. Впрочем, в Тартаре нет разницы между днём и ночью. Распорядок… э-э…суток Прасковьи был таким же, как и во все прошедшие годы: завтрак из тартарианских деликатесов, который лучше вообще не описывать, нудные лекции мёртвой полуночной ведьмы, тоскливые экскурсии по огненным рекам и безднам, официальный обед с "дядюшкой", от улыбки которого хочется выпустить себе кишки, а затем единственное, что её веселило – тренировки с магией. И возможность хорошенько припечатать, или поджарить несколько комиссионеров, суккубов, а иногда даже какого-нибудь опального и не очень умелого стража. А всю оставшуюся часть личного времени – тоска и безделье.
Вот и сейчас, готовясь ко сну, Прасковья стояла у окна в выделенном ей заботливым наставником комнате во Дворце Безмолвия, глядя на надоевшую ей до смерти Долину Страданий.
Багровое "небо". Непрестанно сыплющийся из чёрных туч пепел, словно негатив сфотографированного снегопада. Клубящаяся в бездонных провалах серая муть. Опалённая, потрескавшаяся земля, скрытая неровным слоем костей и черепов. Бродячие тени.
Её это не ужасало. Пейзаж за окном был привычен и вызывал лишь скуку.
"Как же всё это меня достало! Гори оно всё синим пламенем!" – подумала она.
– Не вопрос! – раздался позади неё жизнерадостный голос, – Скоро от всей этой мерзости ничего не останется, гарантирую!
Прасковья стремительно обернулась.
И увидела дебильно улыбающегося типа с разноцветными волосами, заплетёнными в шевелящиеся косички, стоящего уперев руки в бока.
Он был одет в ядовито-зелёное, облегающее всё тело трико, сиреневые шорты поверх него, тёмно-лиловые сапоги, и длинный фиолетовый плащ. На его груди пылал вензель МБ, вплетённый в знак бесконечности. Такой же знак сиял на лбу.
Сама Прасковья, к слову, была одета лишь в сорочку.
– Вау! – сказал Меф, заметив это, – Мадмуазель, вы выглядите просто превосходно. Да, кажется, мы ещё не имели чести познакомиться друг с другом. Мефодий Буслаев!
Наш герой дружелюбно протянул вперёд руку. Прасковья, всё ещё под впечатлением, машинально пожала её. Меф наклонился и поцеловал её запястье.
– Что же вы молчите? – спросил он, заглядывая в её светло-голубые, почти прозрачные глаза, сейчас расширенные и неотрывно направленные на него, – Неужели проглотили язык от моего великолепия? – самодовольно ухмыльнулся Буслаев.
Это сработало. Прасковья пришла в себя, сузила глаза и громко фыркнула.
Меф тем временем продолжил упражняться в красноречии.
– Скоро весь мир за твоим окном постигнет печальная участь. Он вспыхнет пламенем, которое намного жарче местных огоньков. Всё будет выжжено дотла. Такова кончина зла! Но не бойся, прелестная дева, Супермеф спасёт тебя! – очень громко и пафосно выкрикнул новоявленный супергерой и попытался подхватить Прасковью на руки.
Естественно, у него ничего не получилось.
Потому что Прасковья ударила его силовой волной, отбросив к стенке.
"ПОЧЕМУ Я ДОЛЖНА ВЕРИТЬ ТЕБЕ?" – написала она в воздухе огненными буквами.
– А почему бы тебе не спросить это самой? – легко улыбаясь и поднимаясь с пола, ответил вопросом на вопрос Мефодий и сделал едва заметный жест рукой.
– Я не могу, придурок! – произнесла… Прасковья?
– Можешь, когда захочешь, – снова ухмыльнулся Меф, – Но у нас нет времени!
Он торопливо подскочил к окну, одним ударом выбил его вместе с решётками, схватил пытающуюся осмыслить происходящее Прасковью и взлетел в алые, как её губы, небеса.
– Как ты попал сюда? – крикнула она первое, что пришло в голову, старясь пересилить свист ветра в ушах.
– Переместился во времени! – крикнул ей в ухо Буслаев.
Прасковья ненадолго задумалась.
– О, нет. Кажись, начинается, – пробормотал Мефодий и прибавил ходу.
– Что начинается?
– Полный нилбец! – крикнул Меф и ускорился ещё больше.
Чёрные волосы Прасковьи растрепались и периодически попадали ему в глаза, но он не обращал на это внимания, потому что взрыв должен был произойти через три, две, одну…
Сзади оглушительно громыхнуло.
– Так чего ты ждёшь? Перемещайся!
– Для того чтобы путешествовать сквозь время, мне нужно разогнаться до восьмидесяти восьми миль в час! – проорал Мефодий, – Или в секунду, не суть важно, – добавил он тише.
"Хотя и это необязательно", – прибавил он мысленно.
Багровые небеса раскололись.
– Тогда лети в ту сторону! Там арка выхода!
Лавируя в воздухе и уворачиваясь от огненных шаров и вулканических бомб, они полетели вперёд к спасительному промежутку между гигантскими колоннами, виднеющемуся на другой стороне долины.
Весь Тартар содрогнулся до основания.
А затем пришла волна всепожирающего ядерного пламени.
Она неслась с фантастической скоростью, грозя захлестнуть наших героев.
Край фиолетового плаща Мефодия обгорел.
Ослепительно-белое пламя преследовало их по пятам, каждую секунду сокращая дистанцию на несколько сантиметров.
Колонны впереди стали рушиться, и проход, кажется, будет вот-вот завален. И горизонт событий тоже.
Меф посмотрел назад и увидел, что в ноги ему, замедляя полёт, вцепилась парочка комиссионеров.
Пинками сбросив их в голодную пасть огня, облизывающегося сотней языков, наш герой усмехнулся и рванул вперёд со всей возможной скоростью.
Плащ за его спиной развевался победным флагом, а пламя ревело тысячей голосов.
И оно взревело ещё громче, когда Меф, промчавшись между рассыпающимися столбами, засверкал сотней искрящихся голубых молний и ускользнул в очередную, раскрывшуюся прямо перед его носом, пространственно-временную воронку.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Где-то во времени…

И грянул гром, и развёрзся инфундибулум хроносинкластический, и рухнули Мефодий с Прасковьей в болото с двадцатиметровой высоты.
Громкий хлюп, раздавшийся при их падении, повторился, когда они, перемазанные жижей с ног до головы, отчаянно барахтаясь, вынырнули на поверхность вместе с гигантским пузырьком метана и нашли под ногами нечто твёрдое.
Эти две смутно напоминающих человека фигуры пару минут лихорадочно отплёвывались, стоя по колено в илистой грязи. Пока Меф не вспомнил о своих возможностях и не исправил ситуацию в полсекунды.
Грязь, покрывающая их, тотчас испарилась. На Прасковье почему-то вместе с одеждой.
Прояснившимися глазами они вгляделись в окружающий ландшафт. Впрочем, нельзя утверждать, что они оба уделяли большее внимание пейзажу.
Было жарко, душно и влажно.
Солнце едва выглядывало из-за верхушек густого прибрежного леса.
Наши герои стояли посреди плоской, заболоченной низменности, прорезанной речными рукавами. В воздухе кружил гнус, который Меф машинально изничтожил.
– Что это? – очень спокойно сказала Прасковья, указывая на возвышающуюся над низким кустарником большую трёхрогую чешуйчатую голову с костяным воротником.
Меф перевёл оценивающий взгляд с неё на неведомое создание.
– Ах, э-э-это! – протянул он, – Ничего особенного. Самый обычный трицератопс. Динозавр. Коренной, так сказать, обитатель юрского и мелового периодов.
– Может я и провела большую часть жизни в Тартаре, но даже я знаю, кто такие динозавры. Я спрашиваю, что МЫ делаем ЗДЕСЬ?! – гневно спросила черноволосая бестия, обводя рукой окружающие зловонные просторы.
Надо бы уточнить, что Прасковья имела в виду под "здесь".
"Здесь", на отмелях возлежали пятиметровые крокодилы и семиметровые черепахи.
В небе кружили птеродактили и рамфоринхи.
На песчаных берегах резвились быстроногие гипсилофодонты. Неподалёку паслась группа четырёхметровых гадрозавров. Вот один паразауролоф поднял голову и издал низкий протяжный звук, похожий на звучание тромбона. Девятиметровый стегозавр стоял на задних лапах у высокого дерева и кормился листвой с ветвей.
Поэтому её вопрос был крайне своевременным и оправданным.
– Ахм, – нервно сглотнул Мефодий, – Ну… вполне возможно, что причиной нашего не совсем точного перемещения во времени послужило несколько взаимовлияющих факторов: остаточное влияние эманаций хаоса, конфликт оборудования, взрывная волна… ну и небольшая ошибка при определении пространственно-временных координат.
– Небольшая? – прошипела она, роняя в болото несколько капель дымящегося яда, – Ну и когда мы?
Меф достал из кармана Часы Хроноса, вокруг которых обмотался Змей Времени. Пару секунд безуспешно пытаясь узнать время по ним, Буслаев досадливо сплюнул и превратил песочные Часы в электронные. А из Змея получился замечательный ремешок для них. Хотя и издающий порой недовольное шипение.
Наш герой вгляделся в показания и засмеялся. Прасковья недовольно поинтересовалась причиной его веселья, и он ответил:
– Мы в конце мезозоя, точнее в меловом периоде, а ещё точнее в шестьдесят шесть миллионов шестьсот шестьдесят шесть тысяч шестьсот шестьдесят шестом году до нашей эры. Июнь. Суббота, местное время шесть часов утра. Угадай, какое число? Да, кстати, координаты: шестьдесят шесть градусов северной широты, шестьдесят шесть градусов восточной долготы. Минут и секунд (в обоих смыслах) по столько же. Видимо, не надо было перемещаться сразу из Тартара.
Прасковья застыла, моргая обоими глазами и пытаясь переварить полученную информацию.
– Кстати!.. – неожиданно сказал Мефодий.
– Что? – всё ещё в раздумьях спросила Прасковья.
– Нет-нет, ничего, – виновато улыбнулся он и остановил время. После чего поднял голову к небу.
– Вот чего я не пойму: как так может быть, что этот мир был выдуман, то есть создан, но в нём, тем не менее, откуда-то существовали динозавры? Это кто же такой терпеливый, чтобы описать более шестидесяти миллионов лет истории? Может это значит, что наш мир всё же настоящий?! – с надеждой спросил Мефодий.
Сам не до конца понимаю все эти тонкости, но у меня есть небольшая теория. Жаль тебя расстраивать, но ты приводишь недостаточный аргумент. Большинство писателей создают миры с помощью элементарного копирования реалий окружающего их мира. Но ёмкость человеческого сознания, естественно, ограничивает объём передаваемой информации. Ни один писатель не смог бы воссоздать в какой-либо форме всё пространство выдуманной Вселенной. Прописать все реалии, судьбы и характеры. Поэтому многое остаётся за кадром, но оно всё-таки подразумевается, в результате чего оказывает сильнейшее влияние даже на прописанные вещи. Многое задаются случайным образом, но не меньше вещей и событий обретают свою жизнь только благодаря подразумеваемой тождественности некоторых фактов исходного и выдуманного миров. Заметь, что при таком подходе невозможно доказать что и базовый мир не был кем-то придуман.
– Сам-то понял, что сказал? – улыбнулся Меф.
Прекрасно. А ты?
– И я понял. Это довольно грустно.
Ещё бы. На эту тему у меня есть подходящие строчки. Слушай:

Мы не космическое чудо,
Не результаты Божьего труда.
Мы явились из ниоткуда
И провалимся в никуда.
Мы – не выкидыш эволюции
И не случайности каприз.
Это правда, не надо дуться,
People, believe me please.
Да, мы – не Божии творения,
И существуем лишь в воображении
Надменного писателя-гордеца
Укравшего функции Бога-Отца.
Мы – всего лишь персонажи
В задрипанной Книжонке Бытия.
Жизнь наша – сплошная фуфлажа,
Беллетристическая галиматья.

Не в силах предписанного изменить
Мы можем только "быть или не быть?"
Идти... или сойти с дороги.
Ведь мы – тем более не боги.

– Беру свои слова обратно. Это не грустно. Это зашибись как грустно!
Да, друг мой. Поэтому я могу лишь обещать, что не оставлю тебя на твоём пути.
– Может, тогда подскажешь, что мне сейчас делать? – улыбнулся Меф.
Э, нет. Кто у нас герой? Я или ты? Ты всё сможешь сам. Я в тебя верю. Тем более, что если я помогу напрямую, то ты лишишься множества превосходных приключений.
– Ладно. Я тебе тоже верю, – снова улыбнулся Мефодий и вновь запустил время.
Вернувшаяся во временной поток Прасковья как раз пришла ко вполне предсказуемому выводу: кругом воняет как на помойке, сверху гадят птеродактили, а сама она стоит в костюме Евы, по колено в грязи, под пронизывающим болотным ветром и дурашливым взглядом полного придурка, который во всём этом виноват. Неудивительно, что она, мягко говоря, разозлилась. А точнее будет сказать, пришла в бешенство.
Её глаза засверкали пламенем земных недр, воздух вокруг её фигуры мелко задрожал, а лицо её почернело, в точности как у одного небезызвестного архимага из древнего Шумера.
Но метаморфозы на этом не кончились. Она начала стремительно увеличиваться и покрываться чёрной чешуёй.
– Праша, не надо! – только и успел крикнуть наш герой, прежде чем гигантский чёрный дракон взмыл в древние небеса.
Сверху на Мефа уставились немигающие красные глаза, наполненные яростью, и он понял, что опять сильно сглупил.
С далеко не печатным воплем он перенёсся на верхушку ближайшего дерева.
Болото на том месте, где он стоял пару терций назад, вскипело в струе раскалённого пламени.
Но тут из болота, словно чудовищный перископ древней субмарины, начала подниматься голова на невероятно длинной шее.
Мефодий наблюдал за этим, обмерев и вцепившись обеими руками в дерево.
Вслед за шеей из зловонных глубин показалось и туловище.
Глядя на эту превышающее все пределы воображения ископаемую ящерицу, Меф не знал, чего в нём больше: страха, из-за того, что они, оказывается, стояли на спине этой рептилии, или же восхищения его первобытной, хтонической мощью.
– Вот это зверюга! – прокомментировал Меф, – Кажется, он будет достойным противником для Праши. Интересно, что это за ящер. Ни на диплодока, ни на брахиозавра он не похож. Большой слишком. Возможно, это неизвестный науке вид! Тогда я, на правах первооткрывателя, даю ему название "болотный бормотозавр"!
Это название было вполне оправданным, учитывая, что ящер издавал звук, крайне напоминающий бормотание.
Прасковья отвлеклась от охоты за истошно кричащими птеродактилями и перевела взгляд на нового противника.
Ударив затмевающими Солнце крыльями, она спикировала на динозавра и попыталась вцепиться зубами ему в шею.
И началась эпическая битва!
От мощных ударов сотрясалась земля и ломались деревья. Кипело болото. Все динозавры помельче разбежались прочь. Грозное рычание двух исполинских чудовищ раскалывало небосклон.
А Меф сидел на ветке и фотографировал. Ну, и снимал, конечно.
Но спустя пару минут он заметил, что сражение плавно перетекает в кое-что совсем другое.
Бормотозавр оказался самцом. И очень настырным самцом.
Слегка покраснев и удалив пару последних снимков, Меф флегматично произнёс:
– Не думаю, что Прасковья будет мне благодарна, если ей придётся рожать маленьких бормотозавриков. Или яйца откладывать, что дела не меняет.
Мефодий осторожно очистил разум Прасковьи от затуманившей его драконьей ярости, после чего, мгновенно сообразив, что это поможет ненадолго, восстановил некоторые специфические нейронные связи, что в итоге могло помочь Прасковье больше не терять рассудка от гнева.
Глаза Прасковьи прояснились, и она поняла, ЧТО едва не произошло с ней. После чего в ней вновь заклокотало пламя, но уже едва ли не ядерное.
Следующие несколько часов проходили так: Меф сидел на сильно прогнувшейся ветке и уплетал здоровенный кусок хорошо прожаренной бормотозаврятины. Это был окорок намного больше его самого, что нашего героя нисколько не смущало. Мефодий задумчиво и с интересом смотрел на то, как Прасковья, увеличившаяся до размеров Мадагаскара, методично уничтожает динозавров по всей планете.
"Так вот что стало причиной их вымирания! Надо сказать, что Праша – настоящее оружие массового истребления. Хорошо, что она про меня забыла".
Но едва он успел это подумать, как всё кругом погрузилось во тьму.
– Ни-и-илб! – поёжился Мефодий.
А сверху раздался громоподобный голос, от которого леса на километры вокруг лишились иголок и листьев.
— ПЕРЕМЕЩАЙ НАС В НАШЕ ВРЕМЯ! – прорычала Прасковья, — БЫСТРО!
– Я п-попробую, – осторожно произнёс Меф, – Но эти эманации Хаоса сбивают все настройки. В-временной шторм б-бушует. И п-пожалуйся, уменьшись, л-ладно? Я м-могу не п-потянуть та-такую массу.
Тут Мефодий понял, что он сказал. И почему этого говорить не следовало. Но было слишком поздно.
— ЧТО–О–О?! ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО Я ТОЛСТАЯ?!!
И содрогнулись небеса от мощи грозной, неизбывной, беспредельной…
Всё стало яростным огнём.
А Меф выпал пеплом на остекленевшую землю.
Воскреснув на третью секунду и собравшись из пепла, наш герой досадливо плюнул и махнул рукой.
Водоворот сиреневых молний окружил их и бросил сквозь время.

17 (30) июня 1908 года. Подкаменная Тунгуска. 7 часов 14 минут по местному времени.

С диким грохотом над территорией бассейна Енисея с юго-востока на северо-запад пронеслось нечто огненное, здоровенное и истошно вопящее.
Траектория полёта этого небесного тела уткнулась в глухую и безлюдную середину тайги.
Чудовищный взрыв потряс землю. Ударная волна понеслась к горизонту.
Посмотрев на поваленный кругом таёжный лес, Меф мрачно сказал Прасковье:
– Поздравляю. Мы только что стали Тунгусским метеоритом.
Мефодий саркастически улыбнулся, нахмурился и прищёлкнул каблуком тяжёлого сапога по гигантской чёрной голове, на которой он стоял.
– Я же просил тебя уменьшиться!
— Я уменьшилась! – запротестовала Прасковья.
– Вижу, – смерил её взглядом Буслаев, – Но ты всё ещё можешь раздавить Кремль одной пяткой.
Он наклонился и заглянул ей в глаз.
– Я же говорю, наше время находится в зоне временных штормов, вызванных этими треклятыми эманациями! А тут ещё перемещающийся во времени объект, вызывающий сильные гравитационные возмущения. Давай-ка всё же принимай стандартный драконий размер.
— А может, ты превратишь меня назад в человека? – рыкнула драконица.
– Обойдёшься! Нефиг было меня испепелять. Вот вернёмся, тогда и верну тебе человеческий облик.
Прасковья обиделась.
Прасковья надулась.
Прасковья сдулась.
До приемлемых размеров. Всего лишь в два раза больше самого крупного из современных Мефу драконов.
– Так-то лучше. Может быть, в этот раз получиться пробиться.

Средневековье. Год не установлен.

На этот раз Меф и Прасковья оказались на широкой грунтовой дороге.
С обеих сторон темнели кроны дремучего леса. Закатное солнце готовилось скрыться за холмом. Медленно угасал алый блеск на облачных ланитах.
Умиротворяющая картина.
Человек и дракон смотрели на медленно исчезающее за подъёмом дороги светило и молчали.
Мефу не хотелось убивать магию момента и смотреть на Часы.
В немигающих глазах Прасковьи, в зеркалах её вертикальных зрачков сияли два торжественных заката.
Но тут Прасковья неожиданно смущённо кашлянула.
— Мефодий, кажется, по мне что-то ползёт!
Меф удивлённо посмотрел на неё:
– И где же?
— Под… хвостом, – выдавила из себя Прасковья, – Чешется так! Посмотри, а?
– Я тебе что, Валялкин? Или какой-нибудь другой драконий гинеколог? – возмутился наш герой.
Вместо ответа Прасковья всхлипнула (хотя это больше походило на рычанье) и уронила из глаза слезу. На месте падения слезинки почва вскипела и пошла пузырями.
– Ну хорошо-хорошо. Так уж и быть, – с досадой произнёс Мефодий, спрыгивая на дорогу, – Задирай хвост! И встань на все четыре лапы.
Прасковья послушно выполнила требования начинающего ветеринара.
Насвистывая, Меф пошёл к её хвосту, бормоча себе под нос:
– Ох, нелёгкая это работа – у дракошки искать…
Не забывайся, Мефодий!
– … чего-то! – выкрутился он, – А что? Я не отвечаю за твои непристойные ассоциации!
После чего он заглянул под хвост Праши и обомлел.
– Йокарный нилбог! То есть гоблин, – ошарашено выдал Меф, увидев, что творилось под драконшей.
Кого там только не было!
Не только упомянутые Мефом гоблины, но и куча орков, троллей, а также некая группа, состоящая из гнома, эльфа, волшебницы и паладина.
Все они были изрядно помяты, полупридушены, но вполне себе живы и здоровы. Тролли, правда, пребывали в нокауте, поскольку они были повыше, и их неслабо приложило изящным, но увесистым драконьим станом.
– Я смотрю тут у вас конкретно развесёлая компашка! – радостно воскликнул наш герой.
Рыцарь и гном, как наиболее защищённые и крепкие члены команда, пришли в себя быстрее остальных и уставились на Мефодия.
– А-а-а! Демон!!! – возопили они в один голос и вновь потеряли сознание.
– Ну вот, – огорчился Меф, – За демона приняли! Ну, подумаешь, волосы шевелятся!.. И глаза сверкают... Ну и лоб как неоновая вывеска. Разве это делает меня демоном?
Лохмы Мефодия расстроено повисли, сияние на лбу потухло.
Тут очнулась и рыжеволосая чародейка. Схватившись руками за раскалывающуюся голову, она упёрлась взглядом в Буслаева и спросила:
– Это что, сбежавший из-за понижения зарплаты королевский шут? А это... – она подняла взгляд выше... выше... и выше...
– Вот, Праша, смотри-ка, на шута я действительно больше похож. Конечно, в эту теорию вписывается далеко не всё в моём облике, но уже хотя бы заметна работа мозга.
Прасковья тем временем умудрилась развернуться и при этом никого не растоптать. Она склонилась над кучкой поверженных героев и внимательно уставилась в глаза кудрявой ведьмочки.
– П-привет! – пискнула та и судорожно помахала ручкой.
Прасковья в ответ мило улыбнулась.
Глаза колдуньи закатились, она обмякла, и её тело вновь рухнуло в дорожную пыль.
– Что ж сегодня за день-то такой! Все так и норовят в обморок брякнуться, – прокомментировал сей факт наш герой и грустно покачал головой.
В этот момент зашевелился эльф.
– О, длинноухий! Может, у него нервы будут покрепче.
Но узнать что-либо от эльфа было делом крайне затруднительным.
По вполне объективной причине.
Тот был профессионально связан и мог только мычать через торчащий из его ротовой полости кляп.
Мефодий озадачился.
– Интересно, за что это тебя так?
Доблестный рыцарь вновь очухался, поднял своё бренное тело с земли и вместе с ним решил поднять свою воинскую честь. Хотя, не будь тут свидетелей, он мог бы притвориться маленьким незаметным камешком и надеяться, что исполинское чудище и порождение ада его не заметят, но в этом случае люди не преминут ославить его на весь мир, если он малодушно ретируется сейчас, так что волей-неволей пришлось собрать остатки храбрости, и, стараясь, чтобы голос не дрожал, произнести:
– Я буду биться не на жизнь, а на смерть!!!
"Причём смерть должна быть предпочтительно не моей"– надежда не покинула сердце благородного воителя даже в этот час.
Рыцарь выставил меч, угрожая противнику. Но тут Меф щелкнул пальцами, и лезвие отвалилось от рукояти. Рыцарь озадаченно уставился на испорченное оружие и застыл соляным столпом.
"Мой оруженосец ещё совсем молод! И кто теперь будет кормить мою клячу?" – услышал Меф его спутанные мысли.
– Пощадите, у меня жена и дети!
– А у меня!.. – вскинулся Мефодий, – А у меня… – добавил он тише, – А у меня… нету, – огорчённо закончил он, всхлипнув.
Буслаев посмотрел на рыцаря взглядом голодного щенка, которого незаслуженно обидели.
И шмыгнул носом.
Рыцарь озадаченно уставился на него.
Мефодий поймал этот взгляд и покатился со смеху.
– А-ха-ха-ха! Купился!
Утерев выступившие от смеха слёзы, наш герой ещё миг полюбовался ничего не понимающим лицом рыцаря и приступил к разбору полётов:
– Итак, что же здесь произошло? – спросил Мефодий, оглядываясь по сторонам, – Это, товарищи, вопрос риторический. Не нужно подсказывать, я сам догадаюсь. Я знаю: вы – доблестная и прославленная группа героев, которые как водится, должны спасти мир от Чёрного-Пречёрного Зла в лице Гнусного Тёмного Властелина, который в своей жадности, злобе и жажде власти не остановится ни перед чем. И вы, отважная и целеустремлённая команда, отправились к его Ужасной Мрачной Цитадели, дабы разрушить Могущественный Артефакт Силы, что дарует жизнь его Тёмной Душе, и положить конец его Чудовищным Злодеяниям…
За то время, пока Буслаев разглагольствовал, очнулись все лежащие на дороге существа, но, поскольку рядом посверкивал глазами дракон, никто не решился бежать или сделать какую-нибудь иную глупость, более того, все (даже тролли!) с восхищением внимали истории, которую Мефодий рассказывал с таким пылом.
– … И вот, отряд славных воителей, утомлённый дальним странствием через бурные реки, вздымающиеся к небесам горы, дремучие леса, жаркие пустыни и бескрайние степи, расположился на ночлег. В недавнем бою могучая чародейка лишилась почти всех сил и поэтому не смогла воздвигнуть защитные чары, которые смогли бы охранить покой сих выдающихся воинов. Но в дозор вступил отважный Перворождённый, великолепный стрелок, житель Великого Леса, чей острый глаз и верный лук не раз спасали наших героев и приводили врагов в трепет, а благородных дам – в восхищение.
Большая часть присутствующих уселась поудобнее, некоторые улеглись на бок, подперев щёку кулаком, другие легли на живот, положив подбородки на руки и глядя на Мефа словно дети – во все глаза, и даже связанный эльф перестал трепыхаться и замер, внимательно прислушиваясь к речи Мефодия.
– Но Древнее Зло и отвратительные приспешники Тёмного Владыки не дремлют, а коварство их не знает границ! Они вероломно напали на вас в тот предрассветный час, когда небесные просторы ещё не вспыхнули под пурпурными перстами богини зари. Разумеется, остроглазый и остроухий лучник не мог не заметить нападения и успел не только предупредить своих спутников об опасности, но и неприятно удивить своей меткостью немалое количество врагов. Но их было слишком много…
По мере того, как Меф продолжал своё повествование, глаза валяющихся на дороге героев всё больше округлялись и наполнялись уважением к самим себе.
– Битва длилась весь остаток ночи, а затем продолжилась утром, при свете дня. Всё новые и новые волны врагов постепенно оттеснили героев на дорогу. Но они не сдались! Они сражались неистово, из последних сил отбиваясь от неисчислимых орд злобных троллей, кровожадных орков и озверевших от вида желанной добычи гоблинов. Приспешникам Повелителя Тьмы даже удалось схватить и связать храброго эльфа, которого они не убили на месте лишь потому, что ручное чудовище Владыки Злодейств обожает удовлетворять свой неистовый голод плотью лесных жителей. И вот, наши бесстрашные герои, увидев это, бросились к нему на помощь. Но силы были не равны. И казалось, что надежды больше нет, и что всех их ожидает неминуемая и страшная гибель, или рабство, что хуже смерти… Но в этот миг, как это всегда и бывает, вмешалась сама Судьба и на головы нападавших обрушилась карающая мощь чёрного дракона!
Мефодий обвёл слушателей восторженным взглядом.
– Ну, то есть, это мы с Прашей выступили в роли такого Deux ex machina и всё закончилось хорошо! – зачастил он, – Хэппи-энд, все счастливы и громко жуют поп-корн. Спасибо за внимание, приходите ещё! Так ведь всё и было, да?
И Меф посмотрел на героев.
Молчание несколько затянулось.
Наконец рыцарь, набравшись храбрости (и осознав, что прямо сейчас их скармливать дракону никто не будет), сглотнул и сказал:
– Вообще-то… нет, сэр.
– Нет? – удивился Меф, наколдовывая себе стакан воды, чтобы смочить пересохшее горло.
– Мы на свадьбу едем, – сообщила ему улыбающаяся волшебница.
Мефодий поперхнулся водой и закашлялся.
Добрая Праша решила ему помочь и легонько хлопнула лапой по его спине.
Улетевший Буслаев расколошматил ближайшее дерево в щепки.
И сам рассыпался в пыль.
В паре метров от места, где он стоял пару секунд назад, снял с себя невидимость настоящий Меф, тут же грозно посмотревший на потупившую глазки Прасковью.
Переведя взгляд на разношёрстную компанию, он сурово откашлялся и прохрипел:
– Чё? Какая ещё свадьба?!
Гном лаконично уточнил:
– Эльфийская, копать её налево!
Мефодий обалдело оглядел разношёрстную компанию. Молча поморгал.
– А мы – свадебный кортеж жениха, – произнёс… гоблин?
Орки, тролли и «герои» энергично закивали.
Меф тоже задумчиво кивнул, и посмотрел на связанного эльфа.
– А почему жених связан? – спросил наш герой, наконец справившись с удивлением.
– Дык сбежать пытался! – ответил ему какой-то тролль.
Вот так, слово за слово, они поведали нашему герою удивительную историю.
Оказывается, местные эльфы имели довольно занятную историю. Где-то столетие назад супруга эльфийского короля сильно поссорилась с мужем. Нет, вы не поняли. ОЧЕНЬ сильно. Она забрала всех своих служанок и фрейлин, ушла с ними из дворца и основала собственное королевство. Такое, знаете, королевство эльфийских амазонок. И всё бы хорошо, но была одна изначально неучтённая вещь.
Онтогенез местных эльфов.
Его изменение стало величайшей заслугой древних магов.
Эльфы, как вы знаете, живут долго. Не так долго, как стражи света, но всё же. Одна-две тысячи лет для них – только самое начало поры зрелости. Но ни вынашивать ребёнка пару десятилетий, ни менять эльфу-малышу пелёнки в течение нескольких веков у древних эльфийских женщин не было ни малейшего желания. Поэтому, с благословенья некоторых солидарных с их мнением богинь и с помощью Великой Магии, взросление юных эльфов до периода полового созревания стало протекать с той же скоростью, как у людей.
Событие это, как полагается, осталось в истории и получило громкое название, которое в переводе с местного эльфийского (ничего общего с квеньей) означало «Великий Обряд Акселерации».
Такое положение вещей всех поначалу удовлетворило, но довольно быстро выяснилось, что неприятным бонусом стал небольшой побочный эффект.
Следующее поколение эльфов начало не только взрослеть с человеческой скоростью, но с ней же и стареть. К счастью, почти сразу выяснилось, что для предотвращения этого эффекта достаточно всего лишь ввести юного эльфа или эльфийку во взрослую жизнь. И в каком возрасте это произойдёт, в том возрасте они и останутся, взрослея уже по-эльфийски.
Но загвоздка была ещё и в том, что во «введении во взрослую жизнь» должен был участвовать хотя бы один потомок одного из древних эльфийских магов, сильнейшего из них, ставшего впоследствии королём. И если с инициацией так называемого слабого пола проблем почти не было, то с инициацией юношей дела обстояли отнюдь не так хорошо. Хотя логичнее было бы наоборот, вам не кажется? Но эти нравы… кто их поймёт!
Именно из-за этого королева поссорилась с мужем, и ушла, взяв с собой свою единственную дочь, оставив её брата на попечение отца.
Прошедший век оказался очень тяжёлым для короля. У него не осталось подданных женского пола, что фактически обрекало его царство на быстрое вымирание. А главное, что не было потомка женского пола, чтобы инициировать молодых эльфов.
А у его супруги таких проблем не было, поскольку несколько эльфов-изменников сбежало вместе с ними.
Вот тут-то и начинается та часть истории, выслушав которую Мефодий очень громко и долго ржал.
К сожалению, в данный момент в племени эльфийских амазонок насчитывалось сто двадцать две особи женского пола, от четырнадцати до двадцати семи лет, которые, по мнению королевы, уже могли пройти инициацию.
А единственным, кто мог провести эту инициацию, был этот злосчастный тип, похожий на мумию в верёвках.
– … ну вот я и решила помочь своей подруге-принцессе. Мы с моими друзьями выкрали наследника, что было довольно просто, учитывая, что численность подданных эльфийского короля была не более двух десятков. И этот типчик, – указала она на связанного, – женится на них всех сразу, проведёт инициацию, а после этого сто двадцать две молодых вдовы споют традиционную прощальную песнь на его погребальном костре.
Замотанный эльф бился из последних сил, но верёвки были завязаны и заколдованы на совесть.
Меф тоже бился. В истерике, захлёбываясь и плача от хохота и колошматя по земле руками и ногами.
– Впрочем, может он и выживет, – с сомнением произнесла чародейка.
– Вряд ли, – покачал головой рыцарь.
– Исключено, – уверенно махнул боевым топором гном.
– Если и выживет, то рад этому не будет, – захихикал какой-то гоблин.
Когда Мефодий наконец устал смеяться, он поднялся на ноги, подошёл к эльфу, помог ему сесть и похлопал по плечу.
– Ну-ну, друг, не волнуйся. Утешай себя тем, что даже если ты и умрёшь, то самой лучшей смертью из всех возможных.
И Меф снова покатился от смеха.
Эльфийский принц зарычал, едва не разжевав кляп.
– А сам-то ты кто будешь? – рискнул спросить гном.
Утирая слёзы и всё ещё подхихикивая, Меф ответил:
– О, да! Ты прав чувак, я буду!
Буслаев мгновенно перенёс присутствующих на большую, но уютную полянку с костром, которую успела вытоптать Праша.
После чего угостил всех оставшейся бормотозаврятиной с жареной картошкой.
– О, картошечка! Я её обожаю! – сказал гном.
– Ага, я тоже! – воскликнул Меф, – Так, стоп. Откуда это она вам известна? Это же полнейший анахронизм! До открытия Америки ещё дофига времени!
– А разве её кто-то закрывал? Мы, вообще, по-твоему, где? – спросила волшебница.
Меф пожал плечами. Та ответила:
– На Амазонке. Картошка здесь основной продукт питания. Между прочим, она тоже, если не ошибаюсь, эльфийскими магами выведена. Эльфы же мяса не едят, и картошка для них – самая питательная и давно любимая пища.
Перебрасываясь шутками, Меф и его новые знакомые сидели вокруг костра и уплетали невероятно вкусные дары силы нашего героя. Целых две полных тарелки (а в чём еще, по-вашему, мог материализовать еду Мефодий? Конечно же в новеньких тарелочках из первосортного фарфора) картошки дали даже пленнику, предварительно потребовав не орать на весь лес эльфийские ругательства.
– Ты, остроухий, главное ешь, сил набирайся. Они тебе ещё понадобятся! – прогудел гном, и вся компания дружно засмеялась.
Проголодавшийся пленник не посчитал нужным что-либо отвечать на это и только что-то невнятно промычал, уписывая картошку за обе щеки.
Между делом, Мефодий представил себя и Прашу своим новым знакомым и спросил их имена.
Он постарался не смеяться, услышав, что имя гнома Бальлин (с ударение на последнем слоге).
Одобрительно кивнул, когда рыцарь назвал себя Триланцелоном де Альдагриони.
И не выдал своего интереса, когда услышал, что имя колдуньи – Сивистальрия Гроттер.
«Интересно, она прапрапрабабушка Таньки или прапрапрапрабабушка?» – думал он, легкомысленно пропуская мимо ушей имена троллей, орков и прочих гоблинов.
Когда Праша и его новые друзья, утомлённые дневными впечатлениями, прикорнули, Меф, нуждающийся во сне чисто символически, решил всё хорошо обдумать, для чего сказал им, что будет сторожить.
Лёжа у едва теплящегося костра и глядя на незнакомые очертания созвездий и совершенно привычную Луну, он задумчиво произнёс:
– Знаешь, а я ведь уже было засомневался, что в этот раз мы переместились только во времени. Думал, что нас занесло в какой-то параллельный мир. Особенно меня смущали эти эльфы. Емец вроде о них не писал?
Как это не писал, друг мой? А кто же мог высадить десант в Эдемском саду в «Маге полуночи»? Между прочим, там даже тролли упоминались. Тролли в Эдеме! Самому смешно. Но с другой стороны, они не описывались. Возможно, что он имел в виду совсем не толкиновских эльфов. Но ведь прямым текстом этого не сказано, правильно? О чём я тебе говорил? Это как раз одна из тех вещей, которая могла подразумеваться. Или нет. Это не повод не пользоваться головой. Конечно, можно придираться и, вникая во внутренний смысл, заявить, что и гномы и эльфы упомянуты среди «нежити и низших духов, относящихся к язычеству», а значит, они не соответствуют традиционному фэнтезийному пониманию их, как разумных рас. Впрочем, любой разумный человек должен понять, что всё это не имеет никакого значения там, где действует всемогущий персонаж и эманации Хаоса. Да и объяснений можно придумать кучу. Например, что это были совершенно другие виды эльфов и гномов, настолько же родственные переселившимся в Эдем, как человек – обезьянам. Да и происхождение человека… если напрячь мозги, можно заявить, что и кроманьонцы, неандертальцы и прочие хомо эректусы нисколько не противоречат сотворению человека в Эдемском саду, поскольку то, что было для Творца мгновением или неделей, могло быть миллиардами лет для Земли. Игра метафор, понятно?
– Да понял я. Там, где есть Всемогущество, ни одна вещь не может служить в качестве доказательства чего бы то ни было. У Всемогущих не бывает алиби.
Ага.
– Но вряд ли кто-то сумеет его осудить.
Дружище, ты рубишь фишку.
– А то! Кстати, что я ещё хотел спросить… Может спасти этого парня. Жалко мне его.
А мне нет. Это же не смерть, а мечта! Ха-хах.
– Хватит. Это слишком жестоко. Парень, наверное, ещё и трёхсот лет-то не прожил, – покачал головой Буслаев.
И что ты предлагаешь?
– Ну… я мог бы занять его место, – хихикнул Мефодий, – уж я-то справлюсь!
Ты бы лучше о Дафне подумал! А то я тебя знаю, увидишь остроухих красоток и поминай как звали! Вмиг забудешь, что твои гены не скрещиваются лишь с человеческим ДНК. И наплодишь новую расу сверхэльфов.
– Заманчивая идея! – вскинулся Меф.
Я те дам заманчивую идею! Ты – культурный герой. В каком-то смысле. Дафна может и простить тебе Ирку. То есть Ирок. И Прасковью. Наверное. Но целое племя эльфиек?! Не думаю.
– Ладно, ты прав. Но увидеть я их должен!
Стоять! У меня предложение получше. Отправь туда летающий фотик. Посмотришь потом, на досуге.
– А может всё же?..
Нет! Я и так слишком многое тебе позволил. Будешь наглеть – я озверею от зависти и прикончу тебя!
– Стоп! У меня есть идея!
Какая?
– Отличная, разумеется! Тебе понравится! Только для её исполнения я всё же должен полететь к ним.
Ну смотри. Я тебя предупредил. Ангелицы, которым наставляют рога, имеют тенденцию превращаться в демонесс.
– Твоя правда. Кстати, никогда не понимал, как кто-то может находить их привлекательными. Эти рога, копыта, заострённый хвост, красная кожа – как вижу что-то подобное, так сразу возникает не отвращение, нет, скорее ощущение «вот забавная зверушка». А ничего такого и в помине нет.
У меня та же фигня.
– Вот то ли дело крылья! Мягкие, пушистые, обнимающие тебя с беспредельной нежностью…
И ЭТИ твои чувства я тоже разделяю, Меф. Но если ты продолжишь говорить об ЭТОМ, то тебе на голову свалится Луна.
– Почему? – удивился Мефодий, с тревогой взглянув в небо, – Нормально же вроде держится.
ПОТОМУ ЧТО!!!.. Завидно мне!.. Очень.
– А. Ну извини.
Некоторое время в воздухе висело молчание.
– Кстати, а почему тогда здесь созвездия совсем мне незнакомые?
А самому догадаться слабо? Южное полушарие же! Территория современной Бразилии.
– Точно! Нилб!
Тиха бразильская ночь. Звёзды блещут… и так далее. Где-то в джунглях кричит ягуар. Воздух напоен тягучим ароматом орхидей. Над лагерем-стоянкой наших героев вспыхивают искорки мгновенно сгорающих насекомых, врезающихся в невидимый купол инсектицидного заклятия. Неподалёку огромным тёмным холмом вздрагивает во сне Прасковья.
Ладно, выкладывай, что там у тебя за идея?
– Да погоди ты чуть-чуть, пусть это будет сюрприз, ладно?
Ну хорошо.
– Кстати, надеюсь, ты не планируешь ничего такого, наподобие нападения и похищения какими-нибудь дикарями или теми же амазонками? Это было бы довольно банальным ходом.
Нет, что ты! Нет конечно! И вообще, спокойной ночи.
– Это тебе спокойной ночи, – не согласился Мефодий, – а мне – доброе утро!
Как и в прошлый раз, планета внезапно провернулась по своей оси без малейшей инерции, и наступило утро.
Солнечные лучи ударили Мефу прямо в глаза, и он недовольно зажмурился.
– Нилб, я забыл подкорректировать скорость перенастройки сетчатки.
А за это не хрусталик отвечает?
– Да какая нафиг разница? Не помнишь, куда я дел свои крутые тёмные очки?
Не помню. Сейчас посмотрю… Хм, интересно. Сначала я думал, что ты их в том болоте утопил, или обронил в Тартаре, но, судя по всему, они ещё во время высвобождения Хаоса распались на элементарные частицы.
– Ничего, сотворю себе другие, – сказал Меф, что тут же и сделал.
Не стоит. Ты и так подозрительно выглядишь по понятиям этого времени, а в тёмных очках тебя обязательно будут пытаться нашпиговать стрелами. Ты же не хочешь начинать знакомство с этими воинственными длинноухими леди с конфликта?
– Пожалуй, – убрал он очки в карман, – Тем более что я уже приморгался, пока с тобой базарил.
Кстати, надеюсь, твои товарищи выспались.
– Естественно, ведь я двигал только своё субъективное время. Ну и твоё заодно.
Ну что, тогда я возобновляю повествование?
– Ага, давай, зажигай.
Мефодий повернулся к своим новым друзьям и достал из фокуснического цилиндра гигантского петуха, а затем дёрнул его за хвост, отчего тот закукарекал, выплёвывая на поляну множество истошно бренчащих будильников.
Поднявшийся шум мог послужить отличной альтернативой некромагии. Ну, то есть, запросто мог поднять мёртвого.
Небрежным жестом испарив созданное им же безобразие, наш герой обратил своё сияющее от радости лицо к своим не очень хорошо соображающим спросонья товарищам.
– Доброе утро, друзья! Вы готовы к продолжению приключения?
Ответом ему было нестройное бурчание, что да, конечно же, они готовы, но вот только полежат ещё буквально пять минуток.
Мефодий понимающе улыбнулся, на цыпочках подошёл к большому тропическому дереву неустановленной породы и со всей силы тряхнул его, обрушив на поляну маленький дождик из капель росы.
Добавив таким образом бодрости и жизнелюбия своей команде, наш герой поинтересовался почему всё-таки они занялись этим делом.
– Ну с тобой, Сивистальрия, всё ясно – ты сказала, что хочешь помочь своей подруге. Этим она убьёт сразу двух зайцев – увеличит число надёжных, долгоживущих подданных и заодно останется единственной наследницей обоих престолов. Но вам, сэр Триланцелон, уважаемый Бальлин, зачем это понадобилось? И остальным?
– Да эльфийки пообещали отсыпать алмазов по весу этого принца, – махнул рукой гном, – Кстати, точно, надо бы его хорошенько откормить!
Доблестный Бальлин вскочил и помчался к пленнику, прихватив с собой котелок со вчерашней картошкой.
– Понятно, – улыбнулся Меф вслед бородатому вихрю, – А вы, сэр Альдагриони? – спросил он, стараясь не прислушиваться к доносившимся с другого конца поляны крикам: «А ну жри, эльфийская ! Что значит «не хочу»?!! Ешь, кому говорю, ушастый ! Быстро!!!»
– У меня… личные причины, – ответил Триланцелон, стрельнув глазами в сторону прихорашивающейся Сивистальрии.
– О. Ясно. А остальные, как я догадываюсь, за еду работают?
– Да, вроде они обещали великий пир закатить, согласившись терпеть на нём даже гоблинов.
Затем разговорившийся рыцарь поведал нашему герою, что с гномом они, вообще-то, старые друзья, когда-то вместе воевавшие в магической войне с западной группой войск Чумы-дель-Торт. Вместе же они и попали в плен, а затем сбежали, когда Сивистальрия Гроттер, одна из трёх сильнейших боевых магов под командованием Чумихи, неожиданно помогла им. Они успели сбежать буквально за два часа до назначенной казни, но предательство оставшейся волшебницы неожиданно раскрылось и Гроттер пришлось бежать. Именно эльфийские девы и предоставили ей тогда нечто вроде политического убежища – там она и подружилась с их принцессой. Чумной старухе и в голову не пришло искать её в Южной Америке. А закадычные друзья Бальлин и Триланцелон тем временем много странствовали, путешествовали, ведя довольно разгульный образ жизни, попутно принося некоторую общественную пользу в деле истребления особо злобной, но не очень опасной нежити. Пока недавно не встретили старую знакомую в одной портовой таверне, где она как раз подыскивала себе хорошую команду.
– … к сожалению, Бальлин порой бывает чересчур азартен. В тот вечер он вдрызг проигрался богатому гоблинскому купцу Гугрюнзу, – рыцарь указал Мефу на гоблина, который был чуть ли не вдвое толще остальных, носил в ушах толстые золотые кольца и чья одежда… походила на одежду.
– Когда же мой дорогой друг вежливо ответил ему, что в данный момент не имеет средств для выплаты долга, Гугрюнз почему-то разозлился и приказал своей шайке вытрясти из нас дурь. Но Сиви снова спасла нас!
– Не называй меня Сиви, банка консервная!
– Хорошо, любовь моя, не буду, – кротко согласился рыцарь.
Гроттер фыркнула и отвернулась.
– Так вот, она предложила Гугрюнзу долю награды в обмен на помощь в похищении принца. И пригрозила неслабым проклятием, если он вздумает присвоить всё себе. Вот и вся история.
– А меня больше интересует другое, – встряла неугомонная Гроттер, – где наши лошади?
– А у вас были лошади? – Несказанно удивился Мефодий.
– Были, не сомневайся.
Меф задумался. И посмотрел на Прасковью, неподалёку полирующую коготки тонкой струйкой пламени.
Прасковья взглянула на него честными драконьими глазами.
— Что ты так на меня смотришь? Почему сразу я? Чуть что, сразу Прасковья! Твои нелепые подозрения меня оскорбляют! – прорычала она и отвернулась, принявшись демонстративно вылизывать крыло.
– Понятно. Это называется: «драконы тоже хотят кушать». Бедные лошадки!
– Ничего, Класинанта была уже совсем старой, – утешил нашего героя сэр Триланцелон.
— И костлявой! – добавила Прасковья.
– А про жену, детей и оруженосца ты, я так понимаю, соврал? – спросил Буслаев.
– Ну-у-у… – почесал в затылке Альдагриони, – я имел в виду, что собираюсь их завести, – ухмыльнулся он.
Тут к ним подошёл радостно лыбящийся гном.
– Не хотел жрать, такая! Но недаром меня прозвали Бальлином Убедительным. Стоило пригрозить, что я запихаю ему жрачку с другого конца, как сразу аппетит появился. Мгновенно! Да ещё какой! Всё слопал, да ещё и добавки попросил.
Старые товарищи дружно захохотали.
Меф решил уточнить у Сивистальрии место расположения деревни эльфийских амазонок и узнал, что до неё осталось совсем немного – километров восемьдесят.
– Думаю, к вечеру доберёмся. Хотя нет, у нас же больше нет лошадей, – печально произнесла рыжеволосая чародейка.
– О нет, я полагаю, что мы доберёмся намного раньше, – улыбнулся в ответ Мефодий.

За два месяца до открытия Жутких Ворот. Луна. Море Медовухи.

– А с приземлением у меня дела обстоят всё лучше и лучше, – радостно произнёс Меф, паря над тягучими янтарными волнами, – Хотя, в данном случае это следует называть прилуниванием. Или прилунением? Как лучше?
Ворд мне подсказывает, что правильным является второй вариант, но первый внушительней звучит. Но наверное можно разграничить термины по принципу процесс/результат.
– Да, возможно. Итак, мои подопечные, скорее всего, на берегу. Вперёд!
И Мефодий, снова активировав реактивные сапоги-скоролёты, полетел вдаль под чёрными небесами, усыпанными звёздами, разрезая ступнями золотистые волны и уворачиваясь от брызг.
Взглянув на висящую над головой полную Землю, наш герой принялся беззаботно насвистывать.
Мефодий, разумеется, не очень нуждался в дыхании, поскольку был практически бессмертен. Но это не объясняет, как он мог разговаривать, а тем более свистеть в вакууме. Так и быть, пока он летит над лунным морем, раскрою вам этот великий секрет. Всё дело в том, что вокруг Мефа поддерживалась область пространства, нормализованного для приемлемо-комфортной жизни среднего лопухоида. Широкая – метров двадцать в диаметре. Не для него самого, нет. На всякий случай. Например, если Меф захочет кого-нибудь к себе срочно телепортировать, для разговора или ещё чего-нибудь.
По дороге Мефодий почувствовал, что синеватое, не ослабленное атмосферой Солнце припекает. Его волосы недовольно зашевелились. На скорую руку сотворив кепку, он заодно увеличил силу комфортизирующего заклинания и скорость полёта. Солнце на небе стремительно закатилось.
Аиду Плаховну и Арея наш герой нашёл в тени, неподалёку от места, где терминатор пересекал берег бывшего Моря Дождей.
Смерть в отставке сидела в шезлонге на самом берегу, беззаботно покачивая свесившейся ногой в стоптанной кеде и лениво черпая золотистую жидкость здоровенной глиняной кружкой.
Арей сидел на простой деревянной скамье. С такой же кружкой. Но, судя по всему, почти не пил, лишь изредка поднося её к губам и больше задумчиво косясь на чёрную шкатулку, стоящую на другом конце скамьи.
Мефодий лихо притормозил прямо перед ними, обдав их сладкими брызгами.
– Привет лунатикам! – громко поздоровался наш герой голосом Волка из «Ну, погоди».
Мамзелькина приподняла голову от очередной кружки и уставилась на Буслаева осоловевшими глазками.
– Ой, мило-о-ок, здравствуй! – произнесла она и глупо захихикала.
– Что это с ней? – отшатнулся Мефодий.
– Она давно такая. Где-то после сто сорок третьей бочки, – ответил Арей и Меф понимающе кивнул.
– Так что, синьор помидор, может удосужишься объяснить отставшему от жизни учителю, что всё это значит? – и он обвёл рукой чёрное небо, янтарное море, будто светящееся изнутри море, а в конце указал рукой на пресловутый Мефов подарок.
– А вы его так и не открыли? – огорчённо спросил Мефодий.
– Я уж и не знаю, чего от тебя ожидать, – просто ответил Арей.
– Ну хорошо хоть вы не стали её выбрасывать.
– Это было не сложно, учитывая, что воздух и прочие условия для жизни есть лишь в радиусе полусотни метров от неё, а я, в отличие от Аиды, в данный момент почти человек.
Некоторое время они молчали. Мамзелькина в это время пыталась раскурить кальян, который всё время гасился магией шкатулки.
– Ну так что, – вскинул бровь Арей, – может всё же прекратишь играть в эти игры и скажешь, что с тобой произошло?
Мефодий вновь оказался в ситуации тяжёлого морального выбора.
Посвятить Арея в то, о чём лучше было бы умолчать, или же… Хотя стоп! Какое «или же»? Всё предельно просто!
– Учитель! – церемонно обратился к бывшему барону Меф, – Я очень вас уважаю и отвечу на все ваши вопросы, но позвольте сперва, в качестве благодарности за ваши уроки, которые мне, как я полагаю, не пригодятся, – на этих словах наш герой позволил себе снисходительно улыбнуться, – вручить вам эти скромные дары. Первый дар – внутри этой шкатулки. Откройте, не бойтесь.
Дважды уязвлённый Арей передёрнул плечами, взял шкатулку и открыл.
На чёрном бархате лежали крылья из тёмного золота.
Заметив, что мечник не спешит примерить подарок, Мефодий щёлкнул пальцами, и крылья оказались на шее у Арея.
А за его спиной мгновенно развернулись гигантские чёрные крылья, размахом примерно метров в восемь.
– Теперь вы не страж мрака и, разумеется, не страж света. Отныне вы Страж Смерти! – Меф кивнул на радостно пускающую янтарные пузырики Аиду Плаховну, – И вашей задачей будет сторожить смерть на пенсии, охраняя её от мира и мир от неё. Думаю, с этим вы прекрасно справитесь. И да, пока не возникло новых вопросов, должен отметить, что работу я предлагаю довольно скучную. И чтобы вы не скучали, у меня есть для вас компания. Оглянитесь!
Арей, свернув крылья, недоверчиво хмыкнул и грузно повернулся.
И так и застыл.
Наш герой не терял времени зря и пока отвлекал Арея пышными речами, воздвиг за его спиной, среди лунных равнин, иссечённых следами метеоритных бомбардировок, воронками и трещинами, на фоне чёрных силуэтов гор с зубчатыми краями, оскалившихся в небо с немигающими звёздами, огромный купол, освещённый светом миниатюрного искусственного солнца.
Где-то там, за стеклянным барьером, зеленел молодой лес, колосилось пшеничное поле, лёгкий ветерок собирал облака под вершиной купола, а гладь кристально-чистого озера так и манила окунуться в свои прохладные воды.
Но не эти чудеса ошеломили мечника без меча, немало повидавшего на своём веку.
А две смутно знакомые фигуры возле небольшого деревянного двухэтажного домика, стоящего между лесом, полем и озером.
– Там ещё сзади пристройка есть – ну это чтобы Аиде Плаховне было где жить. Впрочем, – наш герой смерил балдеющую старушку оценивающим взглядом, – вряд ли она захочет туда перебраться. Во всяком случае, до тех пор, пока это море не обмелеет. Да, кстати, насчёт компании, я уточню, что вообще-то всё это планируется как лунный заповедник нежити, часть которой, наверное, придётся сюда переселить. Так что вам, глубокоуважаемый учитель, придётся работать ещё и смотрителем этого заповедника.
Девочка и женщина заметили приземистую фигуру Арея, замершую в ярком луче света, падающего из раскрытой настежь двери в куполе, прикрытой лишь лёгкой дрожащей завесой сдерживающего воздух и тепло заклинания. Они подбежали к порогу и, не решаясь выйти на космический холод, приветливо помахали Арею. Видно было, что они что-то кричат и зовут его, но отсюда этого было не слышно.
– Чтобы избежать ненужных вопросов, говорю сразу: да, это они. Не верите – переходите на истинное зрение.
Со стороны Арея донёсся странный звук.
Мефодий подумал: «Это что сейчас было? Всхлип? Нет, нет, мне послышалось. Не-е-е, точно послышалось».
– Я так полагаю, в контексте данной ситуации вы мне простите и свой незапланированный вояж, и ваш меч, сломанный мной, и то досадное недоразумение? – полуутвердительно спросил Мефодий и, не дождавшись никакой реакции, улыбнулся и сказал:
– Ну что же вы стоите? Идите к ним!
Дыша хрипло и с куда большим, чем обычно, усилием, Арей сделал пару неуверенных шагов по усыпанной пеплом и пылью каменистой почве, на которой бьющий из дверей свет оставил ярко освещённую дорожку.
Но вдруг он обернулся и посмотрел на нашего героя.
Взглядом, который был для него совершенно нехарактерен.
Взглядом, который Меф не сумел идентифицировать.
– Ну? У вас что, всё ещё есть ко мне какие-то вопросы? – с лица Мефодия вот уже пару минут как не сходила добрая, мягкая улыбка.
– Есть. – Ответил Арей совершенно осипшим голосом, – Только один. Кто ты?
– Я? – развёл руками наш герой, не переставая улыбаться, – Я всего лишь Мефодий Буслаев. А может быть и нет. Всё может быть.
Сказав это, он засмеялся и растаял.
Но под негаснущими звёздами на чёрном лунном небосклоне ещё звучал его мягкий, беззлобный смех.
..........................................

Уже исчезая, Меф понял, что что-то забыл. Некоторое время он силился вспомнить, что он забыл, но безуспешно. Но тут он понял, что так и не узнал имён жены и дочери Арея.
– Я забыл спросить как их зовут! – посетовал он, проносясь сквозь изнанку времени, где летали кукующие кукушки, качались маятники, вращались шестерёнки, открывались двери в Неведомое, из тьмы смотрели странные глаза, как правило, одиночные, и где порой звучали крылатые фразы, пронзая историю вневременной мудростью.
– А, ладно, как-нибудь в следующий раз!
Перепутав вектора, наш герой на некоторое время оказался в далёком будущем, где успел выиграть гонки на звездолётах и несколько турниров – по борьбе гигантских роботов, стрельбе из бластеров и сражению на световых мечах.
Прасковью же Мефодий отыскал в каменном веке. Он долго оправдывался перед ней, что не терял её, и что всё дело во взаимодействии временных потоков и магического заряда, который у неё намного меньше чем у него, а физическая масса для временных потоков не играет важной роли. Масса связана со временем косвенно – через пространство. И так далее. В общем, перестав работать заводом по производству лапши, Меф потребовал у неё научиться контролировать процесс превращения, и они застряли в этом времени примерно на месяц.
По вечерам, сидя у огромного костра (у Прасковьи другие никак не получались) недалеко от пещеры, наш герой, одетый в самую модную среди окрестных племён шкуру саблезубого тигра (которую тот отдал добровольно), одобрительно кивал, глядя на её потуги, и приговаривал:
– Первобытная жизнь хороша! – и при этом добавлял, – Если мамонта жрёшь не спеша!
И, вгрызаясь в сочный кусок прожаренного хобота, наш герой думал, что Тарарах, безусловно, прав. Мамонтятина – это нечто потрясающее! При желании он, кстати, мог найти будущего преподавателя и в этой эпохе, но решил вместо этого привезти ему в настоящее гостинцев – парочку живых мамонтов, дабы он их разводил. С другой стороны, Меф опасался, что славные предки слонов не смогут выжить в его времени, поскольку он всё равно собирается капитально перестроить земной климат. Но у нашего героя была и другая пища для размышлений.
Дафна.
Он понял, что постепенно приключения ему надоедают всё больше и больше, а Её он вспоминает всё чаще и скучает всё сильнее.
Прасковья тоже иногда думала о том, почему у неё такое чувство, что она знает Мефа всю жизнь. И почему, скажите на милость, она ему доверяет, слушается и, самое главное, до сих пор его не прикончила?
Впрочем, она так и не сумела разобраться, как Мефу удаётся внушать это странное чувство подсознательной симпатии. Как не продвинулась и в постижении тайн высшего метаморфизма.
Меф, глядя на самку дракона в полутрансе, произнёс:
– Так, что-то я сомневаться стал, что так у нас получится вернуться в свою эпоху. Вообще-то существует куча различных способов перемещения во времени. Давай-ка попробуем квантовый скачок.
Мгновенно потерявшая малейшее подобие концентрации Прасковья тут же поинтересовалась:
— А это что ещё за билиберда?
Меф начал обеими руками вычерчивать в воздухе кучу разных графиков, схем, диаграмм, иероглифов, рун и много чего ещё такого же мозговыносящего, параллельно начиная, как говорится, ИЗЛАГАТЬ:
– Квантовый скачок, дракошка дней моих суровых, представляет собой движение во времени через проекцию астрального тела. Между прочим, как показывают мои расчёты и некоторый практический опыт, эйдос может существовать вне времени. А может и не может. Ну, во всяком случае, их взаимоотношения достаточно сложны. Так, о чём это я? – Меф, руки которого были заняты очередной формулой, торопливо почесал в затылке ногой, – Ах, да! Так вот, путём того же пресловутого ускорения или замедления эйдоса можно добиться самых разнообразных эффектов. Создания темпоральных клонов, например. А ещё можно, посредством взаимодействия с тонкой тканью гравитационных струн, отделить эйдос вместе с сознанием от тела и послать их в другое время и в тело другого человека. Естественно, что при этом происходит обмен. А поэтому хорошо всё-таки, что я привязал своё тело, как и все силы, к эйдосу, а не наоборот. Это позволит мне с помощью квантового скачка переместить не только эйдос, но себя всего, целиком и полностью, вместе с моей силой. А тот индивидуум, место которого я займу, будет в это время в стазисе. Проще говоря, на время исчезнет.
Меф задумался.
– Да, этот метод хорош, но у него есть один недостаток – он плохо поддаётся контролю. Но к нашему счастью, на него совершенно не влияют эманации Хаоса. А временной разброс этого метода всё же намного меньше.
Мефодий весело поглядел на Прасковью.
– Что же касается тебя, подруга грозная моя, то могу тебя обрадовать: ты, в отличие от меня, перенесёшься только духом, твоё драконье тело придётся чуть-чуть усыпить и оставить здесь. Усыпить – потому, что кого бы ты ни заменила в пункте прибытия, совсем не дело заставлять человека внезапно оказываться в теле дракона. Вредно это для неподготовленной психики. Кстати, я до сих пор удивляюсь, откуда в тебе взялась столь мощная способность к метаморфизму?
Прасковья только плечами пожала. В программу тартарианского обучения метаморфизм всё-таки не входил. Или входил, но Прасковья не успела изучить этот курс.
– Вполне возможно, что это остаточное влияние Хаоса. Я всё же из сильно заражённой зоны прибыл. Плюс радиация от взрыва. Плюс излучения, при прохождении временного барьера. Плюс сильный стресс и колоссальное напряжение магического поля в твоей ауре – и вуаля! – девушка превращается в дракона. Бывает, – покачал головой наш герой, – Короче, радуйся! Скоро будешь вновь дышать полной грудью в человеческом теле.
Про себя он подумал, что лучше всё-таки превратить Прасковью обратно, потому что ещё неизвестно что может произойти с телом дракона за эти века. А чтобы перемещение удалось, он привяжет Прасковью к себе вневременным астральным якорем. Это всё же проще. Главное ей об этом не говорить, а то ещё невесть что себе вообразит. К тому же, это может помочь ей справиться с превращениями – хотя бы на время.
Мефодий остановился, посмотрел на записи в воздухе, сказал «Ага!», стёр их, поплевал на ладоши и хлопнул в них.
Силуэты наших героев начали наливаться ослепительным голубоватым сиянием, а затем исчезли в ярчайшей вспышке.

Эпоха великих географических открытий. Где-то в Тихом Океане.

Впоследствии Меф вспоминал сей век с чувством упоительной ностальгии и не менее сильного восторга. Эта эпоха оказалась очень и очень экстремальной.
Да и как могло быть иначе, ведь едва материализовавшись, наш герой сразу же чуть не поскользнулся на залитой кровью палубе.
Клубы густого чёрного смоляного дыма даже заставили его закашляться. На пару секунд, пока Меф не развеял их одним движением руки.
А миг спустя ему пришлось пригнуться, пропуская свистнувшее над его головой раскалённое пушечное ядро, которое врезалось в мачту за его спиной.
Мефодий торжествующе распрямился и насмешливо крикнул во весь голос:
– Мазилы!
Следующее ядро ударило ему прямо в лицо.
Буслаев покачнулся. Отплёвываясь шипящими чугунными осколками и возмущённо вытряхивая из причёски остатки пороховой сажи, наш герой яростно возопил:
– Вы сами напросились, трюмные крысы!
Наш герой огляделся, обводя гневным взором бегающих туда-сюда пиратов, скалящиеся черепа на обоих кораблях, издевательски кривляющиеся рожи на судне противника, изрядно потрёпанные паруса и находящийся в крайне плачевном состоянии борт своего парусника и преисполнился настоящего бешенства.
Которое только усиливалось осознанием того, что его клич остался незамеченным в горячке боя.
Зарычав, Мефодий схватился за свисающий с реи абордажный канат, разогнался и взмыл в воздух над обоими кораблями.
Ещё в воздухе он наугад выхватил из кармана первое попавшееся оружие, мгновенно превращая его в саблю, дабы соблюсти местный колорит.
К сожалению, этим выхваченным предметом оказался ножик, ранее бывший Косой Смерти, который даже в виде сабли не утратил своих свойств. Впрочем, как и в виде ножа.
Это ещё бы ничего, но в таком разозлённом состоянии Меф неосознанно влил в мультиформную Косу долю своей силы, в результате чего её магия усилилась.
Поэтому, когда наш герой летел к вражескому судну, рыча сквозь зубы «Полундрррра!!!» с громкостью взлетающего ракетоносителя, это уже не могло не привлечь внимания.
Изготовившиеся к абордажу флибустьеры задрали головы и увидели нашего героя с саблей наперевес.
С очень странной и жуткой саблей, которая вдруг ослепительно вспыхнула на солнце, уничтожая всё живое в радиусе мили…
– Упс… – только и сказал Меф, приземлившись на палубу, вынимая саблю изо рта и глядя на бравых корсаров, только что бывших живыми, а теперь торопливо осыпающихся прахом.
– Как некрасиво получилось. Даже подраться толком не удалось, – грустно промолвил Буслаев, – Так я совсем навык потеряю. Ну да ладно. В конце концов, они сами напросились. Но с другой стороны, – вдруг задумался Мефодий, – убийство не мой метод. Даже случайное. Тем более, – внезапно развеселился он, – что я вспомнил, что хочу кое-что спросить у них.
Заменив Косу-саблю на более привычный меч Древнира, которому он тоже придал аналогичную видимость, наш герой восстановил одну из кучек праха и сурово гаркнул:
– Эй, ты!
Воскрешённый изумлённо взглянул на Меф и, видимо, хотел что-то сказать, но Буслаев его перебил:
– Скажи-ка, а зачем вы, пираты, заставляете пленников пройтись по доске? Давно хотел узнать – а зачем это нужно? – спросил он, не переставая буравить пирата нехорошим взглядом.
– Дак это, как его, – почему-то смутился пират, – обычай!
– Да, не стоит отступать от традиций, – широко улыбнулся Мефодий, – вперёд, на корм рыбам!
И он пощекотал морского разбойника кончиком сабли.
Задумчиво наблюдая за тем, как сорвавшийся с доски пират плещётся в воде, наш герой изрёк:
– Но каким-таким рыбам? Кажется, больше здесь никто не водится. Я нечаянно повредил экологическую ситуацию в данном районе океана. Нет, это конечно не суша и всё восстановится довольно быстро, но ведь я могу поправить дело прямо сейчас!
Превратив первого пирата в рыбу-клоуна, наш герой по очереди воскресил всех остальных пиратов, заставляя их затем пройтись по доске и трансформируя в момент касания воды в акул, скатов, угрей, медуз, каракатиц и прочую морскую живность.
После наш герой прибрался на палубе, выбрасывая оставшуюся от корсаров одежду, оружие, железные крюки, повязки на глаза и деревянные ноги.
Себе наш герой оставил только приглянувшиеся ему шикарные ботфорты, удобный камзол и шляпу-треуголку.
А вспомнив о Прасковье и проверив её текущее местоположение, Мефодий испытал сложную комбинацию чувств досады и облегчения.
С одной стороны хорошо, что её здесь не было, и она не попала под удар Смертельной Сабли. Но с другой оказывалось, что у квантового скачка временной разброс может и поменьше, но зато пространственный – о-го-го! И Прасковья сейчас находилась совсем в другом океане – в Индийском.
Решив немного покуролесить, наш герой разобрал оба трофейных корабля на запчасти и построил свой собственный, поистине уникальный парусник.
Быстрый как клипер, мощный как галеон и притом невероятно манёвренный.
С удовольствием оглядывая три стройные высокие мачты с широкими парусами, наполненными свежим морским ветром, хищно изогнутые очертания бортов и расположенную на носу фигуру девушки с длинными хвостами волос, вырезанную из розового дерева и устремленную навстречу ветру и солнцу, Меф судорожно кусал губы, пытаясь вспомнить общее название для такого типа парусников.
– Фрегат? Каравелла? Бриг? Бригантина? – бормотал Буслаев, – О! Знаю! Есть такой тип корабля – флейт. Но мой кораблик намного меньше. Раз эдак в пять.
Судно Мефодия и впрямь было невелико – лишь чуть побольше речного трамвая.
– Поэтому тип моего корабля будет называться флейтиной! – торжественно провозгласил Мефодий, – Навроде того, что это маленький флейт. А кто против – получит пару сюрпризов в борт! Огонь!
И пушки правого борта (две на верхней палубе, три выглядывают из люков орудийных портов пониже) выстрелили концентрированной плазмой.
– Да, пушек конечно маловато, но зато снаряды самонаводящиеся. Кроме того, одного попадания достаточно, чтобы потопить хоть авианосец, – проговорил Мефодий, нажимая кнопку на штурвале, включающую щиты, дабы не допустить попадания в корабль возвращающихся из-за отсутствия других целей «подарочков».
Кстати, у судна было ещё одно отличие от обычных кораблей. Штурвал располагался на носу, а руля и вовсе не было. Почему? Терпение.
– Так, что там ещё полагается? Разбить бутылку о борт при спуске на воду. Дак корабль уже на воде. А бочки с ромом разбились при перестройке кораблей. Ладно, будем считать, что и так сойдёт. Осталось только дать судну подходящее название.
Наш герой ещё раз осмотрел свой потрясающий парусник.
Упругие паруса, наполненные ветром и так и рвущиеся в небо, изящная и уютная корма, поскрипывающие стройные мачты, изящные женственные линии бортов…
– Решено! Иного названия и быть не могло, – улыбнулся Мефодий, – Нарекаю тебя, корабль мой, «Крылатой»!
И флейтина по имени «Крылатая» оторвалась от водной глади и взмыла в небо.
А Мефодий стоял на носу, держась обеими руками за штурвал и наслаждаясь упоительно-свежим бризом.
– Курс на юго-запад! Полный вперёд!
И послушные Мефу ветра наполнили белоснежные паруса флейтины, разгоняя её едва ли не до скорости современных истребителей.
Из тематического радио, репродуктор которого Меф вывесил над «вороньим гнездом», грянуло:
«…Take a ride in the sky, on our ship fantasii
All your dreams will come true, right away…»
Гордо развевался чёрный (а на самом деле очень-очень тёмно-фиолетовый) флаг, на котором анимированные скелеты танцевали брейк-данс. Нет, сначала Мефодий хотел сделать обычный «Весёлый Роджер», ну может еще, чтобы он подмигивал, но вовремя вспомнил, что такая модификация эмблемы-черепа уже была кое-кем использована. Равно как и череп с языком-змеёй. Поэтому он и остановился на этом, довольно сложном варианте. Зато результат получился впечатляющим. Вон скелеты на флаге прекратили пляски и начали жонглировать своими черепами. Хотя нет, теперь они играют во что-то вроде лапты. В общем, флаг получился запоминающийся.
Но где-то над Южно-Китайским морем «Крылатая» попала в шторм.
Густые чёрные тучи заволокли небо от горизонта до горизонта.
Молнии сверкали ежесекундно. Грохотал оглушительный гром.
Громады волн вздымались на чудовищную высоту, едва не задевая днище флейтины, летящей под самыми тучами…

Меф упивался безумной битвой стихий природы, смеялся весело он и громко, заглушая напрочь раскаты грома.
И стрелял он из пушек своих по тучам, и буря громче и яростней выла.
И ветер с Мефа стремился шляпу скорее сдёрнуть, но дреды крепче её держали.
Бессильны были порывы ветра, лишь дождь до нитки пронзал героя. С холодным ветром договорившись.
И надоела сильно герою сырость и жуткий холод, и взмыл он к Солнцу, пронзая тучи.
И увидев Солнца лучик, яркий свет над головою, произнёс герой смешливый, заклинанием коротким осушая вмиг одежду:
– Пусть сильнее грянет буря! Я под нею не промокну! И кончай уже скорее буревестниковским слогом излагать мои деянья!
Хорошо, мой друг, не буду! Не волнуйся, прекращаю… Нет, боюсь не прекращаю.
– Ты чего это удумал – надо мной опять стебаться?! Щас тебе как вдарю сильно – чем-нибудь куда-угодно – так что взвоешь дюже громко, о своей стеная боли!
Обалдел, Мефодий, что ли? Я к тебе со всей душою! Прославляю неустанно, безвозмездно и пространно. Ну а ты мне хочешь вдарить! Это очень негуманно!
– Всё, кончай тянуть резину! Иль других ищи героев своему повествованью!
Всё! Стоп. Тайм-аут… Фу-у-у-ух. Уел он меня, ничего не скажешь. Горжусь им. Ладно, продолжим.

Отыскав Прасковью, наш герой прошёлся по океанам подобно всесокрушающей волне, и тёплые воды похолодели от ужаса.
Охота началась.
Парящий парусник Мефодия ужасающей тенью носился над морями, выныривая то из-под воды, то откуда из-под облаков, при этом нещадно обстреливая все пиратские суда. И многие военные тоже.
Вот за бортом показался очередной корабль под чёрным флагом.
Корсары на его палубе заметили «Крылатую», и наш герой услышал крик вперёдсмотрящего:
– Это же Меф Неробей! И его помощница Праскира Найтли!
– Капитан Меф Неробей, с вашего позволенья! – поправил его Буслаев, появляясь рядом с пиратской шхуной в виде тридцатиметрового миража и грозя корсаром пальцем. Поправив шляпу, он добавил:
– И не Праскира, а Прасковья, кстати.
Пираты, воочию узрев его шевелящиеся дреды и прославленную треуголку, испуганно упали на колени, молясь об отпущении грехов перед неизбежной гибелью.
Подмигнув будущему корму для рыб на прощание, иллюзорный Меф развеялся, а наш герой на палубе «Крылатой» отложил в сторонку подзорную трубу (со встроенным голографическим проектором и устройством двусторонней звукопередачи), повернулся к Прасковье и деловито спросил:
– Кстати, а почему Ночная?
– Вот почему! – сердито бросила Прасковья, гневно воззрившись на болтающийся на волнах кораблик.
Который так и остался безымянным, поскольку мгновенно исчез во тьме. Секунду спустя уплотнившиеся тени рассеялись, но корабля уже не было.
– Понятно, – хмыкнул Мефодий, – Каррамба! Ну вот что ты творишь, а? Даже не повеселились толком. И трофеев никаких не взяли. А, ладно! – махнул рукой Меф, – полетели дальше.
Встав на самом на носу, одной ногой на какой-то ящик, и вытянув вперёд саблю, наш герой прокричал:
– Свистать всех наверх!
В ту же секунду по снастях со свистом запрыгали мефросы, проносясь то вверх, то вниз. Мефросами наш герой назвал свих двойников, составляющих команду флейтины.
Тряхнув головой, Меф повернулся к Прасковье и пояснил свою предыдущую реплику:
– Всегда мечтал так крикнуть.
Прасковья лишь нахмурилась и пошла в свою каюту, но и там до её слуха доносились слова разудалой, но немного странной песни, которую, под яростное гитарное бренчание с вершины грот-мачты, внезапно затянули мефросы во главе с капитаном:

Семнадцать новичков на книжонку Емца!
Йод-фтор-хлор и бутылка брому!
И улыбку раздвинь на всю морду лица!
Йод-фтор-хлор и бутылка брому!

Каюта Прасковьи, по сравнению с капитанской, не блистала особым шиком. Но и в ней было на что посмотреть: коллекция разнообразного холодного оружия на стенах, зеркальные потолки, кованые сундуки для одежды, инкрустированные трёхсоткаратными бриллиантами и покрытые двухмиллиметровой позолотой, большая кровать с резными столбиками и шёлковыми простынями и джакузи из розового мрамора, куда как раз и направилась Прасковья, желая расслабиться.
Что? Вы желаете узнать, как в таком случае выглядела каюта Мефодия? Ну как вам сказать…
Представьте себе нечто среднее между президентским люксом в пятизвёздочной гостинице и одним из наиболее роскошных залов Эрмитажа.
Представили?
Ну так вот что – эта картинка и на коврик для капитанской каюты не годилась.
Тем временем, Прасковья уже успела разоблачиться.
На полу валялись в беспорядке чёрные кожаные ботфорты, чёрный же тяжёлый плащ и остальные предметы её одежды (угадайте какого цвета).
А сама роковая девушка нежилась в пенящейся воде, покрытой ярко-алыми лепестками роз.
Судя по цвету её лица, загар решительно обходил её стороной. Вероятнее всего и остальное её тело, скрытое многочисленными пузырьками, было подобно белоснежной античной статуе, но сей вопрос останется нераскрытым, ибо мы не вовремя отвлеклись.
О чём она думала? О жизни естественно.
О её так круто изменившейся с приходом Мефодия жизни.
Она вспоминала их первую встречу, благодаря которой она, наконец, вырвалась из душного Тартара. Первобытные вечера, в один из которых ей удалось уменьшиться до размеров крупного дога, и она сидела у Мефа на коленях и они смотрели на пылающий костёр. Ровно до тех пор, пока Мефодий почему-то не вздумал рассказывать ей о своей блондинистой подружке, отчего Прасковья сразу спрыгнула и, увеличиваясь и извергая пламя, полетела охотиться на следующего мамонта.
Не могла она забыть и то, что случилось совсем недавно.
В этой эпохе она очнулась в довольно непростой ситуации. Привязанная к мачте, в разорванном платье, окружённая двумя дюжинами кривящих полусгнившее зубы в оскале пиратов. Нет, она не испугалась. Того, кто вырос в Тартаре крайне сложно чем-то устрашить. Не стала она и превращаться, поскольку не думала, что может это сделать в «новом» теле. Но когда Мефодий отыскал тот корабль, на нём живой была лишь она, управлявшая командой из живых скелетов. И когда он появился, она не смогла сдержать радости и…
Впрочем, вы в это вряд ли поверите.
Прасковья, разрыдавшаяся на плече у Мефа, даже мне кажется несколько неправдоподобным явлением.
Но намного сильнее это разозлило саму черноволосую красотку, которая сразу после этого закатила знатную истерику по поводу того что наш герой который раз её потерял. И Мефу пришлось её долго успокаивать. Но он с этим, как не странно, справился. И даже развеселил её, предложив «поохотиться». Правда Прасковья считала, что он был слишком, непозволительно мягок.
Лёжа в тёплой, ласкающей кожу воде, она думала о том, почему она вообще думает о нём. И не могла понять.
Да и как она могла всё это осмыслить? Там, где она выросла, слово «любовь» было, мягко говоря, не в почёте. Или вы думаете, что Лигул ей сказки на ночь читал? О принцессе и прекрасном принце, ага, как же.
С другой же стороны, о противоположной стороне данного вопроса, физической так сказать, она, благодаря почти вездесущим суккубам, была осведомлена вполне прилично.
Поэтому не сложно понять, какой вывод она сделала, когда вышла из воды и, виляя бёдрами, подошла к зеркалу в золотой раме, отразившему её в полный рост.
– Мефодий будет моим! – прошептала она одними губами.
Наш герой, который это прекрасно слышал с другого конца корабля, даже растерялся, не зная как реагировать.
Положив руки на штурвал, он решил обозначить все минусы и плюсы. К первому стоило отнести то, Праша была очень даже ничего. Ко второму – возможную реакцию на это Дафны и уж слишком раздражающую уверенность в голосе Прасковьи, когда она говорила это, от чего у Мефа даже мурашки по коже пробежали.
Прирождённое упрямство нашего героя прямо-таки требовало немедленно опровергнуть подобную уверенность.
Но Меф решил не спешить. Лучше уж подождать и посмотреть, что предпримет эта решительно настроенная девушка.
– В конце концов, я всемогущ или нет? – задал Меф самому себе риторический вопрос, – Зачем я нервничаю? Разберёмся!
Тем временем «Крылатая» достигла тех часовых поясов и широт, где царила жаркая южная ночь.
Меф крикнул «Право руля!», повернул штурвал и опустил парусник на водную гладь, озарённую сиянием полной луны.
Потемневшая поверхность океана рябила, колеблемая лёгким ночным ветерком, и пенистые буруны возникали в лунной дорожке перед носом флейтины и за её кормой.
Дверь каюты Прасковьи открылась и она вышла.
Мефодий нервно сглотнул, чуть не подавившись при этом.
Сказать что Прасковья в тот момент выглядела сногсшибательно – значит ничего не сказать.
Легко ступая босыми ногами по доскам палубы, она будто плыла в лунном свете, который почти насквозь просвечивал надетую прямо на голое тело ночную сорочку. И, как будто мало было этой полупрозрачности, сорочка была обрезана снизу на зависть любой мини-юбке, а сверху – декольтирована до состояния «ой, сейчас что-то вывалится».
Тематическое радио, названное так именно за настройку на текущую ситуацию, заиграло неторопливую мелодию:
«Слова любви вы говорили мне в городе каменном…»
Ночной ветерок играл переливающейся тьмой её волос, в которой будто запутались звёзды, молочно-белая кожа соблазнительно светилась в лунном сиянии, а ее светло-голубые глаза потемнели и казались двумя бездонными затягивающими безднами.
Но самое главное – она улыбалась.
Да, пусть это кажется невероятным, но её пухлые, кроваво-красные губы изгибались в едва заметной насмешливо-снисходительной улыбке, а гордый взгляд таил в себе невысказанный вызов.
«Не думал, что она может улыбаться. Тем более ТАК!» – подумал наш герой и решил посмотреть в её мысли.
И услышал он: «Ты читаешь мои мысли, Мефодий? Ну так читай… и смотри!» – подумала Прасковья и с последним словом послала Мефу такую горячую картинку, что наш герой моментально покраснел, а на полметра вокруг него мгновенно вспыхнул и сгорел весь воздух, на долю секунды окутав его фигуру дымным облаком, исчезнувшим слишком быстро, чтобы Меф успел сообразить испариться вместе с ним.

Помоги мне, помоги мне,
В желтоглазую ночь позови…
Видишь гибнет, сердце гибнет
В огнедышащей лаве любви!

Музыка взмывала к звёздам, а Мефодий, спотыкаясь, пятился от Прасковьи.
Вот он оказался по другую сторону штурвала от неё и торопливо перевёл дыхание.
Но он рано расслабился, поскольку Прасковья всё так же неторопливо подошла к нему, положила руки на ручки штурвала, тряхнув волосами («О, нилб!», – подумал Мефодий), плавным движением руки стянула с нашего героя шляпу, небрежно натянула её на себя (мелодия мигом сменилась на «You can live your hat on»), склонила голову к плечу, отчего шляпа съехала набок, игриво полуприкрыв глаза («Что она творит, что со мной делает!»), бросила на Мефа томный взгляд из-под полуопущенных ресниц (в этот момент мысли Мефодия основательно спутались), подмигнула и применила, пожалуй, самый непростительный приём в данной ситуации.
Она… чуть-чуть наклонилась вперёд.
«Всё. Я попал», – мелькнула в голове Буслаева последняя мысль, после чего его мозг временно отключился.
Ситуация претерпела кардинальные изменения. Теперь уже не Меф убегал от Прасковьи, а она от него.
Заливисто хохоча, Прасковья бегала вокруг штурвала, а за ней бежал наш герой с частично зомбированным гормонами взором.
Ещё неизвестно, чем бы закончилась вся эта катавасия, если бы где-то на пятом круге Буслаев не поскользнулся на собственных слюнях… Ой, стоп, нет! Извини, Мефодий, я хотел написать «на отлично отдраенной палубе»! Итак, на пятом круге наш герой поскользнулся на отлично отдраенной палубе, перелетел через фальшборт и окунулся в прохладные воды океана.
– Холодная вода помогает, – с мрачным глубокомыслием произнёс наш герой сразу после того как вынырнул на поверхность и откашлялся, глядя на ушедший вперёд корабль.
Пока Прасковья хваталась за штурвал и пыталась развернуть судно, чтобы подобрать Мефодия, наш герой судорожно пытался разобраться в своих чувствах и мыслях. Теперь, с очистившимся от лишних желаний мозгом он смог хладнокровно проанализировать ситуацию и понять, что думает сейчас вовсе не о том, как фантастически желанно выглядела Прасковья, а о том, что ему жаль, что на корабле рядом с ним не было Дафны, чтобы вместе с ней насладиться этой прекрасной южной ночью.
Что же делать? Меф решил, что лучше всего держаться от соблазна подальше.
– Думаю, теперь Праша без меня обойдётся. И не утопит мой кораблик, – задумчиво пробормотал наш герой, отрастил себе жабры и нырнул поглубже.
Попутно отметив, что дышать водой неожиданно приятно, и похвалив себя за то, что на этот раз не использовал функцию «не нуждаться в дыхании», Мефодий нашёл подводное течение и через него связался с Океаном Времени – особым акватемпоральным измерением, через которое можно было попасть в любую точку времени, так или иначе связанную с водой.
И не важно, что само понятие акватемпорального измерения было им только что придумано, в момент создания самого Океана Времени. Если не для таких вот приколов, то для чего ещё использовать Всемогущество?
И отдавшись на волю Течения Будущего, наш герой представлял себе, как вынырнет, наконец, у побережья Буяна, стараясь не задумываться о том, что в следующие несколько столетий где-то между Карибами и Бермудами будет носиться слегка взбалмошная девица на корабле огромной разрушительной мощи, исступленно, безуспешно и безутешно пытаясь отыскать «утонувшего» Мефодия.
..........................................

Но всплыл Буслаев в совершенно другом месте, довольно для него неожиданном.
В корыте, предназначенном для того, чтобы поить лошадей.
Оглядевшись вокруг, наш герой снял с головы промокшую ковбойскую шляпу, отжал её, улыбнулся и сказал:
– Ну здравствуй, Дикий Запад!
Он выбрался из лошадиной поилки, хорошенько отряхнулся, подсушился и сменил одежду на более подходящую для данного континуума.
Теперь на нём были синие джинсы, рубашка в бело-синюю клетку, сапоги со шпорами, ковбойская шляпа, куртка из сыромятной кожи и, конечно же, кобура с двумя револьверами.
Пообещав себе, что на этот раз он постарается не задерживаться, он пошёл по главной (и единственной) улице в сторону салуна.
Где-то в вышине прокричал кондор, и Меф посмотрел вверх, но тотчас зажмурился и опустил шляпу пониже – полуденное солнце ослепляло.
Казалось, что ветер пустыни, сухой и безжизненный, вечно дует над этим полузаброшенным рудничным городком посреди прерий, на въезде в который висела табличка: «Население 38 (зачёркнуто), 32 (зачёркнуто), 29 (зачёркнуто), 27 человек». Последние, незачёркнутые цифры были ещё совсем чёткими и свежими, словно были намалёваны вчера, название же городка совершенно стёрлось.
Чтобы увидеть эту вывеску Мефодий не удержался и частично вышел из тела, применив что-то вроде невидимой астральной проекции, рассудив, что это всё равно типичный для индейских колдунов трюк и что сейчас он будет вполне уместен.
После этого он, всё ещё двигаясь по улице, окинул посёлок взглядом с высоты птичьего полёта, подлетев к тому самому парящему над городком кондору и ненадолго подключившись к его зрению.
Оттуда он осмотрел все достопримечательности городка: салун, постоялый двор, конюшню, из корыта возле которой он и вынырнул, кузницу, лавку, тюрьму и не пойми откуда взявшийся в таком захолустье банк. Ну и конечно же самого себя, важно вышагивающего по главной улице.
Кстати, увидев самого себя со стороны, Меф торопливо приказал волосам свернуться под шляпой, поскольку отмахиваться от пуль только потому, что местным не нравится твоя причёска – занятие не очень воодушевляющее. Да и потом, эффект будет намного больше, если это станет для них приятным сюрпризом.
В паре миль за городом была старая шахта и каньон, стены которого были испещрены трещинами, с другой стороны пролегала железная дорога, далеко на юго-востоке какой-то всадник гнал овец к одинокому ранчо, уводя их от приближающегося табуна мигрирующих мустангов, а где-то на западе Меф заметил крытые шкурами бизонов вигвамы индейцев.
Осмотрев всё это, наш герой одним махом вернулся к обычному способу восприятия мира и едва успел увернуться от вылетевшего из дверей салуна тела, рухнувшего на усыпанную песочком землю.
Тело это подавало признаки жизни, но довольно жалкие и бессмысленные, поскольку было пьяно.
Улыбнувшись ему, Меф аккуратно переступил через перебравшего ковбоя, раздвинул руками дверцы салуна и вошёл внутрь.
Бренчание расстроенного пианино, винные пары и сигаретный дым, изысканная ругань за картёжным столом в углу – изысканная атмосфера!
Но атмосфера, конечно, на любителя.
Меф, постукивая шпорами по дощатому полу, подошёл к стойке и кивнул бармену:
– Налей чего-нибудь.
Что? На каком языке он это сказал? Слушайте, я вам про вакуум объяснял? Слабо самим догадаться? Ладно, ладно. Поле, нейтрализующее языковые проблемы. Каждый говорит на своём, все друг друга понимают, слов самих не замечают. Довольны? Вот и славненько.
Итак, бармен плеснул в стеклянную стопку чего-то из тёмной бутылки и пустил её по полированной поверхности стойки к Мефу.
Наш герой без труда поймал гранёный стаканчик и уже поднял его, чтоб опрокинуть в рот и проверить свою новую устойчивость к ядам и токсинам.
Но в воздухе свистнула пуля, и стаканчик в его руке разлетелся вдребезги, пролив виски прямо на рубашку Мефодия.
Наш герой нахмурился и посмотрел в сторону, откуда прилетела злополучная пуля.
Там встал из-за столика какой-то кривляющийся тип, который, ухмыляясь, держал его на мушке и громко разорялся крайне нелицеприятными фразами.
Если опустить ненужные подробности, суть сказанного им сводилась к тому, что в их городе не любят приезжих, что Мефодия сюда не звали и что вообще у него подозрительная рожа.
На этом месте тип сплюнул и процедил:
– Как тя звать? Надо же что-то написать на твоём надгробии.
Меф обнажил зубы в насмешке и молвил:
– Зови меня… Быстрый Буслай.
БАБАХ!
Грянул сдвоенный выстрел, раздался визг, а салун заволокло дымом.
Когда же он спустя пару секунд рассеялся, стало видно, что Меф небрежно опирается одним локтем о стойку, держа один кольт у бедра, а ещё дымящееся дуло другого поднёс ко рту и легонько дует на него.
Визг же издавал тот неудачливый тип, баюкающий поцарапанную пулей руку и потерявший и шляпу, и револьвер.
Буслаев крутанул пистолет на пальце, приподнял дулом чуть сползшую шляпу и добавил:
– Сорри. Быстрейший.
Но, к сожалению, компаньоны обезоруженного бандита не вняли голосу разума, побросали карты и похватали пушки.
И началось!
Под весёлое бренчание пианино, в салуне завязалась самая настоящая традиционная драка с беспорядочной пальбой, переворачиванием столов, звоном разбитых о головы бутылок, глухими звуками ударов кулаков по физиономиям и куда более звонкими – от соприкосновения их же стойкой.
Лениво увёртываясь от пуль, и пролетающих скамей, стульев и столиков, Мефодий небрежно отстреливался, нарочно промахиваясь, и только одному ковбою, вздумавшему подкрасться к Мефу и приложить его бутылкой из-под виски, отстрелил кое-что из ненужного.
– Чуть шляпу не помял, гад! – крикнул взбешённый Буслаев.
Но прежде чем он успел разнести салун на кусочки или выпустить волосы на волю и просто всех передушить, дверцы салуна распахнулись в стороны, и между ними возникла внушительная фигура.
– А ну немедленно прекратить!
Одновременно с этим зычным кличем, Меф машинально отправил в нокаут очередного любителя помахать кулаками.
Драка продлилась всего пару минут и поэтому сейчас наш герой вместе с заглянувшим верзилой удивлённо обозревали разгромленный салун, с постепенно вытягивающимися лицами осознавая, что в данный момент Мефодий был единственным, кто остался на ногах. Естественно, не считая сидевшего за пианино музыканта и спрятавшегося за стойкой бармена.
Наконец новый посетитель перевёл взгляд на Буслаева, суеверно перекрестился, не убирая из руки револьвера, и ошалело произнёс:
– Матерь Божья! Да кто ты такой, чёрт возьми?!
– Кто я не важно, – скромно улыбнулся Меф, – А вот ты, как я погляжу, местный шериф? – заинтересовано спросил наш герой, углядевший на груди замершего в дверях громилы шестиконечную звёздочку, – Зови меня Беззаботный Буслай. Я здесь проездом. А тебя как величают?
– Хиляк Джо, – ответил шериф, всё ещё кося глазом на царящий в помещении разгром.
Меф, обозрев его богатырскую фигуру, покивал, соглашаясь.
Шериф вдруг помрачнел.
– Думаю, мне придётся тебя арестовать, Буслай.
– За что? – развёл руками Мефодий.
– За то, что мне сегодня придётся знатно поработать лопатой, копая полдюжины могил! – раздражённо ответил шериф, – Как ты вообще умудрился положить всю банду Чокнутого Чарли?
– А кто из них Чарли? Хотя какая мне, нилб его покусай, разница? Тем более что ты можешь не беспокоить лопату – они через полчаса очухаются, – Меф махнул рукой в сторону уже начавших шевелиться бандитов.
Шериф прикинул свои шансы, покачал головой и сказал:
– Пожалуй, я тебя отпущу. Если поможешь мне их в тюрьму перетащить.
– Замётано!
Пока они перетаскивали слабо шевелящиеся тела в местную кутузку, Меф узнал, что банда Чокнутого Чарли терроризировала городок, который, кстати, назывался Вэйстфилд, последние три недели. До этого на город наводила страху банда Корявого Фила, а ещё раньше – Жирного Эрни. Но по сути, кроме имён главарей, банды эти ничем не отличались.
Затем Мефодий вернулся в салун и помог с ремонтом…

Вообще, надо сказать, что Мефодий бы ещё долго валял дурака и скакал по времени туда-сюда, а автор, наверное, никогда бы закончил эту главу, если бы не одна неучтённая мелочь.
Следствием поглощения Мефодием Хаоса было не только то, что пропитавшиеся им волосы Мефа стали гладкими, шелковистыми, слегка разумными, хамелеонистыми, самоудлиняющимися, самоукарачивающимися и практически неразрывными, но и то, что между поглощённой частью и исторгнутой осталось взаимное притяжение. Поэтому течение времени для обоих разделённых частей синхронизировалось, причём, поскольку в Буслаеве Хаоса (уже почти окончательно переварившегося) содержалось всё-таки больше, не по местному времени, а по времени самого Мефодия.
К счастью, это не значило, что в покинутом настоящем наступил полный бедлам, поскольку в восстановленной Вселенной без нашего героя время там стояло на месте, а частица Хаоса была в достаточной степени стабилизирована и почти нейтрализована.
Но зато частицу, несмотря на её отчаянное сопротивление, стало притягивать к Мефодию.
И к тому моменту, как Меф щёлкнул пальцами, восстанавливая интерьер типичного культурного заведения Дикого Запада, силы для сопротивления у этой Частицы закончились. И её моментально притянуло сквозь время к нашему герою.
В поле его магии она мгновенно вступила в резонанс, сгустилась, окрепла и разрослась.
И реальность засверкала новыми красками и обрела знакомые психоделичные черты.
Мефодий вот как-то сразу понял, что что-то не так, когда оглянулся и увидел, что столы за его спиной превратились в бенгальских тигров.
Но как-то отреагировать, или даже осмыслить этот неожиданный факт он не успел.
Трудно что-то осмыслить, когда пол под твоими ногами неожиданно переворачивается.
Когда же наш герой выпутался из кучи-малы, образованной им самим, барменом, пианистом и четырьмя тиграми, некоторые из которых были довольно недовольны, он, поскальзываясь на трясущемся бывшем потолке, подбежал к окну и высадил его.
Выглянув наружу, Меф ужаснулся.
Там творился сущий кавардак.
Салун, отрастив себе ноги, вверх тормашками улепётывал от роя сумасшедших синих дятлов с красными хохолками, которые, вероятно чтобы исключить малейшие сомнения в том, как их всех зовут, дружно распевали «Woodpeckers From Space». Хотя, распевали это, конечно, громко сказано, но по крайней мере хохот они издавали в точности такой. Да ещё они к тому же швырялись маленькими шлемами от скафандров.
Но больше всего впечатляли клювы этих дятлов. У одних они вертелись с огромной скоростью точно свёрла, у других дрожали подобно отбойным молоткам, а у третьих на клювах были маленькие зубки, крутящиеся как зубья бензопилы.
Мефодий в панике выхватил из кармана первое что попалось.
Этим чем-то оказался гребень, и Меф, обрадовавшись, швырнул его кровожадно улыбающимся птичкам, превратив расчёску в высоченную и дремучую чащу.
Из сотен клювов вылетело могучее «ХАХАХА-ХЭХЭ!» и птички в едином порыве вгрызлись в стволы, да так что только щепки полетели.
Пару секунд наш герой благоговейно смотрел на то, как дятлы методично уничтожают древесину, но, спохватившись, завертел головой по сторонам, чтобы оценить всю обстановку, увидеть ситуацию в комплексе.
А посмотреть было на что.
Рядом с радостно улыбающимся солнцем в испещрённом дырами и прорехами клетчато-полосатом небе, меняющем цвета со скоростью двух оттенков секунду, появилась луна раз в десять больше обычной.
Она крошилась и роняла гигантские куски зелёного сыра на ходящую волнами-холмами землю. Немногочисленные же дома медленно отрывались от неё и взмывали вверх, где банда Чокнутого Чарли, вырвавшаяся из осыпавшегося здания тюрьмы и обзавёдшаяся рогами, чешуёй и рудиментарными крылышками на ушах, верхом на иссиня-чёрных гиппогрифах грабила поезд, рельсы которого извивались между небом и землёй точно петли чудовищных «американских горок».
Горизонт меланхолично сворачивался в спираль, предвещая появление чего-то навроде чёрной дыры.
А перевёрнутый дом, из окна которого Меф наблюдал за всем этим, тем временем, избавившись от преследования дятлов, сильно сбавил скорость.
И это было совсем некстати, учитывая, что впереди оскалилась в зловещей скалистой ухмылке громадная пропасть-каньон.
На полной скорости дом-салун ещё мог перепрыгнуть её, но сейчас он сорвался и полетел на дно, а Меф и его товарищи по несчастью сполна ощутили все прелести кувыркания в свободном падении, поочерёдно ударяясь о неистово крутящиеся стены, пол и потолок.
Но падение неожиданно прекратилось.
Мефодий, пошатываясь, встал, растолкал дрожащих в испуге тигров, выглянул в окно и увидел, что из пропасти их выносит, держа домик в могучих лапах, здоровенный красный дракон с золотистой чешуёй на животе.
Края гигантской трещины-рта прямо под ними разочарованно сомкнулись, с досады плюнув им вслед лавой, но немного промахнувшись.
Мефодий присмотрелся к спасшему их дракону. Было в нём что-то неуловимо-знакомое.
Если бы не окрас, то можно было бы подумать…
– Праша, ты что ли?
– ДА! – прорычала Прасковья, – Почему ты меня там бросил? И советую придумать что-нибудь поубедительней, или я брошу эту коробку вниз!
Мефодий уже открыл рот, чтобы спросить Прасковью, как она здесь очутилась и почему она теперь красная, но тут же закрыл, осознав, что второе спрашивать попросту опасно, а ответ на первый вопрос он и сам знает.
Он забыл о вневременном астральном якоре, который связывал его и Прасковью.
Значит, её тащило сквозь время вслед за ним.
Глаза Мефа расширились, и он заорал на Прасковью:
– Ты здесь?! А где мой корабль?!! Как ты посмела его потерять?!!!
Прасковья вроде бы смутилась (во всяком случае, её драконья мордочка из красной стала розовой) и сказала уже спокойнее:
– Да не волнуйся ты так, я успела поставить его на автопилот.
Мефодий страдальчески поморщился.
Мощнейший летающий корабль, оснащённый лучшим магическим оружием, превосходной защитой и системой маскировки и запрограммированный на уничтожение враждебных судов курсирует в районе Бермудских островов…
Так вот в чём загадка этого треугольника! То есть разгадка. Разгадка этой загадки.
«Одно радует», – подумал Мефодий, – «Атлантиду не я на дно отправил».
Примостив салун на вершине развесистого пупырчатого деодеда, Прасковья с Мефодием продолжили выяснять отношения.
А тигры, мутировавшие в жабо-гепардов, упрыгали в Ухающую Пустыню вслед за барменом-кенгуру и пианистом-фламинго.
В ходе их оживлённой метанием громов и молний беседы Меф уяснил, что поступил в высшей степени некультурно, бросив Прасковью посреди океана; узнал, что Прасковью через пару часов оттуда выдернуло, после чего она, прибыв на Дикий Запад на полгода раньше Мефа, успела побывать дочерью вождя индейцев, шаман племени которых сумел-таки научить её превращаться по её желанию, потом подрабатывала танцами, а затем основала собственную банду и даже ограбила банк; Прасковья же, в свою очередь, поняла, что джентльмены всё ещё предпочитают блондинок.
Несомненно, их горячая дискуссия продолжалась бы ещё в течение длительного времени, если бы их едва не придавил очередной благоухающий кусок зелёного сыра размером с Эверест. Благодаря ему они единодушно решили оставить свои разногласия на потом и сперва разобраться с тем, что творилось вокруг.
Заметив пролетающую над ними Частицу Хаоса в образе стоглавой вороны-змеи, Меф метнул в неё свою шляпу с бритвенно-острыми краями, но та её просто сожрала. Тогда наш герой атаковал её тысячей вытянувшихся косичек.
Но они, хоть и не рвались, но, из-за общей с Частицей природы, гнулись рядом с ней, истончались и таяли, только подпитывая совершенно обнаглевшую сущность.
А Прасковья просто отказалась подлетать ближе «к этой штуке».
И Частица унеслась в сторону поезда, входящего одновременно в тоннель и в мёртвую петлю, где вселилась в главаря банды – Чокнутого Чарли.
Успешно забывший о том, что и сам умеет летать Мефодий, тем временем, сплёл из клубка Нитей Судьбы и Волос Афродиты лассо, заарканил луну, и на нём перелетел на крышу стремительно несущегося над безднами поезда.
Прасковья его прикрывала и сбивала подручных Чокнутого Чарли, которых он послал, чтобы остановить Мефодия.
Оказавшись на крыше, наш герой пару секунд приспосабливал обувь и вестибулярный аппарат к столь экзотичному месту.
Сзади раздался крик:
– Эй, МакФлай! То есть, тьфу, Буслай!
Меф обернулся. И увидел своего противника.
Чокнутый Чарли представлял собой нечто среднее между Чаплином и Безумным Шляпником. Ну, то есть он выглядел так, как выглядел бы первый, если бы одевался как второй.
И это странное создание сказало:
– Вот и шериф пожаловал!
– Стоп! Какой шериф? Шериф – Хиляк Джо, а не я! – удивлённо ответил Мефодий.
– Я его убил, – доверительно сообщил ему Чарли и осклабился, – И тебя убью.
– Всё равно не понял – почему это я шериф?
– А ты на себя-то посмотри! – кивнул ему Чокнутый.
Меф последовал совету и заметил, что у него на рубашке прицеплен значок шерифа. Причём ещё и с ярлычком: «Пристрели меня!».
Пока Мефодий отдирал этот ярлычок, Чарли спросил у него:
– Ну что, спляшем весёлый танец?
– А ты приглашаешь? – с придыханием спросил наш герой, склонив голову набок и часто-часто моргая наивными глазами.
– Балда, я про пальбу! – усмехнулся Чокнутый Чарли.
– А! – посерьёзнел Буслаев и невозмутимо добавил, – Не откажусь.
И вот, наш герой и одержимый Хаосом злодей стоят друг напротив друга на широкой, как главная улица Вэйстфилда, крыше поезда и молча смотрят друг на друга, шевеля пальцами рядом с кобурой.
Поезд в очередной раз сделал вираж, и солнце с забавной рожицей оказалось прямо над ними.
Полдень.
Ровно полдень.
Где-то в вышине (или внизу?) прокричал кондор-осьминог.
В загустевшем воздухе прозвучал извечный мотив Эннио Морриконе: «Туру-дурудууу-па-боо-дуу!»
Руки Чокнутого Чарли выхватили револьверы из кобуры, но Бешеный Буслай взметнул руку быстрей и с неё сорвалась шаровая молния.
Сине-фиолетовая, с ослепительно-белым ядром и такого же цвета молниями, искрящимися по её краям. Если говорить уж совсем точно, то дизайн этого энергетического шара недвусмысленно намекал на то, что Мефодий смотрел «Зачарованных».
Этот пульсар в долю секунды преодолел расстояние между противниками, и Чокнутый Чарли исчез в огненной вспышке.
Глядя на то, как на крышу вагона осыпается кучка пепла, Меф издал два-три смешка и сказал:
– Надо же, а это действительно забавно! Аста ла виста, ЧукЧа!
После чего засмеялся, схватившись за живот и согнувшись пополам от смеха.
Но оставшаяся без вместилища в опасной близости от Мефодия Частица времени не теряла, восстановив тело Чарли из праха, которое тут же нанесло нашему герою мощный апперкот, едва не сбросивший Буслаева с поезда прямо на заросшую меч-кактусами прерию.
Но Меф успел развернуться в воздухе и ногой с разворота отправил Чокнутого на три вагона вперёд, в кучу угля.
Выбравшись оттуда, он просипел:
– Отпусти меня. Ты и так почти полностью меня поглотил.
– Ищи дурака, – усмехнулся Мефодий.
И снова хлёсткие удары, и блоки, и прочие прелести рукопашного боя.
Меф радовался. У него ещё не было своего боя на крыше поезда. В отличие от другого Мефодия, который, если верить написанному сражался с неким Спуриусом. И Меф был счастлив, что переплюнул своё неудачливое альтер-эго. Сами посудите: одно дело помахать мечом на крыше какого-то современного поезда, совсем другое – перестрелка и драка на крыше поезда старого, дымящего разноцветным дымом и кувыркающегося в двух милях над землёй, посреди декораций спятившего мира!
Меф неожиданно отскочил и остановился, сложив руки на груди.
Его противник оторопело уставился на него и подозрительно спросил:
– Ты это чего?
Мефодий лукаво улыбнулся и произнёс всего одно слово:
– Тоннель.
Чокнутого моментально снесло с поезда. Причём удачно – точно под удар хвоста Прасковьи, отфутболившей его вперёд, прямо навстречу вылетевшему из тоннеля и взмывающему вверх по горочке поезду.
Меф, вовремя успевший стать нематериальным, смотрел на это и улыбался.
Состоящее из бандита и частицы Хаоса создание, задев ногами скотосбрасыватель, ударилось о дымовую коробку паровоза, получив на лицо отпечаток его номера, и улетело к Луне.
От удара Луна сошла с орбиты и врезалась в Солнце.
Мир взорвался.
Спешно латая континуум, Меф с принявшей человеческий облик Прасковьей неслись сквозь время вслед за удирающей частицей Хаоса.
Наконец-то назад в настоящее.

Тибидохс. Настоящее.

Первой прибыла злополучная Частица, тут же юркнувшая куда-то в коридоры Тибидохса.
Вторым материализовался Мефодий, появившийся в данном времени на пять секунд раньше, чем его покинул и поэтому пронаблюдавший картинку собственного исчезновения в хроносинкластическом инфундибулуме.
И прежде чем Прасковья свалилась ему на голову, наш герой успел отскочить и подставить даме батут.
Подмигнув Прасковье, явно разочарованной тем, что он не поймал её самостоятельно, Меф потянулся, вдохнул сладостный воздух Отчизны, окинул взглядом Зал Двух Стихий, в котором порядок и не думал устанавливаться, улыбнулся, подозвал щелчком пальцев стул, сел, закинув ногу на ногу, воздел руки к потолку и объявил:
– Пусть же шоу продолжается!

Мефодий закрутился на месте сумасшедшим ураганом размытых цветных пятен, и Зал Двух Стихий вновь скрылся в искрящемся тумане.
Когда же он рассеялся, а очертания Зала проступили и обрели чёткость, помещение выглядело так, как выглядело до хаотического Извержения, хотя обстановка и была немного изменена в соответствии со вкусами Мефодия.
На волшебном потолке работы Сарданапала проплывали начинающие розоветь облака.
Из каменных плит пола местами пробивались степная трава, а в других местах они расступались, окружая мелкие озёрца, где плавали лебеди.
Фуршетные столы, заполненные яствами, стояли у отдалённых друг от друга стен и подпирающих потолок хрустальных колонн.
Катя Лоткова в ослепительно-белом платье и Баб-Ягун в серебристом, с темной искрой пиджаке и светлых брюках стояли в центре зала у алтаря, стоящего в потоке нисходящего света.
Перенесённые Мефом в зал люди трясли головами, пытаясь, наконец, освоиться в мельтешении событий.
Здесь были многие: ученики, преподаватели, выпускники, Меф со товарищи (исключая Нату), тётя Нинель, Пуппер и даже вытянутый из параллельного мира хаотичным астральным штормом Ург.
И Ванька, Глеб, Гурий и Ург обступили Таню со всех сторон, жадно глядя на неё и недобро – друг на друга.
Особенно недобро посматривали друг на друга Бейбарсов и уроженец воровского Тыра, ещё не имевшие радости познакомиться друг с другом. Пуппера как соперника они не воспринимали, к мысли о Ваньке, как о возможном избраннике Тани, они, каждый в своё время, привыкли, но оба, видя ещё одного типа, так похожего на самого себя по роли в сюжете жизни, общему стилю поведения и манере себя держать, а значит изначально недостойного Тани, испытывали сильнейшее раздражение.
Один многозначительно поигрывал новенькой тросточкой, другой – ключом с головой ласки и мечом, но оба, казалось, были готовы вцепиться друг другу в глотки, защищая Таню друг от друга.
Вот идиоты, правда?
А Таня переводила взгляд, усиленный свойствами многоглазки подземной, с одного на другого и видела многое: как истинно сильна любовь её Ванечки, как всё так же безумно, страстно и нежно желает соединиться с ней Глеб, как Ург, так и не смирившийся с разлукой за прошедшие три года, рыскал по всем Царствам, чтобы отыскать какую-нибудь завалящую пространственную аномалию, позволившую бы ему попасть в Её мир. И нашёл-таки, хотя это ещё вопрос, куда бы он попал, если бы не устроенное Мефом и частицей Хаоса противостояние. Но Ург рискнул всем, что имел, и бросился в первый попавшийся заглот очертя голову, прекрасно понимая, что за прошедшее время многое могло измениться, и в целом надеясь только повидать её.
Даже Пуппер, смотревший на Таню совсем безо всякой надежды, тоже любил её… в каком-то смысле.
Растерявшаяся Таня просто не знала, что сказать. Да и «претенденты на её руку и сердце» не спешили нарушать застывшее между ними молчание.
Глядя на эту милую картину, наш герой весело воскликнул:
– О, я вижу, у нас тут небольшое затруднение? Товарищ Буслаев, устраните.
С этими словами Меф козырнул сам себе и хорошо поставленным командным голосом проорал:
– Немедленно прервите церемонию! Не видите, что свидетельница не готова?!
Он мог бы этого и не кричать. Всё равно кроме Прасковьи, привыкшей к творившемуся вокруг безобразию, Дафны, на которой даже одежда была зачарованна на защиту, и Ирки которой было всё равно, мало кто в зале был в состоянии вспомнить о торжественности момента, особенно академик, которому досталось больше всех, и который, собственно, и должен был проводить венчание.
Сейчас Сарданапал лежал, обмякнув, в кресле за преподавательским столом, расположенным на специальном помосте, а Медузия и Ягге хлопотали над ним. И не зря, ведь впервые за его долгую-предолгую жизнь бессмертный академик испытал такое чудовищное нервное потрясение, какого не испытывал даже сидя в клетке в гостях у Чумы-дель-Торт, так что даже его усы теперь висели безжизненно, а в открытых неподвижных глазах, направленных в потолок, застыло всего пять слов: «За что мне всё это?».
А все остальные присутствующие, кто уже успел прийти в себя (ну, за исключением Тани и её кавалеров) наблюдали за Мефодием с резко контрастирующими чувствами. Нет, точнее будет сказать, с чувствами находящимися в различных частях эмоционального спектра.
Поскольку Меф и не думал никому подчищать память, все знали, ЧТО он за фрукт. Но главным было даже не это, а то, что интуиция магов, которая, как мы знаем, развита у них с детства или по крайней мере с первого года в Тибидохсе, выдавала на его счёт крайне противоречивые результаты. То она чувствовала в Буслаеве смертельную угрозу всему живому, то заявляла, что никакого Мефодия здесь вообще нет, а глаза магов нагло обманывают, а то и вовсе уверенно сигнализировала: «Это твой самый наилучший друг».
Меф же, оглядев зал и осознав, что дел ему предстоит слишком много, чтобы справиться в одиночку, радостно произнёс «хорошего человека должно быть много!» и разсемерился, применив-таки методику, к использованию которой столь долго готовился.
И в этот момент автору остаётся только пожалеть себя, понимая всю трудность описания того, что сейчас начнётся. И позлорадствовать над читателями, которым это будет не менее сложно представить.
Первая часть разделившегося Мефодия тут же, с криком: «Как же я всё-таки по тебе соскучился!», схватила за руку Дафну и исчезла с ней из виду.
Остальные шесть Мефов завистливо покачали головами, но, вспомнив, что все они – часть одного целого, а все воспоминания, полученные по отдельности, если и не мгновенно сообщаются остальным, то непременно сольются впоследствии, только улыбнулись и принялись за свои собственные занятия.
Второй Буслаев, подмигнув Ирке, исчез вместе с ней.
Третий Мефодий прислушался к чему-то, нахмурился и сгинул в одиночестве.
Четыре седьмых нашего героя, оставшиеся в зале, тоже времени не теряли и сразу ринулись развлекать публику.
Меф, которого мы условно будем звать четвёртым, подлетел к Сарданапалу с криком:
– Расступитесь, человеку плохо!
Оттеснив от безмолвно страдающего директорского тела Ягге и Медузию, наш герой принялся преувеличенно хлопотать над ним: вытащил стетоскоп, сунул в рот академику градусник, проверил глаза, уши, нос и коленный рефлекс и выдал диагноз, точнее прокричал его на весь зал, концентрируя, таким образом, всё внимание на себе:
– Осторожно! Академик заражён бомболезнью! Он сейчас взорвётся! Спасайся кто может!!!
Но прежде чем разразилась паника, Меф внезапно хладнокровным голосом возвестил:
– Спокойно! Есть способ его спасти! И я знаю, что делать!
И достал ножницы.
– Сейчас, многоуважаемый, мы вас разминируем! – завозился Мефодий у лица академика, – Только подскажите сразу, какой ус резать – зелёный или жёлтый? Эх, и где красный, когда он так нужен?! Может оба? Или бороду? А таймер-то тикает!
Апатия Сарданапала сменилась некоторым интересом к жизни, проявляющемся в том, что он попытался вырваться из цепких и безумных лап доктора Буслаева. Но это получалось у него довольно плохо без перстня, который Меф забрал, заявив, что это детонатор.
А наш герой продолжал вопить:
– Мы его теряем! Что же вы стоите?! Помогите зафиксировать пациента!
Другой Мефодий, понимая, что Черноморов в любом случае будет некоторое время недееспособен, облачившись в черную, как ночь, сутану, метнулся к алтарю и, сложив руки в молитвенном жесте, начал торжественную речь:
– Друзья мои! А также люди, не имеющие чести знать меня! Мы собрались здесь в этот знаменательный день, чтобы соединить вместе два любящих сердца и повязать, то есть тьфу, связать их священными узами брака!..
Следующий Буслаев подлетел к Чимоданову и хотел уже отправить его обратно, но тот категорически подчеркнул, что хочет остаться и посмотреть на церемонию, тем более что его вице-президент Зудука прекрасно справиться и без него.
Отвернувшись от Петруччо, наш герой с удивлением заметил, что Евгениус времени зря не терял и сейчас степенно о чём-то беседовал с Прасковьей. А она – страшно сказать! – охотно поддерживала разговор и порой таинственно и мило улыбалась.
Поперхнувшись на полумысли и подивившись сему невиданному зрелищу, наш герой только головой покачал и нырнул в толпу привидений.
Там он спас полузомбированную тётю Нинель, телепортировав её в Москву, после чего обратился к привидениям с предложением воскреситься. И он был крайне удивлён, когда его предложение не вызвало закономерно ожидаемого энтузиазма. По разным причинам. Например, Безглазый Ужас, не успевший допеть своей избраннице «Music of the Night», при её исчезновении моментально впал в меланхолию и более ни на что не реагировал, Поручик же Ржевский заявил, что не хочет снова становиться живым, потому что его дражайшая жёнушка тогда точно потребует исполнения супружеского долга. По этим и по другим дурацким отговоркам они отказывались от великодушного предложения Мефодия и спешили отвернуться или спрятать глаза.
– Ничего себе! – выдохнул Буслаев, – Если даже эти, сохранившие относительную волю к жизни сущности, отказываются от предоставляемого им шанса, то что скажут те, кто обитают в Потусторонних Мирах!
Некоторое время наш герой пытался выяснить причину столь необычного поведения, пока до него не дошло, что призраки ему элементарно не верят. И боятся. И его самого и новой встречи с Косой.
Вспомнив основной постулат построения утопий («если каждого слушать, никакого светлого будущего не построишь»), Меф плюнул и уже хотел просто разом ревоплотить всех привидений, не слушая никаких возражений, но честно предупредив, что они тут же потеряют материальность, если сделают нечто, что не понравиться нашему герою, но… тут наш герой внезапно заметил нечто для себя изумительное.
Руки.
Руки поручика Ржевского.
Его ладони проходили друг сквозь друга.
Глаза Мефодий расширились от удивления.
Нет, не от самого зрелища. А от перспектив, что оно сулило.
Меф попросил поручика, как бы это сказать… продолжить движение.
Ржевский недоумённо пожал плечами и его руки двинулись дальше, проходя друг через друга между кистями и локтями, между локтями и плечами, прошли сквозь грудь, спину и кинжальчики в ней.
Глаза Буслаева вылетели из орбит и кругом облетели поручика, подтверждая, что руки призрака могут крутиться как на шарнирах в любом направлении – даже внутреннем!
– Эй, я думал, что живые так не умеют! – сказал поручик Ржевский, прежде чем глаза Мефодия вернулись в глазницы.
– Действительно… не умеют, – задумчиво отозвался Меф.
Поручик прав. Живые, за исключением нашего героя, так не смогут. Да и Мефодий не придумал бы, что может просунуть руку сквозь самого себя. Он тут же попробовал и понял, что не может так изогнуть руку. Просто не может понять, как должны выглядеть и действовать суставы плеча в таком случае. Подождите-ка!
Торопливо попросив поручика аналогичным образом сжимать руку в кулак, Меф только расхохотался, узрев вполне предсказуемый результат.
Перейдя в призрачную форму, Буслаев попробовал это сам и всё элементарно получилось!
А если ещё учесть, что призраки могут летать, менять внешнюю форму (хотя бы даже этим примитивным способом, если не освоят продвинутую технику), имеют магический потенциал (например, телекинез, чтобы взаимодействовать с предметами материального мира), то получается… что телесная форма существования в подмётки не годится призрачной! Разумеется, речь в данном случае идёт лишь о свободных призраках, не прикованных к месту гибели или, тем паче, заточённых специально. Привидения не нуждаются ни в пище, ни в дыхании, всё, что им нужно – некоторый достаточный уровень магического поля и специфических энергий в пространстве и воли к жизни в самих себе для поддержания своего бытия. Эта форма стократ удобнее! И единственное, что её портит, единственный её недостаток – отсутствие всех тех радостей жизни, что доступны в обычном живом человеческом теле. Но многие бы отказались от всех этих радостей за возможность вечной жизни, чем, собственно, и объясняется существование этих самых призраков.
Затем Меф задумался о не менее важных вещах.
Например, о свободе воли.
«Свобода воли… Величайший дар Творца своим творениям. Интересна реализация этого принципа. Мне, например, как персонажу, если говорить честно, эта свобода недоступна. Потому, что всё, что я делаю и думаю, происходит только потому, что это пишет мой автор. За исключением тех случаев, когда он оставляет что-то за кадром, не описывая какие-то мои мысли и действия. Кстати, спасибо, что пишешь это, мысль забавная. Но при этом нельзя говорить и о моей несвободе, поскольку он считает меня не просто персонажем, а частью себя, самостоятельно принимающей решения для своей пользы. Автор тоже человек и может сделать это лишь для меня одного. Но другой Создатель мог провернуть подобное со всеми своими творениями. Но сомневаюсь, что Он поступил именно так. Непохоже на то. Свобода, предоставленная Им, намного больше. Она более автономна, что приводит к существующему положению вещей и установленному миропорядку. Пока существует настолько автономная свобода воли, Зло как будет существовать и как философская категория, и как явление. Безусловно, как новый управляющий этой Вселенной, я могу и отобрать свободу воли, сделав абсолютно всех людей добрыми. И пофиг, что это будет неправдоподобно. Это проблема автора, а не моя. Я-то не пишу о какой-то фигне, я в этой Вселенной живу. Но в этом случае мир станет довольно скучным местом. Это не довод против, и я обязательно сделаю это… если не помогут другие способы. Ведь мне, в отличие от Него, важнее не сама свобода выбора, а правильный выбор. Вон, прежний автор дал мне свободу выбора. И к чему это привело? А этот отобрал, поделившись со мной своей душой, и я доволен и счастлив!
Да, логика говорит, что отобрать свободу воли – единственный выход чтобы установить во Вселенной гармонию и сменить картину мира с апокалиптической на утопическую, но и она, в конце концов, может ошибаться. И даже если это правда, то у меня всё равно впереди вечность. Сберегу это на крайний случай. А сначала испытаю традиционные методы. И одним из них может стать именно этот! Призрачность! Я не отберу свободу воли, но, наоборот, предоставлю её по максимуму. Не просто свободу выбора между правильным и неправильным, а свободу выбирать между отличным и превосходным! Пошёл-ка этот миропорядок! Пусть люди сами выбирают, не только что им делать, но и какими им быть! И я не буду ставить им препоны, наподобие старушки Мамзелькиной. И даже максимально упрощу процесс этого выбора».
Рассудив так, наш герой создал первую экспериментальную установку перехода в призрачную форму и обратно, впоследствии получившую название… неважно какое. Узнаете потом.
Причём выполнена она была в виде Арки.
Тут же дважды испытав её на себе, наш герой в двух словах объяснил её назначение тибидохским привидениям и пропихнул через Арку поручика Ржевского, с удовольствием наблюдая, как тот удивлённо вдыхает воздух, как недоверчиво щупает спину, где больше нет кинжалов, и как на его больше не просвечивающем лице постепенно разгорается осторожная улыбка.
Оставив призраков в шоке, близком к кататоническому, Мефодий перенёсся в самый центр Башни Привидений.
Туда, где воздух напоминал пропитанный магией кисель, а её удерживающее поле содержало самых опасных, потерявших память о своей сущности, распадающихся, буйных или просто сумасшедших призраков.
Спёртый воздух, покрытые белой плесенью стены, тоска, сырость и мрачная тишина, изредка прорываемая безумными воплями из проходов между стенами.
Тут-то Мефодий и задумался.
Воскрешать этих призраков, или даже предоставлять им выбор не имело смысла. А теперь, когда Тартара больше нет, туда их тоже не отправишь. В Эдеме их тем более не примут. Потусторонние Миры? Но Меф собирался, наоборот, вернуть тех их жителей, кто раньше обитал на Земле, обратно на неё. Если они захотят, конечно. В чём теперь Меф сомневался. Некоторые так привыкают быть мёртвыми, что просто не верят, что могут жить. И что с этим делать? А кое-кого, вот как этих, и воскрешать-то опасно! Как всё сложно… А ведь впереди вопросы планетарного масштаба! Там уж и Всемогущество и даже чувство юмора могут не помочь. Конечно, всегда есть возможность поменять конечную цель. Заявить, что управление миром его не интересует, взорвать эту подпорченную планетку, не особо интересуясь маршрутом, куда полетят души, а затем поселиться с Дафной на уединённой необитаемой планете с курортным климатом где-нибудь в Туманности Андромеды… Эх, мечты, мечты!
Но надо что-то решать. Видимо, ему придётся сейчас что-то придумать.
И он придумал.
Припомнив принцип работы дархов, Меф быстренько создал на его основе фларх. Отличие в технологии было огромным. Первым и главным было то, что фларх был синтетическим, а не органическим по происхождению и предназначался не для вытягивания из эйдосов энергии, а для временного содержания эктоплазменных сущностей, причём каждая должна была содержаться в отдельной астральной камере и в стабилизированном состоянии сна без сновидений.
Загнав всех привидений Башни во фларх протонными лучами, Меф, глядя на него, сказал:
– Насколько всё же различается безумие. Моё похоже на ярчайший фейерверк в полыхающем небе, здесь есть экземпляры, чьё безумие подобно кровавому ливню, а у некоторых оно похоже на скисшее вино. К сожалению, я пока не знаю, как вам помочь, вернуть разум и так далее, но потом обязательно разберусь с этим. Ведь время не имеет значения. Максимум через пару тысячелетий что-нибудь придумаю. Мефодий всё обращает на пользу!
Улыбнувшись, он возвысил голос:
– Эй, Башня! Тут у тебя где-то парочка эйдосов была заначена. Отпусти их, или я превращусь в самолёт и врежусь в тебя!
Но Башня оставила его сообщение без внимания.
Когда же Меф предельно внимательно изучил её, то выяснил, что те эйдосы успели освободиться, а раз так, то ему здесь больше делать нечего.
– Хорошо, что мне не нужно делать всё самому, – улыбнулся наш герой и вернулся Зал Двух Стихий, где привидения радостно проносились туда-сюда через Арку, а последний из Мефодиев дошёл уже до середины своего ток-шоу в прямом эфире.
А началось это шоу так.
Седьмой Мефодий отделил четверть зала под павильон для съёмок и перенёс туда Таню, её сопровождающих, Гробыню и Пипу.
Уютное, но неброское кресло ведущего, роскошный диванчик для гостей…
– Свет!..
Включились софиты.
– Камера!..
Зудильники застрекотали.
– Мотор, начали!
И Меф ослепительно улыбнулся и торопливой скороговоркой произнёс:
– В эфире ток-шоу «Выбери меня!» и я его ведущий Мефодий Буслаев. И сегодня наша передача посвящена нелёгким перипетиям судьбы одной всемирно известной драконболистки, героини магического мира и просто очень хорошего человека Татьяны Леопольдовны Гроттер. А точнее, ну вы же понимаете… – подмигнул он камере, – ситуации на её личном любовном фронте.
– Встречайте нашего первого гостя! Гробыня Склепова, бывшая соседка Татьяны по комнате, а также в каком-то смысле её лучшая подруга. Давайте послушаем, что она скажет.
В студию вошла ослепительная Гробыня.
– Присаживайтесь, коллега, – улыбнулся Мефодий, – И поведайте нашим зрителям что-нибудь эдакое!
Мадам Склепова, закинув ногу на ногу, сделала вид, что задумалась, и резко начала:
– О Гроттерше? Да с ней всё сразу ясно! На неё всё время кто-нибудь западает! Пупперчика она у меня прямо из-под носу увела, Бейзверушкин по ней сохнет, Ваньку она вообще с первого курса мурыжит, да и в параллельном мире эта рыжеволосая вертихвостка успела найти себя ещё одного кавалера! Знаете, я даже ей завидую – из-за меня никто дуэлей не устраивал, только Гуня порой кого чересчур горячего остужал… Эй, стоп! Чего это я несу? Я публично призналась, что завидую Гроттерше?!
– О да, мадам, не удивляйтесь. Вы ещё и не то могли сказать. Ведь в нашей студии царит настоящая Атмосфера Искренности. А теперь, пока вы думаете, как поправить ваш даже не пошатнувшийся, а получивший огромную трещину имидж, встречайте нашего следующего гостя – мадмуазель Пенелопу Дурневу, чаще именуемую Пипой. Она знала нашу героиню ещё с пелёнок, ведь именно в их квартире обитала юная Таня до своего появления на Буяне. Более того, она ещё и её родственница, хотя даже самый придирчивый взгляд не усмотрел бы и следа этого родства. Итак, что же вы можете рассказать нашим зрителям?
– Гроттерша – лесбиянка! – с места в карьер уверенно выкрикнула Пипа, – Видели бы вы, как она смотрела на меня, пока жила у нас! И потом, когда меня в Тибидохсе снова подселили к ней в комнату. А уж про них со Склепшей я и говорить не хочу!
Когда отсмеявшийся Мефодий, утирая выступившие от смеха слёзы, поднялся с пола, он произнёс:
– Гробыня! Вы не могли бы перестать пускать из перстня искры, пытаясь снять студийное заклинание? Вы же видите, что Атмосфера Искренности не исчезла, а сменилась Атмосферой Бреда. Этим вы себе, как можете заметить, явно не поможете, – усмехнулся Меф под возмущённые вопли Пипы: «Чего они только не вытворяли! А главное, что меня ни разу не позвали!», – Но, поскольку хронометраж нашей передачи весьма ограничен, мы вынуждены перейти к нашему следующему гостю, а точнее гостям. Встречайте! Сама обворожительная Татьяна Гроттер и четыре её блистательных кавалера!
Меф снова улыбнулся камерам и повернулся к своим новым гостям, выражение лиц которых автор предпочёл не уточнять, а оставить на откуп читательской фантазии. Равно как и испытываемые ими эмоции.
Прекрасно понимая, что добиться каких-либо слов от этого замечательного квинтета не получиться (то ли из-за того, что автор не удосужился придумать им реплики, то ли потому что изначально они были не в восторге от выставления себя на посмешище перед многотысячной аудиторией), Меф решил взять ситуацию в свои руки и разразился пышной речью, не давая никому вставить и словечка:
– Все мы с вами прекрасно помним ту напряжённую историю любви, накал борьбы светлых чувств и тёмных страстей, эти хитросплетения… – говорил он, иллюстрируя свою речь тем, что плёл из Нитей Судьбы из всех трёх клубков и оставшихся волос Афродиты верёвку, на которой завязывал и развязывал обычные, морские и гордиевы узлы, – … запутанного сюжета, порой тянущегося, – он проверил верёвку на прочность, и она послушно растянулась в его руках, – а порой выкидывающего довольно забавные фортели.
И с этими словами Мефодий куда-то телепортировал готовую верёвку.
– Историю девушки, что брела по дороге своей жизни, мечтательно глядя в небо, но редко смотря под ноги, из-за чего она постоянно спотыкалась. Она шла по дышащему жизнью лесу, блуждала в густом английском тумане, прошла по опасному мосту над быстрой горной рекой, рухнувшему сразу за её спиной, затем едва не сорвалась в бездонную пропасть, на дне которой томилась такая желанная тьма… а после вернулась во всё тот же лесок. И птицы пели, и солнышко светило сквозь ветви, и крыльцо уютного домика призывно скрипело… – произнёс он с поэтичным восторгом, – но нежданное пламя сожгло этот лес. Дети не балуйтесь, не играйте со спичками, – манерно произнёс Меф и ухмыльнулся, – И тогда девушка поняла, что в лесу жить не особо комфортно и не так уж безопасно, хотя, безусловно, дико романтично. И какой же мы с вами должны сделать вывод из этой истории? Первый: не селитесь на пожароопасной территории. Второй: если всё-таки вздумаете поселиться, то не пренебрегайте страхованием имущества. Оформи страховку и спи спокойно! – тем же дурашливо-манерным голосом сказал наш герой.
Мефодий перестал улыбаться и заговорил спокойно, и голос его звучал неожиданно мягко:
– Таня, ну и что ты будешь делать теперь? Кого из них выберешь?
Гроттер ответила твёрдо, решительно и уверенно:
– Я люблю Ваньку и останусь с ним.
Меф искривил губы в лёгкой усмешке.
– До чего же всех Татьян тянет на это «Но я другому отдана…» и так далее. Ты уверена в этом? Ванечка, а чего, собственно, ты улыбаешься? Посмотри-ка на Танечку внимательнее. Ты ж многоглазку вдыхал? Так правду она говорит или как?
Валялкин последовал этому совету, и лицо его заметно помрачнело.
– Ну что, друг сердешный? Ты видишь то же, что вижу я? Что на самом деле ни в чём она не уверена, а душа её разрывается на части? Господа, почто ж вы так девушку-то мучаете? – лукаво поинтересовался Мефодий.
– Эх, Таня-Таня, что же с тобой делать? Сомневаюсь, что ты сама решишь свою проблемку. Все твои проблемы всегда решали высшие силы. Но сейчас высшей силой являюсь я. Так значит, ты не знаешь, кого выбрать? Ну ладно, хорошо. Давай поступим так: бросим монетку! Орёл – Глеб, решка – Ванька, встанет на ребро – пойдёшь к Ургу, зависнет в воздухе – к Пупперу.
И Меф весело засмеялся.
– Ты смотри, как интересно получилось! Не только по степени убывания вероятности, но и в высшей степени символично! А символичность – это хорошо. Почему Ванька – решка, а Глеб – орёл, думаю, объяснять не надо. Ург – ребро, потому что он парень сложный, противоречивый, всегда где-то посередине, да и к тому же привык большинство затруднений разрешать если не хитростью, то в честной рубке на мечах, лезвия которых, как известно, ещё острее, чем ребро монеты. А Гурик летает, хоть и на метле – и этого вполне достаточно. Ну ладно, хватит. Так что, проверим?
И он подбросил монету.
Она оторвалась от его ногтя с самым обычным протяжным «дзинь!», взлетая вверх и крутясь с невероятной скоростью.
И в высшей точке своей траектории была мгновенно сожжена ярчайшей боевой искрой.
Таня Гроттер подула на раскалившийся перстень.
– Отличный выстрел! – не смутился Меф, – Снайперский! Ты права, негоже такие серьёзные вопросы решать таким шутовским способом. Но в каждой шутке, как известно, есть доля правды. И ты сама выбрала свою судьбу. Сделанное тобой безо всякого сомнения означает то, что тебе не придётся делать выбор, – пауза, – Потому что вы все сейчас умрёте!
И Буслаев заливисто захохотал заразительным злодейским смехом.
– Чего это у вас такие кислые лица? Да шучу я, шучу.
Повернувшись к «кавалерам», Меф сказал:
– Я видел все варианты развития события, все ваши судьбы. Никто из вас в одиночку не сможет сделать её счастливой. И сами вы не будете счастливы без неё. Предначертано так. Ещё до меня. Конечно, я мог бы сесть и основательно переворошить Книгу Судеб, но это долго и не факт, что получиться. Поэтому есть решение получше, своеобразный компромисс.
Мефодий повернулся к Тане.
– Есть другой вариант. Могу дать тебе одного кавалера – сильного, харизматичного, мужественного, заботливого, надёжного, имеющего склонность к живописи, любящего зверушек и детей (причём не на обед), умеющего постоять за себя и за свою избранницу, имеющего подход к людям и дверным замкам (а также, возможно, лёгкую клептоманию) и разделяющего твою страсть к драконболу. И со счётом в английском банке. А ещё с гирляндой из четырёх эйдосов в груди. Прям не человек будет, а новогодняя ёлка! Это для меня будет даже чуток посложней. Если бы кто другой занимался этим, то для четырёх твоих хороших знакомых это было бы верной смертью и полным растворением фиг знает в чём, но я могу устроить так, что они, как это не парадоксально, будут одновременно и четырьмя отдельными личностями, и одним человеком, любящим тебя с учетверённой силой. Ведь я профессионал, и не буду тупо сшивать их суровыми нитками по середине лица, как тебе однажды пригрезилось. Я думаю, это достаточно заманчивое предложение, а? Как в рекламе: «Только сегодня и только сейчас! Распродажа! Новый супермодный кавалер модели «Четыре-в-Одном»! Торопитесь! Покупайте! Скидка сто-пятьсот процентов!..» Но ты ведь всё же откажешься, я прав? Нет-нет, не качай головой и ничего не говори! Даже если допустить, что ты не испугалась и поверила мне, то ты всё равно скажешь что-то навроде «Я не могу требовать этого от них». Да-да-да. Посему я спрошу не у тебя.
И он снова повернулся к Ваньке, Глебу, Пупперу и Ургу.
– Очень часто, даже слишком часто какой-нибудь среднестатистический мальчик говорит среднестатистической любимой девочке, что не может жить без неё. Что готов ради неё умереть. И почти всегда это не более чем фигура речи. Не так ли, гражданин Бейбарсов? – подмигнул ему Мефодий, – Но давайте предположим, что это всё-таки не фигура речи, а чистая, даже чистейшая правда. И всё зависит от вас, друзья мои. Будете ли вы достаточно смелы, чтобы оправдать мои ожидания? Сумеете ли забыть свои…скажем так, разногласия? Переступите ли через эгоистическое стремление обладать, ради того, чтобы отдавать? Если решитесь, то я смешаю вас в одного человека, и это будет в чём-то подобно смерти. Ведь вы потеряете себя, свою индивидуальность и станете чем-то единым и другим, не таким как раньше. Ваша новая, общая личность будет состоять из всего лучшего, что было в вас четверых, а всё худшее я навеки запру в тёмных глубинах подсознания. Ну так что же вы решите?
Повисла томительная пауза.
– Не вижу энтузиазма на ваших лицах! Мне что, каждому всё разжёвывать? Ты, Глеб, избавишься от груза прошлого, от воспоминаний о своём весёленьком детстве в землянке у старухи и…
– Я согласен, – хмуро произнёс Бейбарсов. И улыбнулся. Открыто и светло.
– Отлично! – обрадовался Мефодий, – Один умный человек нашёлся. А ты, Ванька, мне тебе нужно объяснять что-либо или урок всё же пошёл впрок?
– Не нужно. Я тоже согласен, – сказал Валялкин, и это был невероятный прогресс, что в чём-то они с некромагом согласились.
– Превосходно! Уже двое есть. Кстати, вы знаете, что получиться, если смешать Глеба и Ваньку? Глянь-ка! Эхэ-хэ-хэ, ну а как насчёт тебя, пришелец из другого мира? Ты увидел её, и что же ты понял? Максимум через день, когда все следы эманаций исчезнут, тебя утянет обратно. Если, конечно, ты не воспользуешься предоставленной возможностью. Так что ты чувствуешь? Что зря пришёл или что готов остаться навсегда?
– Готов, – лаконично ответил Ург.
– Восхитительно! Ну а ты, Пуппер? Ты конечно больше всех теряешь. Твои фанаты вряд ли узнают тебя в том, что у меня получится. Да и банк кредитов больше не предоставит. Ты уже написал завещание?
– Я… – запнулся Гурий, – Я не думайт…
– Оно и видно. А мне больно и обидно. Хотя все мы тут знаем, что твои чувства к грозной русской Гротти не так уж и велики. Лети обратно в Англию к своим тёткам и наслаждайся своей пустой жизнью!
Гурий Пуппер попятился от разгневанного Мефодия.
– Давай, вперёд! Шевели метёлками! Или тебе ускорения придать?!
Но тут Буслаев внезапно успокоился.
– Стоять! Назад. Хм. С одной стороны, то, что я предложил, нужней тебе самому. Иначе Танечки тебе не видать как своих ушей. Но с этим ты, сирота английская, уже успел смириться. А вот у меня может и не получиться объединить троих, а не четверых. Дисбаланс, чтоб его! Равновесие четырёх стихий, нилб нилбячный! Эксперимент и так не особо безопасный, а это ещё лишний риск… Намного проще соблюсти четверичную символику. Ладно, даю тебе ещё один шанс.
Меф тяжело вздохнул, улыбнулся и выдал:
– Ах ты Гурий, Пуппер Гурий! Ты ж башкой подумай дурьей! Да подумай три раза: аль до старости ты хочешь… мозолить тётушкам глаза?!
Пуппер вытаращил глаза и выдохнул «What?» по своей сути аналогичное простому русскому «Чё?».
– So, if you wish on English… – зловеще прошипел Мефодий и разразился длинной тирадой, которая вряд ли заинтересует читателей, поскольку она была достаточно однообразной, и преобладали в ней, в основном, короткие, но ёмкие словечки, начинающиеся с литеры «F». И их производные. Да и они, кстати, почти полностью запикивались.
– …андестэнд, май диа фрэнд? – грозно рыча, закончил свою речь Меф, едва не скусывая с лица Гурия очки.
– M-may be… – запнулся Пуппер и ужаснулся, увидев, что лицо Мефодия потемнело, – Sorry, yes, yes of course! – торопливо добавил он.
– Это очень хорошо, что ты отказываешься от коз. Любовь к зверушкам, знаешь ли, до добра не доводит. Посмотрите на Валялкина.
Все посмотрели на Ваньку. Чувство, отразившееся на его лице при этом, было неописуемо.
– Даже платоническая, как вы можете заметить, не доводит, – небрежно пояснил свою мысль Мефодий, – Эй, держите его! За убийство ведущего в прямом эфире полагается пятьсот лет Дубодама! Вот, так-то лучше. Какое, однако, это волшебное слово – «Дубодам»! Эй, хватит уже дрожать! Не хочешь, чтобы я произносил «Дубодам», так и скажи! И не надо биться в истерике. Всё-всё, я обещаю больше не произносить слова «Дубодам». Ни «дуба», так сказать, ни «дама». Упс! Эй, принесите кто-нибудь воды! Мда, вот ещё один побочный эффект царящей у нас Атмосферы. Она усиливает неприятные воспоминания, увеличивает впечатляемость и делает психику гостей более хрупкой и уязвимой. Нехорошо получилось. Ну да ладно. Повеселились и будет. Главное, что все наконец-то согласны. Выведите кто-нибудь Валялкина из обморока и начнём.
– Нет, я не позволю! – прогремело вдруг сверху и оттуда свалилась чайка по имени Очень Бедная Лизон. Она упала прямо перед нашим героем и, ударившись об пол, моментально вернула себе человеческий облик. – Не позволю отнять у меня Глебушку!
Бейбарсов затравленно взглянул на неё, тоже едва не упав в обморок, но в его глазах вспыхнула решимость как можно дороже продать свою жизнь.
Глядя на это неожиданное препятствие, Буслаев понял, что встреча с череполицым Мефом успела выветриться из памяти Зализиной, в которой, по всей видимости, для долгого хранения были предназначены лишь те воспоминаний, что помечены тэгом «Гроттерша!».
В исходящих от неё волнах эмоций, правда, Меф уловил направленную на него вполне понятную боязнь и вполне простительную смутную ненависть, необычно осторожную.
Слегка даже позавидовав такому простому и эффективному устройству нервной системы и подумав о том, что съедать по две девушки в день для него будет слишком жирно, тем более что в энергетическом плане Зализина была отнюдь не десертом, а скорее позавчерашним огурцово-помидорным салатом, наш герой улыбнулся и вновь принялся за дело:
– Здравствуйте, а вас что, уже выписали из той клиники, где мы с вами лечились?
Огорошенная этим вопросом Лиза замолчала, что дало Мефу возможность продолжить.
– Уважаемая, вы поймите, что сбегать из больницы – не самый лучший способ вылечиться. Я, конечно, тоже сбежал, дак поэтому, как видите, до сих пор страдаю рецидивами. А ваш случай ещё сложнее! Тотальная хроническая истерия в острой форме! Причём запущенная! Это же общественно опасный диагноз! Я бы на месте докторов снарядил за вами в погоню дивизию санитаров. Хотя нет, это было бы слишком опасно. Для санитаров. Скорее всего, пришлось бы сразу применить ядерное оружие, только чтобы минимизировать жертвы среди мирного населения. Ведь второй такой истерички как вы, уважаемая, на свете просто нет!.. Нет… Хм, нет. – Меф улыбнулся, – Не было!
И Зализиных стало две.
И при виде этого в обморок отправились уже трое – едва пришедший в себя Валялкин, Глеб и даже грозная Гроттер.
А Мефодий, едва ли осознавая, НАСКОЛЬКО ужасную вещь он только что совершил, с улыбкой и напутствием вылечиться изящно телепортировал Лизок обратно в Иваново.
Пока Меф колдовал над сливающимися фигурами отважной четвёрки, стоит отметить, что ещё один Меф, тот, который имел дело с призраками, успел вместе с Тарарахом смотаться в его скромную обитель, где они оставили груз волшебной древесины, оставшейся после вырубки леса в тибидохских подвалах. Часть уже была потрачена Буслаевым при постройке своей флейтины, но и того, что осталось, хватит школе волшебников надолго. Ведь даже одна такая деревяшка, пропитанная исходящей от Мефодия мощью, была способна гореть десять тысяч лет.
Меф в сутане продолжал свою рекордно-длинную свадебную речь, но его не слушали даже жених с невестой, вместо этого усевшиеся на стулья и наблюдавшие за шоу.
Меф, который хлопотал над академиком, сейчас как раз сидел рядом с Сарданапалом и беседовал с ним, уже совершенно пришедшим в себя стараниями Буслаева:
– Знаете, академик, до меня тут дошли слухи, что вы мне когда-то очень неплохо помогли. И отсюда вопрос: почему я этого не помню и причём тут дядюшка Сэм?
– Дело в том, – с удовольствием пояснил Черноморов, – что некоторое время спустя после твоего рождения, он решил, что теперь у русских появился лишний козырь, настоящее живое оружие массового поражения, а значит необходимо лишить их этого преимущества. Была разработана целая операция по твоему устранению, и она вполне могла увенчаться успехом, если бы я случайно не заглянул в Книгу Смерти, где появилась весьма интересная и неожиданная запись, противоречащая другой записи в Книге Судеб, а затем не навёл справки. И когда я узнал об этом, то всё было довольно просто – нужно было лишь проговориться об этом в достаточно людном месте. Комиссионеры донесли начальству мрака, а те сделали строгое внушение нашему американскому другу. Именно так я сорвал покушение на Мефодия Буслаева.
Мефодий хмыкнул в ответ.
– Жалеете, небось?
– Ничуть! – ответил академик и они дружно расхохотались, глядя на всё то, что творится в Зале Двух Стихий.
– Кстати, а почему вы не омолаживаетесь? Ведь вы вполне могли бы закусить молодильным яблочком, я видел – их у вас на острове полно.
– Мог бы конечно, но молодильные яблоки сжигают память за весь тот промежуток времени, на который омолаживают.
– А разве вы не знаете, что этот эффект успешно нейтрализуется пеплом феникса и слезами единорога? Щепотку одного и каплю другого на стакан их сока – и минус сто лет одним махом!
– Правда? – искренне изумился Сарданапал, – Но почему я этого не знаю? Да и не слышал никогда об этом рецепте!
– Всё дело в том, что маги сильно недооценивают пепел феникса. Когда феникс возрождается из него, то часть пепла всегда остаётся – и его все рассматривают как ненужные магические отходы. Конечно, при магическом спектральном анализе сложно заметить, что в таком пепле есть что-то особенное. Но ведь это недовозрождённая субстанция, застывшая на грани жизни и смерти! Это же элементарно! Она может служить как магический катализатор! Причём применять его можно, судя по моим расчётам, как в ядах, так и в противоядиях, как в разрушительных, так и в лечебных зельях. Поймите правильно, Сарданапал, я в теоретической магии не особо разбираюсь, но такие вещи чувствую нутром!
– Ну что ж, друг мой, благодарю вас! Буду иметь это в виду.
Тем временем Мефодий шоуменствующий смотрел на дело рук своих и морщился.
– Нилб! Ну и гадость же я сотворил! Настоящий Прекрасный Принц. Прям хоть сейчас вручай ему сияющие доспехи и белого коня! – ядовито проговорил Мефодий и натянул тёмные очки, чтобы видеть чуть меньше, – Живое воплощение женских представлений о мужских достоинствах! – с ещё большим отвращением проговорил он и совсем тихо добавил: – А ведь я должен быть единственным МС в этой истории. Пусть и семикратным. Ну да фиг с ним! – сказал он громче, – Всё равно я круче!
Вместе с Таней разглядывая получившееся создание, наш герой задумчиво произнёс:
– И как же тебя теперь звать, чудо без перьев? Ванькой-Глебом-Ургом-Гурием? Или просто ВГУГ? Тогда Таня сможет ласково называть тебя Вгугушенькой.
Кончив ржать над предыдущей фразой, Меф опять начал перебирать варианты:
– А может ты будешь зваться Ванька Гурич Ург-барсов? Хотя нет, Ванькой уже будет несолидно. Ага, значит по паспорту будешь Гурич Иван Ург-барсов. Подождите!.. – ахнул Мефодий, – Иван Ург-… – поперхнулся он и сложился пополам от смеха.
Вытирая выступившие на глазах слёзы, он простонал:
– Я и не ожидал, что так круто получиться. Но правильно, Ург-барсов лучше, чем ург-муравей! Чува-а-ак, ты чувствуешь в себе силу Актимена?
Не став ждать ответа на этот пассаж, наш герой продолжил словесные извращения:
– А может Ургурбарсов? Или Глебург Пуппер-Валялкин? Или Урглеб Пуплялкин? Или Валялпер? Или вот ещё вариант: Ургурий Бейваляйкин? Или Ванькург Бей-барсов-и-пупперов?
А объект воплощённых женских грёз поднял свои василькового цвета глаза, неторопливо пригладил длинные тёмные волосы, провёл по носу с горбинкой, улыбнулся, выпрямился во весь свой немалый рост и спокойно сказал:
– Мы… то есть я думаю, что мне подойдёт имя Иван. Оно Тане нравиться.
– А с фамилией что? – жадно спросил Мефодий.
– А фамилией она со мной поделиться, – подмигнул он любимой, – Правда, Тань?
– Вижу, что чувство юмора кого-то не оставило, – засмеялся Меф, – Удачно прижилось, это радует.
Здесь должен был быть абзац на тему того, что Таня долго вглядывалась в суженого и жадно высматривала знакомые черты, радуясь каждому маленькому, но важному открытию. Но, поскольку сам автор не девушка, то этот абзац остался ненаписанным. Нечего ему там было высматривать. Пускай читатели иногда подключают фантазию.
А Меф, глядя на то, как Иван гладит севшего ему на плечо Тангро, тут же взвился от очередной идеи.
Заставив исчезнуть уже давно не работающие зудильники и прочую студийную атрибутику, наш герой подлетел к… давайте уже называть вещи своими именами, ладно? К будущему Ивану Гроттеру и завёл такой разговор:
– Это здорово, что ты сохранил привязанность к зверушкам. И посему хочу предложить такой проект: как ты смотришь на то, чтобы вернуть в мир пелопоннесских малых драконов?
– А ты это можешь? – с радостным удивлением спросил тот у Мефа.
– Естественно! Тем более, друг мой, что ты даже не представляешь, насколько нам повезло! Ведь у нас есть мужская особь этих чудных созданий!
– И что?
– А то! Мы… – сделал он драматическую паузу, – можем… – ещё одну, – применить клонирование! – торжествующе воскликнул Мефодий, – Всё очень просто: пол задаётся генами XX у самок и XY у самцов. Тангро, вероятнее всего, последний представитель своего вида. Будь он самкой, мы могли бы только до бесконечности клонировать всё новых и новых самок, без всякой возможности обеспечить виду самостоятельное развитее. Но, поскольку он у нас самец, то мы можем просто-напросто допустить небольшую такую ошибку в процессе клонирования и удалить из последовательности генов клона ген Y, одновременно дублировав ген X. И в результате получим полную генетическую копию Тангро, за исключением того, что это будет клон-самка. Фактически, она будет его сестрой-близнецом. Но… для животных, в отличие от людей, такие вещи никогда не были принципиальны, не так ли? – договорил Меф, улыбнувшись.
– Фантастика! – поражённо выдохнул Иван, – И когда мы сможем приступить к этому?
– Да хоть сейчас! Конечно, следовало бы заниматься этим в лаборатории, но какая разница, если всё необходимое при мне?
Мефодий усмехнулся и аккуратно приподнял очки. Из его глаз мгновенно вырвались два ослепительно-ярких, словно при электросварке, белых со светло-бирюзовым отливом луча. Они в одну секунду прошлись по Тангро сверху донизу, полностью просканировав его.
Меф поднял руки перед собой, и между ними зажглось золотистое свечение с мелькающими в нём серебристыми молниями.
Под неразборчивое бормотание нашего героя оно меняло форму до тех пор, пока не превратилось в небольшое драконье яйцо.
Вручив его Ивану и наблюдая за искренней радостью на его лице, как и на лице Тани, что стояла рядом с ним, Мефодий удовлетворённо кивнул.
«Синхронизация эйдосов работает успешно. Психических конфликтов в новом сознании не обнаружено», – подумал Буслаев.
– А теперь давайте-ка бегом исполнять свои свидетельские обязанности, а то мне кажется, что моя свадебная речь уже подходит к концу! – напутствовал Ивана и Татьяну наш герой и перенёсся с ними поближе к алтарю.
А пока один из Мефодиев из последних сил тянет время и упражняется в красноречии, а три других с интересом слушают его, пока Ягун внимательно осматривает спутника Тани вблизи, дабы убедиться, что это всё-таки по-прежнему его друг, мы с вами, дорогие читатели, перенесёмся немного назад и посмотрим как обстоят дела у тех Мефодиев, что покинули Зал Двух Стихий.
И начнём мы со второго, который исчез с Иркой.
И вот, где-то очень далеко от Буяна, в ночном лесу, на поляну среди стройных и причудливо-изогнутых древесных стволов, освещённых светом полной луны, стремительно выскочила белая волчица. Секундой позже следом за ней выбежал странный волк окраски далматинца. А когда он вышел из тени деревьев и лунный свет озарил его шкуру, то стало заметно, что пятна на ней не только чёрные, но и рыжие, серые, пурпурные, тёмно-зелёные, серебристо-синие…
С дружелюбным ворчанием мотая головой, он подошёл к волчице, и они вместе задрали головы к Луне.
И ввысь, взлетая над вершинами деревьев, прямо в звёздное небо понеслась мелодия волчьего дуэта. Но в этом вое почему-то не было тоски. В нём была слышна… надежда.
А когда он стих, волк и волчица плавно перетекли в Мефодия и Ирку.
– Знаешь, и всё-таки я не понимаю, – сказал наш герой, легко взмахнув ладонью, отчего ночной лес резко стал дневным, а между ними возник маленький столик с двумя чашками свежезаваренного ароматного чая на нём и двумя простыми табуретками рядом, – как ты умудрилась меня обогнать, ведь я вовсю жульничал! Всё время, каждую секунду!
– Ну это просто, – отвечала Ирка, присаживаясь и жмурясь от яркого солнца, пробивающегося сквозь ветви, – У меня было намного больше практики в зверином теле, а для тебя оно всё ещё непривычно. Кроме того, несмотря на то, что из-за всего того, что ты со мной сделал, волчица во мне во время превращения больше не доминирует, её инстинкты мне всё ещё неплохо помогают. Если не можешь разобраться с четырьмя ногами во время бега, то ни пробеги сквозь стволы, ни лазерный взгляд, ни короткая телепортация не помогут. Знаешь, как забавно было смотреть, как ты в них путаешься и то и дело пытаешься бежать на двух!
Глядя на то, как она улыбается, вспоминая свою неуклюжесть, Меф и сам улыбнулся.
– Ир, – произнёс наш герой, отхлёбывая приятно согревающего чайку, – мне надо серьёзно с тобой поговорить.
– Серьёзно? Это что-то новенькое! – весело удивилась Ирка, тоже присоединяясь к чаепитию.
– Так ты на меня не в обиде?
– За что, Мефодий? Не вини себя напрасно. Это я ошибалась, когда была так уверена в том, что люблю тебя. И сразу тогда, когда схлынули обуревавшие нас страсти, ведь оба мы почувствовали это, правда? Стыд, смущение, ощущение чего-то неправильного… с Дафной ты этого не испытывал, не так ли? Скажу честно, даже мы с Дафной этого не испытывали, – Ирка подмигнула Мефодию и он понимающе усмехнулся.
– Нет, на самом деле я не любила тебя. Просто была детская влюблённость, оставшаяся обида, что ты ко мне почти не приходил, что бросил меня, что так и не узнал, что почти забыл… Но я бы не поняла этого, если бы не то, что произошло тем утром.
– Ну да. Иногда единственный способ понять, чего действительно желаешь – получить то, что якобы хочешь, – улыбнулся Меф.
– Пойми, ты был превосходен, великолепен, невероятно нежен и так далее, но этого самого… как его…
– Единения душ? – с грустной и лукавой улыбкой подсказал наш герой.
– Да, его. Именно его у нас с тобой и не было.
– А чувства Матвея к тебе ты проверила, как и хотела? – слегка отошёл от предыдущей темы Мефодий.
– Да. Всё-таки спасибо тебе за то, что ты придумал такой замечательный способ проверки!
– А то! Легко любить сильную, но прекрасную валькирию, не намного труднее любить девочку в инвалидной коляске, но для того, чтобы любить сумасшедшую пустоголовую девицу со склонностью к истерикам и глупому хихиканью, нужно настоящее мужество. И истинная любовь! – и эти слова Буслаев изрек с железобетонной уверенностью.
– Ну да, ты же это по себе знаешь, безумец ты наш! – весело толкнула его в плечо Ирка.
– Естественно! – с довольным видом ответил Мефодий, – Как бы я не придуривался, Даф меня любит и принимает таким, какой я есть. Хотя она всегда была довольно умной девочкой и явно догадывается обо всём. А вот для Матвея, который и понятия не имеет, это настоящее испытание. Кстати, как он его проходит?
– Неплохо, – ответила Ирка, присматриваясь и прислушиваясь к чему-то достаточно далёкому, – Я бы сказала, на твёрдую четвёрку. С плюсом! – хихикнула она.
– Что ж. Видно те, что избрали нас, лучше нас самих. Согласна, подруга?
– Подруга? Это значит, что ты предлагаешь нам остаться просто друзьями?
Чашки с чаем опустели. А птицы всё так же радостно пели в кронах деревьев.
– Если хочешь, – улыбнулся Меф.
– Да я сама хотела предложить! – притворно возмутилась Ирка, даже не пытаясь скрыть улыбки.
– Ну не всё же тебе меня опережать! Ну что, без обид? – протянул руку наш герой, – Друзья?
– Друзья! – ответила она, и они дружески обнялись.
– Так мне вернуть теперь твою обычную численность? – спросил сразу после этого Мефодий.
– Не надо. Я уж привыкла. Даже приятно ощущать себя не одиночкой, а целой Ирмией. Или точнее Валькирмией. Да и испытание господина Багрова ещё не кончилось.
– Как ты сурова! – восхитился наш герой, – Может лучше быть чуток помягче? А то ещё перегнёшь палку.
– Не-ет, – протянула Ирка, – ему полезно! Ты помог увидеть забавную сторону жизни мне, а я помогу ему.
– Давай тогда хотя бы навестим его и поощрим за старание, – предложил Мефодий.
– Поощрение? Ты это о чём? – подозрительно прищурилась Ирка, но веселье в голосе выдавало её.
– Есть мыслишка. Некстати, ты не против, если воспоминания об этом нашем разговоре я покажу Дафне?
– Не против. Заодно передай ей, что если она захочет… – Ирка облизнулась, – поразвлечься, – улыбнулась она, – то и в этом я буду не против!
– Передам, непременно передам! – со смехом отвечал ей наш герой.
– Ты что, совсем не ревнуешь её ко мне? – обиженно (снова наигранно) воскликнула Ирка.
– Ммм… нет. Я мог бы её ревновать к какой-нибудь мужиковатой девушке, а к тебе – не получается. Красотка!
– Спасибо, Меф, – умилилась Ирка, – ты настоящий друг!
– Ага. А ещё я крестиком вышиваю и плюю на три километра.
И на этой милой шизофреничной ноте Меф с Иркой перенеслись в «Приют валькирий».
Окна и люк вагончика были распахнуты, а в просторной комнате царил беспорядок: лавки и стол были перевёрнуты, гамак перекручен, стеллажи опрокинуты, а посреди комнаты сидел Антигон и меланхолично поедал зеленоватое варенье из трёхлитровой банки.
Он поднял глаза и воззрился на внезапно появившихся перед ним наших героев.
– Злобного вам дня, ещё одна мерзкая хозяйка! – едва выговаривая слова, поздоровался он и перевёл осоловевшие глазки на Мефа, – А что с вами делает распрекраснейший Мехляндий Бурляев?
– Ути, какой славный кикимор! – радостно вскричал Мефодий при виде этого феномена, – Дай-ка я тебя потискаю!
И протянул к Антигону руки, оскалившись одной из самых своих опасных улыбок от уха до уха.
От такой перспективы Антигон моментально протрезвел и выпрыгнул в окно с нечленораздельным криком.
– Меф, ну зачем ты так с ним? Я хотела спросить у него, кто устроил этот чудовищный беспорядок!
Буслаев в ответ только взглянул на неё с немым укором.
– Ах да, чего это я, совсем забыла, – смутилась Ирка.
Тут из спальни, отгороженной тяжёлой шторой, раздался дикий, ужасающий многоголосый женский вопль, заставляющий сердце выпрыгивать из груди и обливаться кровью снаружи. Нет-нет, успокойтесь, на сей раз это метафора.
Мефодий вздрогнул.
– Что там? – с трепетом в голосе спросил он Ирку, – Неужели всё настолько жутко?
– Сам посмотри, – хитро улыбнулась Ирка.
Медленно-медленно, осторожными маленькими шажками Мефодий приблизился к шторе.
Вот он, сменяя на лице гримасы ужаса по две-три в секунду, опасливо протянул руку к ней…
Протянул…
Коснулся жёсткой, шершавой ткани.
Вцепился в неё.
И отдёрнул.
– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ… кхэ-кхэ… еееееееееееееееееееееееееееееееее-эээээээээээээээээээээээ-эт! – пронёсся над Лосиным Островом, сгибая верхушки деревьев, его безумный, нечеловеческий, сумасшедший, неистовый вопль, постепенно перешедший в инфразвуковой диапазон, где благополучно и заглох, – О УЖАС! О, страсти нилбецкие! О, жестокость неимоверная! О, мой мозг! О, я не могу на это смотреть! Матвей, что ты с ними сделал?!
Картина, представшая взору нашего героя, вызывала ужас, благоговейный трепет и восхищение одновременно.
Матвей Багров сидел в кресле-качалке и представлял собой самый безынтересный элемент композиции.
Намного интересней было наблюдать за действиями Ирмии.
Итак.
Одна из Ирок кормила его мороженым с ложечки. Стоящая с другой стороны – отборным и сочным виноградом с рук, чередуя его с клубникой со взбитыми сливками.
Двое стояли за спиной Багрова с копьями, переделанными в опахала, которыми усердно его обмахивали.
Между ними стояла Ирка, которая делала Матвею массаж плеч.
Ещё одна тоже делала ему массаж, но уже ступней, сидя у его ног.
Шестая, одетая в костюм горничной, стоя в соблазнительнейшей позе, чистила ботинки Матвея маленькой метёлочкой (автор не знает, есть ли у этой штучки специальное название, но надеется, что читатели и так поймут, о чём он толкует).
Седьмая, в полупрозрачных шелках восточного наряда, танцевала перед ним танец живота. Причём отлично танцевала! Используя ленты и колокольчики.
Восьмая, в костюме кошечки, гонялась за девятой, в костюме зайчика. И зрелищем это было увлекательнейшим.
А оставшаяся троица кувыркалась в постели, увлечённо дерясь подушками, да так, что пух летел во все стороны.
Надо ли говорить, что все Ирки, чья одежда не была уточнена ранее, были одеты лишь в бикини?
И при появлении нашего героя многие из них тотчас заныли:
– Повелитель! Вы пришли! Спасите нас! Он так нас мучил! Кучей мучил и замучил! Заставлял плясать краковяк, ламбаду и танец маленьких утят! Щекотал до потери пульса! Строил из нас пирамидки!
– Ещё и пирамидки? – изумился Меф, – А как? Горизонтально – лежмя, или вертикально, на плечи друг другу?
– По-всякому! – хором ответила Ирмия.
И Мефодий, при виде всего этого преисполнившийся Иркреней искренней зависти, то есть чувством, казалось бы, навеки позабытым и оставленным в мрачном прошлом, с негодованием покосился на Ирку, с которой пришёл, уже успевшую присоединиться к остальным, словно безмолвно и укоризненно спрашивая и заявляя одним лишь выражением лица: «ЭТО четыре?! Ну у тебя и запросы, подруга! Это ПЯТЬ, однозначно!!!».
Размашисто качая головой из стороны в сторону, Мефодий восторженно произнёс:
– Ну Багров, ну талантище! Вот это я понимаю работа с кадрами! Да как ты вообще этого добился?! Что с ними сделал?! – в ужасе спросил Мефодий, глядя на вовсю веселящихся, хотя и порядком уставших, даже почти измотанных Ирок, – Волхв недоделанный, в рот тебе брюкву, редьку под язык! Да ты!.. Ты!.. Некромаг бессердечный!
Тут Мефодий внезапно прервал свою в высшей степени эмоциональную речь и деловито произнёс:
– Да, кстати, – сказал Меф и нажал на паузу на своих недовольно прошипевших что-то часах, заморозив, таким образом, планету во времени относительно себя и остального космоса.
После этого наш герой торопливо перенёсся на Луну, прямо в уютный домик семьи Арея.
Там как раз было застолье. Точнее, готовилось.
– Всем привет! – обратился к присутствующим Буслаев и огляделся.
Жена Арея стояла за плитой и готовила что-то очень вкусно пахнущее. Мефодий сразу же вдохнул полной грудью, и живот его заурчал как тигр. Как очень голодный тигр.
Арей с дочкой сидели за столом, напротив друг друга. Страж вырезал из дерева какую-то игрушку, а дочка с интересом следила за процессом, постреливая хитрыми глазёнками из-за кружки с молоком лунной коровы.
В дому царила такая потрясающе мирная и безмятежная атмосфера, что неудивительно, что ни Арей, ни его жена не заметили эффектного появления нашего героя и его приветствий, чересчур увлёкшись своими делами.
Мефодия заметила только девочка, которая тут же соскочила с лавки и подбежала к нему.
Меф тотчас присел на корточки.
– Здравствуй, девочка. Как тебя зовут?
– Варя, – потупила глазки малышка. – А вас, дяденька?
– А меня Мефодий. Но ты можешь звать меня просто дядя Меф. Кстати, а маму твою как зовут? – улыбнулся он.
– Софья. А вы зачем появились, дядя Меф? – нисколько не смущаясь, спросила девочка, скорчив забавную рожицу.
– Тут у вас так вкусно пахнет… – сделал Меф мечтательное лицо, – Но появился я совсем не поэтому. И я очень спешу, – как ни в чём ни бывало, продолжил он, – Варенька, скажи пожалуйста, где Аида Плаховна?
– Бабушка? Там же, где всегда – на берегу, – махнула рукой девочка, – А может, вы всё же останетесь на обед, дядь Меф?
– Я… спешу, правда, – неуверенно произнёс наш герой, ещё раз принюхался к соблазнительным ароматам и сдался, – Ну ладно, останусь. Что хоть твоя мама готовит? – поинтересовался он.
– Манты, – хитренько ответила девочка.
Меф застыл.
Облизнулся.
Сглотнул.
И воскликнул:
– Ну тогда я просто обязан остаться и всё внимательно продегустировать!
После этого он посмотрел на Варю, приложил палец к губам и на цыпочках подкрался к Арею.
Новенькие половицы, покрытые плетёными (как потом с удивлением узнает Мефодий) Аидой ковриками, совсем не скрипели.
Встав позади своего старого учителя, наш герой чуть наклонился к его уху и гаркнул:
– Здорово, сенсей!
Невероятно, но видимо столь спокойная жизнь настолько расслабила Арея, что Мефодию даже удалось увернуться от метящего в его шею ножа, которым его бывший наставник только что чистил картошку, и от деревянной статуэтки, которой Арей занимался до этого и которая должна была хорошенько припечатать нашего героя по лбу.
Впрочем, не будем наговаривать на Арея. Вполне возможно, что он сам промахнулся, едва поняв, что это Мефодий к нему пожаловал. А ещё может быть, что он заметил его с самого начала. Просто не подал виду. Ибо был слишком занят. Ведь всё может быть.
Во всяком случае, всегдашняя суровость его лица в данный момент была явно напускной, а в глазах блестели радостные искорки.
Следующие два часа в жизни Мефодия были наполнены продолжительными разговорами и вкуснейшей едой.
Страж Смерти сделал полный доклад не тему о том, что на спутнике всё совершенно спокойно и никаких происшествий за время его дежурства не случилось. Наш герой, активно поглощая вкуснейшие манты и порой даже причмокивая от удовольствия, вкратце, но в красках, поведал учителю о своём житьи-бытьи.
Жена Арея, оказавшаяся не только красивой, но и очень доброй и милой женщиной, несколько раз предлагала Мефу порцию добавки, которую он всякий раз с благодарностью принимал.
Последнюю пару мантов он даже увеличил в два-три раза, чтобы на дольше хватило, а потом ещё и скопировал их структурную и вкусовую матрицу, чтобы в дальнейшем самостоятельно устраивать себе такие же роскошные трапезы.
Флора и фауна будущего заповедника для нежити была довольно разнообразна, поэтому на второе были жареные бананы и ананасовый квас. И фруктовый салат на десерт.
Вся эта еда была столь хороша, что примерно через час даже Мамзелькина соизволила оторваться от своего любимого шезлонга и притопать на террасу, где они и обедали.
Между делом Меф сказал и ей, что ему потребовалось, и смерть-на-пенсии, даже не вслушиваясь, сунула ему в руки свой старый рюкзак, который Меф сразу же для удобства превратил в кошелёк.
И вот, подарив на прощание Варечке пегаса-пони, наш герой сказал «до скорого!», раскланялся и прыгнул обратно на Землю.
Материализовавшись точно напротив Матвея Багрова, Меф снял планету с паузы и продолжил свою фразу:
– … хорошо, что я вспомнил. Я тут недавно к Мамзелькиной заглядывал… – начал он издалека, но тут же передумал, – А, ладно, короче, держи!
И он протянул ему банку с сердцем.
Матвей, не успевший даже толком поприветствовать нашего героя, посмотрел сквозь стекло, узнал содержимое и едва не подавился очередной виноградиной. Кресло-качалка под ним при этом остановилось.
– Ну чего смотришь, глазами хлопаешь? Примерять сам будешь или тебе помочь?

А где-то над океаном наши герои едва не столкнулись с бороздящими небо склепами Магщества. Но с ними они столкнуться не успели по достаточно простой причине.
Склепы были сбиты на две секунды раньше лебединой упряжкой, привязанной к старой лодке в которой, обнявшись словно два брата, сидели Багров и ещё один Буслаев.
И они ещё и пили что-то, чокались и распевали какую-то чушь, наподобие:

Fly my lady,
Fly, fly my lady,
You're my sexy swan,
Sugar baby!

Или же выдавая такие перлы, как:
Тринадцать белых лебедей
Куда вы полетели, э-эй?!
под мелодию, известную под названием «What Kind of Pokémon Are You?».
А иногда своё брала природа и гены, и тогда у них получалось что-то неуловимо то ли русско-народное, то ли бардовское:

Белые лебёдушки небо рассекают…

Затем Матвей неожиданно спел под самую известную из русско-народных мелодий:

Эх, ИркА, ИркА!
Не клюй ты дурака!
Не клюй ты дурака
И моего братка!

Мефодий со смехом хлопнул его по плечу и сменил пластинку на:

Лебядя! – быстрокрылые лебёдки!
Лебедя! Что ж вы мчите эту лодку?!
Не неситесь так, пожалуйста, не глядя!
Вы ж её нам разнесёте, нилб, на ошмётки!

Надо сказать, что Мефодий и Дафна при виде этой картинки притормозили ещё в тот момент, когда склепы Магщества обрушились в океан.
Да и любой бы наверно притормозил, просто услышав эти шизоидные песенки.
Заметив их, Мефодий в лодке, сказав Матвею «Брат, я ща!», перенёсся к ним и доложил, идиотски подхихикивая:
– Ситуация, хи-хи, нормализована! Операция, хи-хи-ха-ха, проведена успешно! Разрешите, хи-хе, начать воссоединение?
– Позже! – веско ответил Меф, – Соединиться нужно всем сразу, иначе возможны непредусмотренные ошибки!
К этому моменту наши герои были уже над Буяном.
И снизу к ним прилетел ещё один Буслаев.
– Докладываю, – произнёс он серьёзно, – Всё чисто! Нейтрализация враждебных сил проведена на высшем уровне.
– Превосходно! – в один голос сказал все трое Мефодиев.
– Теперь следует восстановить защитный купол острова, – сказал один.
– То есть установить новый, – уточнил другой.
– Не то чтобы это было очень необходимо… – начал третий.
– Но это продемонстрирует нашу добрую волю, – закончил первый, щёлкая пальцами и таким образом восстановив купол Грааль Гардарики.
– А может мы прекратим разговаривать сами с собой, не давая никому и слова вставить? – с улыбкой покосился один из Мефов на вытаращившую глаза Дафну и машущего руками Багрова, зависшего метрах в тридцати от точки встречи наших героев.
– Не знаю, мне нравиться разговаривать с самим собой, – заметил другой, – А мне? – показал он на другого.
– Мне тоже, – улыбнулся тот, – Но это невежливо, не так ли?
– А с каких пор нашими поступками управляет вежливость, Мефодий? – ухмыльнулся Буслаев.
– Она не управляет нашими поступками, но это не должно означать, что мы действовать ей вопреки, – резонно заметил другой.
– Глядя на себя и свою фантастическую упёртость, я понимаю, что сделал правильно, послав себя подальше от себя. Иначе все кругом бы посходили с ума. Как и мы, – улыбнулся Меф.
– Ты послал? – удивился Буслаев, – а разве мы не равноправные части одного целого?
– Может и равноправные, но некоторых явно при разделении обделило мозгами, – хмыкнул другой.
– Думаю, что мы слишком увлеклись нашим несущественным спором, уважаемые Мефы, – меланхолично заметил один из них, пропустивший последнюю пару реплик.
– Почему это? – синхронно повернулись к нему двое других.
– Потому, что мы упустили нечто важное. И это важное сейчас падает вниз.
Мефодии посмотрели вниз и увидели, что Даф стремительно падает, а крылья её дематериализованы.
Закон всемирного тяготения, как говорится, не спит.
Даже если спишь ты сам. Обычно это так, хоть некоторые умудряются летать и во сне.
А у Дафны, едва успевавшей переводить взгляд с одного Мефа на другого и не замечавшей между ними ни малейших отличий ни одним видом зрения, закружилась голова. Очень сильно.
Именно поэтому сейчас она падала, будучи при этом в глубоком обмороке.
– Нилб! – одновременно выдохнули три Мефа.
– Я поймаю её! – крикнул один из них и рванулся вслед за Дафной.
Но его обогнал другой, вопящий:
– Нет, её поймаю я!
– Господа, прекратите ссориться! – попытался успокоить их третий, летящий с ними наравне, – Ведь мы все – одно целое, так что кто бы из нас её не поймал, всё равно получится, что её поймал Я.
– Да пошёл ты! – крикнул Меф.
– Может это истинно для всего остального, но не для Дафны! – тут же добавил Меф.
И вот, вниз, к поверхности острова Буяна, в вертикальной по отношению к ней плоскости, неслись по очереди: Даф без сознания, сильно отставшие от неё Мефы и лебединая упряжка сразу за ними.
Буслаевы в полёте переругивались, толкались, всячески друг другу мешали и одновременно призывали к эффективным совместным действиям.
К счастью, они вовремя заметили, что…
– О, нет! Она разобьётся о драконбольный купол!
Прокричав это одним голосом, они так же синхронно крикнули:
– Нет, не разобьётся!
И вытянули вперёд руки.
Секунду спустя Даф врезалась в купол, но он неожиданно прогнулся, точно гигантский пудинг, и отбросил её в сторону замка.
Мефодии, торопливо попытавшиеся притормозить и сменить траекторию пике, похватались друг за друга, оплетая конкурентов локонами-дредами, что привело лишь к путанице, в результате которой они тоже рухнули на купол, отправивший их следом за Дафной.
Не успевший протрезветь Багров тоже, не смущаясь, направил упряжку на купол, который на его счастье ещё не успел потерять приобретённые с подачи Мефов свойства и отправил по аналогичной траектории и лодку и самого Багрова, и лодку, и по-фольклорному очеловечившихся от удара Ирок.
Хотя классически этот способ действует лишь при ударе оземь, да и сам удар был мягким, как падение на батут, но всё равно почему-то подействовало.
Тем временем в Тибидохсе события развивались своим чередом.
Мефодий, венчающий Катю и Ягуна, как раз заканчивал свою речь.
Он уже успел спросить присутствующих о том, есть ли среди них возражающие против данного союза, и приступил к наиважнейшей части церемонии:
– Ягуний Птолемей Селевк Первый, согласен ли ты взять в жёны Екатерину Лоткову, заботиться о ней, быть с нею в горе и в радости, в болезни и здравии, в богатстве и в бедности, в триумфе и в печали, во всех перипетиях и переделках, а также прочих замечательных вещах, которые приберегу для вас Я, до тех пор пока вы оба не предстанете пред Ликом Вечности?
Ягун, чьи уши были словно раскалённая сталь, совершенно нетипично для себя немногословно ответил:
– Да!
– Екатерина Лоткова, согласна ли ты… ладно, вижу, что вы все устали… на то же самое?
– Да!
– Итак, властью, присвоенной мной нахально, Я, мудрый, добрый и невероятно красивый, находясь в относительно здравом уме, почти твёрдой памяти и в превосходном настроении, во имя Космической Гармонии, Высшей Справедливости и прочей наиважнейшей чепухи, объявляю вас мужем и женой! Можете поцеловать…
– Наконец-то! – вскричали новоиспечённые супруги, успевшие известить от ожидания, и кинулись в объятия друг друга.
– …ся, – обиженно закончил свою речь Мефодий.
А букет невесты, подброшенный руками отнюдь не последней драконболистки, взлетел к потолку.
Сотни девичьих глаз следили за его полётом.
Девушки от четырнадцати и вплоть до Медузии подобрались и приготовились.
Множество мужчин от того же возраста и вплоть до Сарданапала, которых ничему не научил пример гражданки Гроттер, взяли перстни наизготовку, собираясь, подобно силам ПВО, сжечь боевой искрой ненавистный любому холостяку букет прямо в воздухе.
Но именно в этот момент сквозь дыру в потолке над алтарём пронеслась Даф по немного наклонной траектории.
Каждый находящийся в зале Мефодий закричал:
– Я поймаю её!
И все они бросились к предполагаемой точке приземления Дафны, снося почти всё на своём пути.
Но тут раздался оглушительный треск пробиваемого чем-то тяжёлым потолка и сквозь свежепроделанное дополнительное отверстие обрушились ещё три Мефодия, которые легко обогнали Даф за счёт магического ускорения, припечатав при этом четырёх неудачливых Буслаевых.
Очень неудачливых, учитывая, что треть секунды спустя на ту же точку рухнули ещё четырнадцать человек. Которым как раз повезло, что Мефы сыграли роль смягчающей подушки.
Но ещё больше повезло Дафне.
А всё почему? Потому, что в этой реальности она ещё не успела передать Мефодию лист эдемского платана, увеличивающий везение.
Может именно поэтому она очнулась где-то между полом и потолком, автоматически развернула крылья и легко, словно пушинка, приземлилась чуть в стороне от трёхслойной кучи малы, образованной Мефодиями, Ирками и Матвеем Багровым.
А в руках у неё был тот самый букет.
В следующий момент куча мала вдруг изрядно просела, и из-под неё выбрался наш герой.
В единственном экземпляре.
Он громыхнул молнией, прокрутился на месте подобно торнадо, ускорился, на секунду оказавшись едва ли не в каждой точке Зала, остановился и прокричал:
– Я ВЕРНУЛСЯ!
И тут его взгляд остановился на букете, которым небрежно обмахивалась улыбающаяся Даф.
Шлёп!
Это Меф с размаху хлестнул себя рукой по лицу.
Его рука осторожно поползла вниз, открыв глаза.
Но букет не исчез из руки Дафны, приветливо машущей нашему герою.
– Ну сссудьбы, ну удружили! Не надо мне было ограничиваться клубками. Они знали, как мне ответить! Вот же стервы трансцендентные! – прошептал Мефодий.
– Но с другой стороны, – продолжил он тише, – разве я сам этого не хотел? Разве я не честный человек? Видимо, – улыбнулся он, – мне остаётся только смириться. И получать удовольствие.
Он тут же метнулся к своей возлюбленной и обнял её.
– Рад, что с тобой всё в порядке! О, а что это за милый букетик? Это мне? Спасибо! – протараторил Меф и тут же сжевал злополучные цветочки.
– Знаешь, – сказал он мгновением спустя, – вроде роз там не было, но колючие оказались – жуть!
«Может ещё пронесёт, и это не я на Дафне женюсь, а Чумиха выйдет за Кводнона где-то внутри меня», – подумал наш герой и едва не покатился со смеху.
Чмокнув ошарашенную Даф в щёчку, Меф развернулся к толпе и прокричал:
– Вечеринка! Дискотека! Танцуют все!
Наш герой сотворил огромную сцену и развернулся к Дафне:
– Продолжим вокальные упражнения, любимая?
– О да, мой Орфей! – в тон ему ответила Даф.
– Если что – спецэффекты на мне!
И веселье продолжилось.
Давно так Тибидохс не гулял. Полчаса? Час? Два? Надо бы спросить нашего управляющего временем героя, но, хе-хе, нет времени.
А началось всё с простой и весёлой песенки. Или продолжилось с неё, не суть важно.
Ведь сперва Меф спел вот это:

Идёт верблюд, за ним другая стая,
Ну что поделать ситуация такая,
И люди часто ошибаются, мечтая,
Когда проходит мимо белый пароход.

Нет нужды уточнять, что караваны верблюдов и пароходы и в самом деле бороздили просторы Большого Театра Зала Двух Стихий, пока Мефодий пел эти строчки.

А вот и я заместо парохода,
Люблю огромные количества народа.
Все поднимаются, поют, ногами уши достают
И никогда не устают и там и тут, и там и тут!

Тарантелла на столе, тарантелла на угле,
Тарантелла без предела на бутылочном стекле.

Уж не весна, а я и не заметил,
Я очень важным делом занят на планете.
Меня узнают люди всюду, даже дети.
Пойдут за мною, чтобы лучше увидать.

Я был везде: от Лысой до Буяна,
И вот такая наблюдается поляна:
Едва моя развеселится морда рьяна
Все поднимаются, поют, ногами уши достают
И никогда не устают и там и тут, и там и тут!

Тарантелла на столе, тарантелла на угле,
Тарантелла без предела на бутылочном стекле.

Глядя на тибидохчан, истерзанных столь быстрой и энергичной песней, Мефодий внял их мольбам и, глядя на Дафну, запустил медляк:

Твоя любовь как свежий ветер,
Твои глаза, как полная луна,
Твои слова, как песня на рассвете,
Улыбка – как весна.

Я буду парусом над морем…
– пошли спецэффекты. Каждый раз, когда он говорил «буду» или «стану», наш герой превращался в то, о чём говорилось в песне.

Буду птицей в час ночной,
Я стану новым метеором –
Лишь бы Ты… была со мной,
Ты была со мной.

Твои мечты, как сказки мне знакомы,
Твои следы – затейливая нить,
Твои шаги легки и невесомы –
Их не остановить.

Я буду палочкой волшебной,
Буду рыбкой золотой,
Я научусь летать по небу –
Лишь бы Ты… была со мной,
Ты была со мной.

Я стану добрым великаном,
Я стану сильным, как прибой,
Я буду жутким ураганом –
Лишь бы быть с тобой!

Будет всё, как ты захочешь,
Будет мир у ног твоих,
– пространство сильно исказилось, так что планета Земля и в самом деле оказалась у ног удивлённо озирающейся в космосе Дафны. Впрочем, всего на пару секунд.

Будут ночи дней короче –
(на этой строчке Меф слегка подшаманил с наклоном планеты, приведя в действие могучие силы, в результате чего сутки стали равны сорока часам)

Только б нам хватало их.
(Думается, десяти часов ночи им хватит за глаза. А ночь и в самом деле будет короче дня, длящегося двадцать часов, оставив на утро и вечер всего по пять часов).

Будет всё, как ты захочешь,
Солнце, пальмы и цветы.
– и на мгновение Зал Двух стихий стал океанским побережьем, на котором было всё вышеперечисленное.

Будет всё, как ты захочешь,
Только так, как хочешь Ты.

Я вновь Америку открою,
Я изобрету велосипед,
Если только будешь ты со мною –
Вот и весь секрет!

Будет всё, как ты захочешь,
Будет мир у ног твоих,
Будут ночи дней короче –
Только б нам хватало их.

Поверь мне,
Будет всё, как ты захочешь,
Солнце, пальмы и цветы.
Будет всё, как ты захочешь,
Только так, как хочешь Ты.

После этой песни Мефодию рукоплескал весь зал.
Стоя.
И как ни странно, не из чувства самосохранения.
А восхищённая Даф не пожелала оставаться в долгу:

Я отрываюсь от земли, я от тебя на полпути
И мне так важно, что ты думаешь об этом.
Огонь подружится с дождем, мы будем делать это вдвоем,
Не вспоминая о проблемах и запретах…

Солнышко в руках, и венок из звёзд в небесах
И с других планет все видят нас –
Мне так хорошо с тобой мечтать об этом.
Где-то над землей мы парим с тобой и в облаках
Как лавиной снежной в горах
Нас накроет счастьем и тёплым ветром...

Песня и сама по себе была великолепна, но с поддержкой Мефодия, в духе голограмм «лавины снежной в горах» и «солнышка в руках», с тем, что она в самом деле пела эту песню в полёте (с Мефодием), песня эта становилась невероятно доходчивой, так что ни у кого не возникало никаких сомнений в какой-либо излишней метафоричности.

Мне было стыдно сделать шаг и побороть свой детский страх,
Но мы, как два крыла, всегда должны быть рядом.
Я оттолкнусь от скучных слов, освобожусь от тяжких оков
Хочу, чтоб счастье стало нам с тобой наградой.

Солнышко в руках, и венок из звёзд в небесах
И с других планет все видят нас –
Мне так хорошо с тобой мечтать об этом.
Где-то над землёй мы парим с тобой и в облаках
Как лавиной снежной в горах
Нас накроет счастьем и тёплым ветром...

И слушатели вновь не жалели своих ладоней.
Как и Меф, решивший в этот раз добавить драматизма:

Людей так много, мир большой,
– пропел он, оказываясь как бы посреди большого, людного и шумного города, созданного его иллюзией.

Но каждый в нём тебе чужой:
– и вот наш герой оглядывается туда-сюда, окидывает этот город, выглядящий в точности как его родной, совершенно потерянным взглядом и приходит к выводу:

Не узнать, не понять, не создать, –
Все напрасно. Оу-о-о…

Легче быть от всех подальше,
– и мы видим его за книгой, а над головой его расцветают облачка чудесных видений об иных мирах…

Чтобы не страдать от фальши,
Не искать, не пускать, и не ждать –
Так безопасней!..

Но все изменилось – Она!
Она появилась!
Милый ангел установил,
Новую в сердце власть –
Власть Любви!

И в этот момент, то ли потому, что оставшаяся часть русского перевода полной версии текста этой песни в подмётки не годится чёткости оригинала, а также потому, что её полной аудиоверсии на каждом из обоих языков всё равно нет ни в мире автора (между прочим, сей факт приводит вашего покорного слугу в состояние фрустрации, причём это доходило до такой степени, что он даже пытался самостоятельно исполнить данную песню (от которой он тащится), в чём его ждал вполне предсказуемый крах. Петь (или рисовать) – это вам не слова в предложения составлять! Эх, если бы кто из хорошо поющих (или рисующих) читателей вдохновился и решил сделать полную аудиоверсию этой песни (или иллюстрации к этому фанфику)! Но… мечты, мечты!..), ни в буслаевской вселенной, то ли скорей потому, что следующей будет петь Даф, а у группы, песню которой она спела, в запасе ещё немало сногсшибательных песен на русском, которые даже переделывать почти не пришлось бы, наш герой перешёл на английский, чтобы усложнить ход своей очаровательной и любимой сопернице.
Ведь ход этот должен быть в том же духе, не так ли?

So many strangers on the street.
Yeah, nearly everyone you meet.
Can’t relate, can’t translate, can’t create
A connection. No-oh.

Easier to keep your distance,
Tread the path of least resistance,
Don’t engage, keep to your cage, stay offstage
For protection.

Then everything changes.
She’s there. Life rearranges.
Winged angel from above…
Helped me find my Love... and love like daft...
and love like daft... and love like daft...

Стоит заметить, что и Мефодий, и автор прекрасно знают, что «Даф» по-английски пишется как «Daph». Хотя его, безусловно, всё-таки можно записать и как «Daf». А слово «daft», означающее «безумный» – первое в словаре с этими буквами. Ещё оно имеет оттенки значений глупости и ненормальности, если верить интернету.
И Дафна, которая, если вы забыли, появилась на свет задолго до смешения языков и, чтоб вы знали, читавшая Шекспира в оригинале (чуть ли не раньше, чем он писал свои пьесы, учитывая коэффициенты искажения времени, которые у самого Эдема лишь чуть меньше, чем у Прозрачных Сфер) со снисходительной улыбкой восприняла его лингвистические эксперименты.
И, не моргнув глазом, спела Мефу зажигательную клубную версию песни «Everytime We Touch».
Вот эту вот:

I still hear your voice, when you sleep next to me.
I still feel your touch in my dreams.
Forgive me my weakness, but I don't know why
Without you it's hard to survive.

'Cause everytime we touch, I get this feeling.
And everytime we kiss I swear I could fly.
Can't you feel my heart beat fast, I want this to last,
Need you by my side.
'Cause everytime we touch, I feel the static.
And everytime we kiss, I reach for the sky.
Can't you hear my heart beat so...
I can't let you go.
Want you in my life.

Your arms are my castle, your heart is my sky.
They wipe away tears that I cry.
The good and the bad times, we've been through them all,
You make me rise when I fall…

И так далее.
Наш герой озадаченно почесал косматую черепушку.
«Нет, она потрясающая! Я, значит, жульничаю вовсю, время останавливаю, напрягаюсь, слова в песнях мучительно долго меняю, а она элементарно берёт уже готовую подходящую песню! И всё время бьёт влёт! Не в бровь, в глаз! Точнее, в самое сердце! Я так точно проиграю!», – полупанически-полувосторженно подумал Мефодий.
И, решив сменить тактику, Буслаев затянул намного менее известную, но не менее потрясающую вещь:

If there's anything you need
All you have to do is say,
Know you satisfy everything in me,
We shouldn't waste a single day.

So don't stop me falling
It's destiny calling,
A power I just can't deny
It's never changing,
Can't you hear me, I'm saying:
I want you for the rest of my life!

Together forever and never to part,
Together forever we two!
And don't you know
I would move Heaven and Earth…
– на этой строчке напряглись очень многие, уже понимая, чего следует ожидать от нашего героя. Но обошлось.

To be together forever with you!
– спел он следующую строчку как ни в чём ни бывало.

If they ever get you down
There's always something I can do.
Because I wouldn't ever wanna see you frown,
I'll always do what's best for you!..

There ain't no mistaking,
It's true love we're making,
Something to last for all time.
It's never changing,
Can't you hear me, I'm saying:
I want you for the rest of my life!

Together forever and never to part,
Together forever we two!
And don't you know
I would move Heaven and Earth
To be together forever with you!

А вот в этот раз не обошлось. И Мефодий, мысленно извинившись перед Геей и ещё кое перед кем, снова хорошенько, но легонько встряхнул Эдем и Землю.
В общем, как вы понимаете, состязание малость затянулось.
И через два часа, что оно продлилось, наши герои не уползали со сцены и их не уносили с неё на руках лишь потому, что Меф сохранил остаток сил, чтобы отлевитировать себя и Дафну с неё.
Но веселье только набирало обороты. Ещё бы – на всех часах было всего лишь тридцать два часа, и ночь нового мира только начиналась.
И после триумфального и эпичного песенного сражения между нашими героями, сопровождаемого превеликими овациями, на сцену выскакивали многие.
Тибидохс веселился, и его древние стены содрогались от музыки.
В этом мельтешении трудно было что-то разобрать.
Запомнилось немногое.
Например, как кто-то из младшекурсников, сделав себе причёску почти как у Мефа, пытался хипхопничать:

Вечеринка-а-а-а!
У Гроттерши в школе!
Гуляет весь Буян
И московские в доле!

И конечно же нельзя вовек забыть и о блистательном выступлении ещё более сверкающих звёзд этой жаркой летней ночи – Матвея Багрова и его «Ирмии Любовниц», чьи даже не зажигательные, а просто испепеляющие на месте песни, в частности «Sexual revolution» и «La plage de île Bujan» (и поверьте, это было далеко не самое… экстравагантное из спетого), едва не привели к повальной оргии.
И поэтому, на следующее утро, стоя с Дафной на палубе «Крылатой», вызванной из Бермудского треугольника ещё с вечера, Меф с удовольствием глядел на обновлённую им огненную табличку на воротах замка:
«ТИБИДОХС – МАГИЧЕСКИЙ ДУРДОМ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ ВОЛШЕБНИКОВ (и для не слишком юных тоже). ПАЛАТЫ ДЛЯ БУЙНЫХ И ДЛЯ ОЧЕНЬ БУЙНЫХ».
После чего наш герой, обнимаемый сзади своей посапывающей у него на плече возлюбленной, повернул штурвал и полетел навстречу новому дню.

– Это кто там такой умный каламбурит? – прозвучал за стеной грозный голос, оборвав мелодию флейты на середине.
Высота стены близ калитки уменьшилась до одного метра, и взорам наших героев предстала внушительная фигура стража-сторожа.
Голос у него был строгий и зычный, сам он был здоровее Эссиорха в его земном теле, а вот лицо этого стража подкачало. Оно было добродушным, совершенно непохожим на лицо сторожа или охранника. Также не сильно помогали ему выглядеть угрожающим и кучерявые каштановые волосы, румяные, слегка пухлыё щёки и по-детски чистый, незамутнённый и наивный взгляд.
Когда он пытался изобразить строгость, глядя на него, хотелось только улыбаться в ответ.
Но прежде чем страж успел что-либо ещё сказать, Меф осыпал его градом вопросов:
– Здравствуйте! Значит, это вы сторожите Врата? А скажите, из золота какой пробы они сделаны? Как управляется охранная магия периметра? Или она автономна? А где ваш огненный меч? Вам же вроде бы должен быть положен огненный меч? Да, а ворота случайно не имеют тоже Огненного Режима Работы? И, кстати, – Меф замедлил темп речи до воспринимаемого и разборчивого, – как вас зовут?
– Меня зовут Рётхав, а вы…
Но он не смог договорить.
Меф заржал, бесцеремонно перебив его.
– Извините, – с трудом произнёс сквозь смех наш герой, – Извините… Ха-ха-ха! То есть Ах-ха-ха, етинивзи! Рётхав, адварп? Илежуен?! Нилб о!
Покосившись на катающегося по земле Мефа, Рётхав повернулся к Дафне и неуверенно спросил:
– А ваш спутник всегда так… – он замялся, не в силах подобрать слово.
Но тут его взгляд зацепился за хвосты дафниных волос, за её пирсинг, и он задумчиво пробормотал:
– Постойте, а вас я, кажется, где-то видел!
Рётхав повернулся и посмотрел на грифона, на каменном боку которого был большой и яркий плакат «Их разыскивают златокрылые!».
И в первом же ряду там висело изображение Дафны. Подробное. Вместе с детальным списком её «преступлений».
Глаза Рётхава расширились, а руки мгновенно поднесли флейту к губам.
Но прежде чем страж Врат успел наделать глупостей, сразу три пряди Мефодия (тёмно-синяя, бежевая и серебристая) выдернули флейту у него из рук.
«Главное – не касаться её руками!», – подумал наш герой, опасливо подальше отводя дреды, опутавшие рётхавскую флейту, – «Ведь Даф меня предупреждала о ревнивости Её флейты!»
– Что за спешка? – возмутился Мефодий, – Вы что, не видите, что она пришла сама? И потом, насколько мне известно, златокрылые не охотятся за Дафной уже больше полугода! Что ж вы так редко плакатики-то меняете? Совсем никакого порядка! И, кроме того, – тут Меф подмигнул Дафне и показал на крылья-подвеску у себя на груди, – разве у вас нет никакого пророчества насчёт того, что: «… И придёт в смертный мир Безумие, и сойдут планеты с орбит своих, и постучатся во Врата Светлой Обители двое – Радужнокрылый с неизменной улыбкой, одновременно зловещей и доброй, искренней и лукавой, и Блудная Дочь, изгнанница, Несущая Свет на своих крыльях… И распахнутся Врата перед ними… И всякий имеющий крылья да преклонит колени свои пред Спасительницей Мира…». Ну что, припоминаете, уважаемый Рётхав, страж № 5742, второй дивизион света?
И Мефодий кинул ему флейту, которую тот поймал на автомате, во все глаза разглядывая крылья, развернувшиеся за спинами наших героев.
– Эээ, – предостерегающе заметил Меф, – рано на колени падать! Сначала калитку нам отвори! И нет, не надо трогать Врата! Мало ли, что в пророчестве сказано! Там имелось в виду только то, что нас пропустят без всякой обычной возни. А про колени, кстати, тоже не в прямом смысле – это всего лишь значит, что нам будут оказывать знаки уважения. Уж мне-то лучше знать!
И в самом деле, кто лучше постигнет смысл пророчества, как не тот, кто сам его составил и послал провидцам прошлого буквально минуту назад?
Но когда наши герои вступили на территорию Эдема, Рётхав всё же опустился на колени.
Заинтересовавшийся этим Мефодий бегло заглянул в его мысли и так и сел, где стоял.
Настал черёд уже ему испытать на себе всю прелесть когнитивного диссонанса.
Ибо Рётхав думал о том, что крылья Даф не отражают, а источают истинный Свет, подобно человеческому эйдосу, которых у стражей света, если вы этого не знали, нет.
И это стало для нашего героя откровением.
Как так?! У стражей света нет эйдосов? Что за ерунда?! Он столько времени провёл рядом с Дафной, не раз видел других стражей света, но… каким-то нелепым и совершенно невероятным образом смог упустить этот факт из виду!
Нет, с Дафной-то всё понятно. (А как вы думаете, куда смотрел Мефодий, пользуясь истинным зрением, если глядел на неё?) Но с другими-то почему такая промашка? Нет, естественно, что эйдосов у них он не видел, но думал, что на фоне всего того исходящего от них Света, он просто не мог их (то есть эйдосы) разглядеть.
Но это было не всё, что в данный момент терзало многострадальный буслаевский мозг.
Намного более шокирующим стал тот факт, что Меф, если вдуматься, умудрился, не замечая того, синтезировать эйдос, придать ему нестандартную форму крыльев и срастить его со светлой сущностью Дафны.
Наш герой совершил… ужасную вещь.
Глядя на неё, он с ужасом прошептал:
– Неужели я и в самом деле сотворил тебе эйдос, став, таким образом, Богом, а то и превзойдя его? О, нет! Я же только скромный И.О.! Что же я наделал! Это же такая грёбанная ответственность! О горе мне! Ведь мы в ответе за тех, кого сотворили!
Мефодий, мотая головой из стороны в сторону, простонал:
– Даф, милая, врежь мне!
– Всегда пожалуйста! – ответила ему добрая девушка и хорошим ударом смяла буслаевский нос с неприятным для слуха хрустом. И Буслаеву ещё повезло, что удар был не с ноги.
– Басиба! – издал гнусавый звук Мефодий, вскакивая и одним движением восстанавливая повреждённую часть лица, – Мне это было нужно! – звонко и бодро продолжил он, – Нет, в самом деле, какая разница? Тем более что (и я на этом настаиваю) у стражей света роль эйдосов выполняют их эйдосущности – по сути те же эйдосы, но имеющие дополнительные функции! Да-да, именно так устроен этот мир! – веско сказал Мефодий, рубанув воздух ладонью, отчего во все стороны распространились невидимые волны искажения реальности, как и всегда незаметно преобразившие её к соответсвию со словами нашего героя.
– Так. Что я ещё забыл? – в задумчивости прикусил он губу, – Ах, да! А сами стражи об этом не знают, потому что это есть Великий Секрет и Сакральная Тайна Мироздания, которуя я сейчас нагло раскрыл! Вот, теперь хорошо и правильно! Особенно если вы забудете, что я ляпнул. Но я не настаиваю.
После этого наш герой повернулся к каменному грифону, который уже потерял свойство каменности и задумчиво, можно даже сказать смущённо глядел на Мефа, не в состоянии определиться, нужно на него нападать или нет. Сколько он на него не смотрел, он не мог этого понять. Видно он тоже был в когнитивном диссонансе.
– Эпидемия! – согласился со мной Мефодий, – Это, видать, заразно. Хорошо, что я уже переболел, – улыбнулся он, – Даф, побежали, пока грифон не опомнился!
И они побежали.
Но недалеко.
Уже на следующем повороте они лоб в лоб столкнулись с Эссиорхом, Улитой и какой-то рыжеволосой девушкой. Собственно, шевелюра этой девушки была даже не рыжей – скорее огненной, пылающей.
И, падая, наш герой успел испугаться, что они не успели свернуть на мягкую тропинку и сечас шлёпнутся прямо на частые белоснежные и немногочисленные розовые мраморные плиты, из которых состояла дорога, ведущая от Врат напрямик к скрытому за горизонтом Дому Светлейших, пламенеющий столб которого пронзал небеса.
Или, если мыслить образно, он скорее нанизывал на себя Небеса, словно штырь для детской пирамидки из дисков.
Не удивляйтесь тому, что Меф успел подумать об этом, пока падал на мрамор. Буслаев управляет временем, не забыли? Более того, скорость его мышления превышала… всё, что вы можете себе вообразить. И ему хватило времени не только на образное мышление, но и на то, чтобы полюбоваться видом.
Ведь в прошлый раз, в спешке, он совсем не успел полюбоваться Эдемом. О, он так спешил, что сад казался пустыней.
А сейчас выдалась ещё одна уникальная возможность! И Меф просто не мог себе позволить упустить её.
И на лету, за краткое (хотя и очень растянутое) мгновение до того, как его затылок встретился с плитой, наш герой успел окинуть взглядом всю живописную панораму, открывшуюся его взору, едва он соизволил-таки, наконец, обратить на неё своё царственное внимание.
Более того, он успел ею насладиться.
Ведь иногда так приятно чуть-чуть отдохнуть от суматохи и бешеного ритма калейдоскопически увлекательной и весьма сумбурной жизни, способствующей довольно-таки специфически быстрому передвижению в пространстве. (Кстати, предыдущая фраза только кажется сложной; придумавший и написавший её человек способен произнести всё это на одном дыхании… несмотря на то, что где-то к четвёртому с конца слову он в процессе едва не задохнулся и больше так экспериментировать не намерен)
Поэтому, падая с субъективной скоростью в десять микрон в секунду, наш герой в подробностях разглядел и соучастников неожиданной аварии, и дорогу, идущую куда-то за далёкий и ровный горизонт, загибающийся по краям величественными горными вершинами, и бескрайний простор долины, поросшей степными и луговыми травами, и тропинки, пересекавшие эту долину и петлявшие между росшими на ней пышными кустарниками.
И конечно же он не оставил без внимания небо – о, это бесконечное бирюзовое небо Эдема! В него так и хочется броситься, точно в море, дабы утонуть в его беспредельной небесной синеве и лазури!
А под ним было другое море – зелёное, колеблемое легчайшим ветерком, и его изумрудную гладь нарушали лишь многочисленные островки множества прекрасных и благоуханных цветов, да редкие огромные деревья – настоящие исполины, да ещё вздымающиеся зелёные холмы, да живые изгороди мини-садов, довольно густо избороздившие долину… Короче, на море это было совсем не похоже.
Ласковый солнечный свет ниспадал потоком лучистого сияния с ослепительно-белоснежных облачных вершин. И лучи эти изливались на увитые виноградом арки, отмечавшие начала каждой из ответвляющихся от дороги тропинок, выложенных отборной белой галкой, и терялись в кронах секвой и ливанских кедров.
А ведь ещё были и пруды, и рощи, и поляны, и опушки, и пара протянутых радуг, обозначающие видневшийся вдали водопад с его взвесью мельчайших водяных капелек в воздухе!
Мефодий почувствовал, что от такой красоты у него перехватило дыхание.
А потом понял, что не от красоты, а от того, что на выбранном режиме сверхскорости дышать… проблематично.
И поэтому он вернул времени прежний ход, вдохнул воздух Эдема полной грудью… и с чистым сердцем приложился головой о плиту.
Дафна, естественно, упала на него.
Но Мефу пришлось удивиться, поскольку его затылок почему-то не вступил в состязание на прочность с плитой, а уткнулся в неё, словно в пуховую подушку.
Открыв предусмотрительно зажмуренные глаза (Что? Нет, ну мало ли – вдруг у него из глаз при ударе посыплются звёзды – это ж такой коллапс случится! Было бы обидно настолько по-дурацки уничтожить Солнечную систему), наш герой пощупал сначала голову, потом злополучную и благословенную плиту и пришёл к выводу, что в Эдеме строят в основном не из мрамора, который, как известно, необходимо добывать в шахтах, а из магически спрессованных облаков – чего вообще-то стоило ожидать! – и что наш герой воспринял с некоторой досадой, поскольку, оказывается, мог и упустить такое обстоятельство из виду. А ведь понятно было, что такой материал не только проще в изготовлении, главное, что он безопаснее! Потому что даже если учесть, что в Эдем не пускали Мамзелькину, всё равно никому не улыбалось соскребать себя с плит в случае отказа крыльев или ещё какой-нибудь неожиданности.
Слегка удивившись такому неожиданному на фоне предыдущих обстоятельств здравомыслию, наш герой, покряхтывая, принял вертикальное положение. Причём помог подняться и остальным. Всем, кроме рыжеволосой, которая отпрянула от него едва ли не с шипением дикой кошки.
Даф, приглядевшись к девушке, ликующе вскрикнула и кинулась её обнимать.
– Серафима! – обрадовалась она, – Тыщу лет тебя не видела!
– Вообще-то, четыре, – озорно блеснув глазами, поправила огненноволосая.
Улита тоже не могла промолчать:
– Мефодий! – воскликнула она, – Да ты ли это!
А затем Дафна, Улита и названная Серафимой девушка, выглядевшая, кстати, лет на двадцать (тысяч), заговорили одновременно, не оставляя ни малейшего шанса их понять.
Мефодий и Эссиорх понимающе, можно даже сказать солидарно, переглянулись.
Наш герой, терпеливо снося объятия причитающей над ним Улиты, за её спиной жестами спросил у Эссиорха: «Ты что-нибудь понимаешь?». Это выглядело так: показать на уши, наморщить лоб.
Тот в ответ покачал головой, сделал паузу, и вопросительно поднял бровь.
А это, по всей видимости, означало: «Нисколько. А ты?».
Меф выдавил кривоватую улыбку и нахмурился. «Если бы! Так, пора с этим кончать!»
– ТИ-И-ХО!!! – вскричал наш потерявший терпение герой, – В очередь, женщины! Высказываемся по порядку, то есть! Даф, – ткнул он пальцем в Дафну, – кто эта… – и он смерил взглядом рыжую, – … мадемуазель? Я так понимаю, это твоя хорошая подруга?
Дафна и Серафима одновременно (и очень похоже) прыснули.
– Можно и так сказать… – протянула Даф и медленно добавила: – Но ещё она, вдобавок, моя любимая старшая сестрёнка!
Мефодий с отвисшей челюстью посмотрел на сестру своей возлюбленной.
И как он только сразу не заметил! Такие же длинные и пышные волосы до пояса, отличающиеся только цветом и тем, что не были ничем связаны, свободно ниспадая по плечам; те же черты лица, правда с совершенно другим выражением – равнодушным и колким, зажигавшимся радостью только при взгляде на сестру; похожий голос… ну, в принципе, Мефа можно понять – сходство было весьма отдалённым.
Но почему Даф ни разу о ней не упоминала?
Поправив челюсть, Меф адресовал ей этот вопрос.
– Меф, мы с ней четыре тысячи лет не виделись! Кстати, ты где пропадала? – она повернулась к Серафиме.
– Секретное задание! – со смешком ответила та.
– Мне-то голову не морочь! – легонько ткнула её в бок Даф.
– Ну ладно! – вздохнула Серафима, – Помнишь ту историю?
И она начала свой длинный рассказ.
Мефодий, не будучи дураком, сразу же перенёс всю компанию к ближайшей скамейке, на которой тут же разлёгся, благо размеры эдемской скамейки позволяли уложить на ней трёх кусающих друг друга за хвосты крокодилов.
А поведала Серафима вот что:
Четыре (без одного века) тысячи лет назад, её, как одну из лучших агентов света, отправили на Землю с важным заданием – провести над парой городов Очищающий Дождь. То есть благословить дождевую воду так, чтобы, как понял наш герой, провести нечто вроде локальной реморализации для населения этих городов, потерявших в себе почти всё человеческое. Для этих целей ей выдали секретное экспериментальное оружие – Альфа-Омега-Арфу, представляющую собой тяжёлую артиллерию Эдема, предназначенную для отражения угроз большого масштаба в войнах с мраком.
На этом месте Серафиме пришлось прервать своё повествование, поскольку Даф вновь «выразила сомнение в достоверности некоторых сообщаемых её сестрой фактов».
Тогда Серафима призналась, что никакого задания не было, и что она отправилась на Землю по собственной инициативе, прихватив с собой ту самую Арфу, которая почему-то была в саду и без охраны и которую она сочла самой обыкновенной арфой общего пользования, которых здесь было немало.
На Земле же она просто сидела на вершине холма, любовалась видом, собираясь сыграть на арфе что-нибудь хорошее (а арфисткой она была неплохой, во всяком случае, лучшей, чем флейтисткой, почему она и оставила в тот раз флейту в Эдеме). Даже действительно собиралась сыграть что-то такое, что бы пробудило в населении городов внизу, в долине, стремление к добру, разуму и духовному самосовершенствованию.
Но тут к ней подошёл уроженец одного из городов и, приняв за мальчика, предложил нечто такое, что ни Серафима, ни автор не осмелились повторить.
Преисполнившись праведного гнева (который был только больше оттого, что у неё тогда был пунктик насчёт своей внешности, ибо, со слов Дафны, спереди её в самом деле можно было принять за мальчика – Серафиму даже дразнили Доской те, кто не боялся получить усиленный заклинанием пинок), она ударила по тугим струнам арфы, намереваясь всего лишь превратить совершенно обнаглевшего лопухоида в кролика, но вместо этого действительно обрушила с неба Очищающий Дождь.
Настоящий ливень.
Огненный.
Так были уничтожены Содом и Гоморра.
В этом месте Меф, несмотря на печальность ситуации, не мог не улыбнуться.
Фамильное сходство было налицо.
Одна хрустальные сферы раскалывает, другая целые города сметает с лица земли…
Что сказать – сёстры!
Нет, наказали Серафиму не сильно. Только лишь отобрали крылья, сообщив, что вернут, когда она миллиард раз, без использования магии и без перерывов на сон и потребление пищи, напишет фразу: «Клянусь, что впредь я буду учитывать последствия своих поступков и просчитывать варианты всех возможных ошибок, буду лучше контролировать свои эмоции, а также обещаю не быть больше такой глупой и самонадеянной».
–… Дописала я в прошлом году, но крылья вернули только на этой неделе! Они бы ещё дольше тянули, но мне как раз исполнилось двадцать тысяч! Кроме того, тут ещё недавно к нам целый рой эйдосов с Земли прилетел, так что это тоже сказалось на амнистии! Кстати, вот, смотри!
Серафима показала Дафне свой талисман-крылья.
И крылья эти были стальными.
– То есть назад в златокрылые тебя не приняли? – возмущённо спросила Даф.
– Увы. А ты как, сестрёнка?
– Ну-у, это долго рассказывать, – протянула Даф, покосившись на Мефодия, – Да ты мне и не поверишь, наверное…
– Ну раз долго, пусть сейчас выскажется Улита! – тут же среагировал Меф, – Давай, поведай нам, как вы тут?
В ходе не менее энергичной речи Улиты и изредка вставляющего пару слов Эссиорха, выяснилось, что первый день на островах был для них просто замечательным. А вот потом началась ерунда. Эссиорха отозвали, Улита полетела с ним, а здесь они только и делали, что ходили по различным инстанциям и всем подряд доказывали подлинность её крыльев, подаренных ей Мефодием. Улиту, которая надеялась, что уж теперь-то она окажется как можно дальше от бюрократии и прочей бумажности, это здорово вывело из себя. Да так, что от разрушительной истерики её спасло лишь присутствие надёжного плеча Эссиорха. От одних только слов, которыми она поминала Мефа в первый же день в Эдеме, потемнела половина её перьев. Кроме того, в последнее время их с Эссиорхом долго доставала расспросами Серафима, узнавшая, что Даф на земле, причём одна. И она всё время ходила за ними, укоряя Эссиорха в том, что он оставил свою подопечную. Но это было ещё полбеды…
–… Кстати, обломайся, Мефодий, в Эдеме секса нет!
Все присутствующие, включая нашего героя, но исключая саму Улиту, покраснели. Жутко покраснели.
– Как?! – выдохнул Меф, а лицо его при этом вытянулось в изумлении. Даже я не понял, в искреннем или притворном.
– А вот так! – крикнула Улита, – Здесь просто не…
Эссиорх успокаивающе положил ей руки на плечи.
– …Не хочется, – уже спокойнее договорила Улита, – Но всё равно! Здесь так скучно!.. иногда… не часто… скорее редко… даже почти никогда… да тут просто превосходно! – говорила она по мере того, как Эссиорх делал ей массаж плеч.
– Фуух, ну хотя бы массаж здесь, как я погляжу, есть. Это уже неплохо! – с удовольствием заключил Мефодий, – А вот насчёт первого… – он глубоко вдохнул, – Да, точно. Что-то такое в самом воздухе. Мне тоже не хочется. Это, конечно, здорово, но дольше недели, полагаю, я бы здесь жить не планировал, – улыбнулся он.
– Так в чём проблема? – спросил наш герой у Эссиорха, – Слетайте на Землю!
– Комендантский режим, – ответил тот, – никого не впускают и не выпускают.
– Правда? – вновь изумился Буслаев, – а вот нас впустили! Короче, придётся мне опять творить добро!
И он хлопнул в ладоши.
Когда Эссиорх с Улитой исчезли, Меф грустно сказал:
– А ведь открытку они мне так и не прислали. Не успели. Ничего, может теперь успеют! Хотя я бы на это не рассчитывал.
Повернувшись к Даф и её сестре, Мефодий подмигнул им и спросил:
– Ну что, леди, полетели?
Серафима с удовольствием раскрыла свои крылья, желая похвастаться перед сестрой стальным отблеском своих перьев. Но она была просто морально уничтожена, увидев крылья Мефа и, особенно, Дафны.
– Сестричка, ну ты меня и переплюнула! – с восхищением произнесла она.
– Ага, а помнишь, как я раньше всё говорила, что хочу быть похожей на тебя? – с улыбкой спросила Даф, – Когда я была ещё маленькой, а ты учила меня постоять за себя?
– Такое не забывается! – хмыкнула Серафима, – Кстати, может познакомишь меня с твоим спутником?
– Эээ… конечно, сестра, знакомься, это Мефодий, мой…
– Жених, – вставил Меф, – Кстати, приятно познакомиться с будущей свояченицей, – и он, подмигнув, протянул ей руку.
– Что-о? Ты обменялась крыльями С НИМ? – отпрянула Серафима, – Ты чем вообще думала, сестрёнка?! – напустилась она на Дафну, – Ты… с этим… клоуном?!
И уже была готова начаться ссора, но в этот момент Меф неторопливо произнёс:
– А давайте мы не будем начинать бучу здесь? Полетели куда-нибудь, там всё и обсудим спокойно.
– А ты вообще молчи! Ты ещё можешь стоять только потому, что я пообещала больше не бить мальчишек, а флейту опять забыла! О небо, я же твердо решила всегда брать её с собой! – огорчилась Серафима.
– Ну не расстраивайтесь так, – попытался утешить её Буслаев, – Наверное, стоило это где-нибудь записать. Миллиард раз.
– Ах ты!.. – вскричала Серафима, бросаясь к хохочущему Мефу, но тот был уже в воздухе.
А миг спустя вслед за ним взлетела и Дафна.
Серафима устремилась за ними, но где ей догнать наших героев!
– А куда мы летим? – на лету спросил Мефодий.
– Ко мне домой! – с улыбкой ответила Даф.
– Да? А где ты, кстати, здесь жила? В общежитии каком-нибудь? – усмехнулся Меф.
Даф засмеялась.
– Эй, я разве что-то смешное сказал? – удивился Мефодий.
Но Дафна, от смеха периодически словно попадая в воздушные ямы, поведала ему следующее: некогда у стражей света действительно было общежитие, но оно… кончилось, причём внезапно и за небывало короткий (для стражей) срок с момента своей постройки – пятьдесят лет. Почему? Потому что:
«…я тут, знаешь ли, заснуть пытаюсь, мой дорогой друг, а ты маголодии репетируешь! Я тебя в четыреста тридцать седьмой раз прошу – репетируй где-нибудь в другом месте!!! Подальше от моих многострадальных ушей!!! Пожалуйста, – очень спокойно сказал один страж другому.
– Хорошо, я больше не буду, – кротко ответил ему второй.
– АААА! А отвечаешь ты мне это уже в две тысячи пятьсот третий! – сорвался первый страж, выхватывая флейту…».
Таким образом, мы с вами видим, что терпение стражей хоть и многократно превосходит человеческое, но всё же не безгранично.
После этой притчи и Буслаев стал сбиваться во взмахах, а Серафима явно стала их нагонять.
Не прекращая хохотать, наши герои оглянулись и ощутимо добавили скорости.
–… Ну так вот, после этого здание общежития восстановили, но в нём почему-то никто не захотел жить! И руководству пришлось, осознав, что близкое проживание к Свету не особо располагает, расселять по отдельным домикам всех, в том числе и меня, – закончила свой рассказ Дафна, – Мой котик, кстати, тоже сыграл свою роль в той истории. Златокрылым вот только пришлось в казармах ютиться. Но так на то они и гвардия!
– И где же ты, всё-таки, жила потом? – с интересом спросил наш герой.
– Сам посмотри! – с удовольствием произнесла Даф, показывая рукой вперёд, где перед ними как раз расступились горы.
Мефодий перевёл взгляд и словно споткнулся в воздухе.
Было отчего.
Перед ним открылся вид на «городской квартал» Эдема.
Высокие, светлые и изящные здания казались воздушными и словно парили над землёй, сияя в лучах солнца и отражаясь в кристально-чистых водах горного озера, побережье которого было усыпано соцветиями трепещущих на ветру эдельвейсов и насыщенно-синих тихо бренчащих колокольчиков.

Там где веют ветра над вершинами гор,
Где широк и свободен небесный простор
Отражается в глади прозрачных озёр
Светлый край… Это вздор?

(Но не крал запятой ловкий вор,
Автор сам её взял да и спёр! –
Ему нужен читательский спор…
Но продолжим же наш разговор)

Особенно сильно внимание привлекали взмывающие из воды высоченные колонны из сверхпрочного маголодиенепробиваемого хрусталя, толщиной метров в двадцать, окружённые спиральными горками, спускающимися прямо в воду.
По этим горкам с радостными визгами скатывались малыши, которых в воде подхватывали (Меф при виде этого хорошенько протёр глаза) дельфины, что означало, что вода в озере была достаточно тёплой для купания первых и обитания вторых, причём эти вторые, то есть дельфины, явно были пресноводными. Мефодий машинально запросил химический анализ воды и увидел, что они да, действительно, пресноводные.
«Эдем заботится о редких видах животных Земли», – констатировал Буслаев, – «Не то чтобы я удивлён, но весьма обрадован. Впрочем, это может быть и какой-то особый, эдемский вид дельфинов. Ха, а ведь не зря альтернативный "я" хотел поступить на биофак», – подумал Меф, любуясь тем, как умные животные доставляют малолетних сорванцов на выступающую из воды платформу, на поверхности которой посверкивали высеченные в мраморе телепортационные руны, ведущие, по всей видимости, на вершины хрустальных столпов, на каждом из которых были видны домики, больше похожие на маленькие белые виллы, утопающие в зелени и в тени пальм и апельсиновых деревьев.
А ещё на поверхности воды цвели гигантские кувшинки, гладкие и упругие листья которых были размером с небольшой плотик, чем некоторые из деток вовсю пользовались, гоняя туда-сюда под импровизированными парусами.
Колонн же, многие из которых ещё и были увиты плющом или чем-то наподобие того, было больше сотни, так же они различались по высоте, но были здесь не единственным образчиками эдемской архитектуры.
Как уже упоминалось, вокруг озера было немало и других строений. Например…
– А вон моя школа! – радостно крикнула Мефодию Дафна, показывая куда-то.
Буслаев тотчас перевёл взгляд с других, круглых домиков, лепившихся на испещрённые многочисленными пещерами скалы и похожих на облагороженные варианты ласточкиных гнёзд, мельком оглядел поистине гигантское дерево, в котором было множество достаточно больших дупел, висящих на его ветвях «скворечников» и прочих домиков-на-дереве для таких крупных «птичек», какими были светлые стражи, и взглянул на действительно потрясающее здание.
Хотя, безусловно, остальные тоже оставляли неизгладимое впечатление. Особенно те, что находились на небольших парящих в воздухе островках, один из которых Меф решил обязательно позже прихватить с собой.
А школа была… прекрасна.
Расположенная на улицах, то и дело отрывающихся от земли и развевающимися лентами плывущих в воздухе, что был пропитан лучащейся со всех сторон радостью, она сверкала первозданной белизной (которую, впрочем, поддерживали домовые – те, что сейчас суетились у стен и на школьном дворе с вениками и пылесосами, не обращая внимания на парочку бренчащих на арфах призраков). Она была больше похожа не на школу, а на дворец. Нет не на замок, как Тибидохс, а именно на дворец. Или даже храм. Но нет, на дворец всё же больше.
Увидев прозрачную крышу и ажурные стеклянные двери, Меф подумал: «Как я понимаю, искусственному свету здесь предпочитают естественный, а занятия в школе проводятся только утром и днем. Вечером никто не учится. Интересно, а в пасмурную погоду они учатся в полутьме или у них в этот день выходной? Эй, стоп! Чего это я туплю?», – хлопнул он себя по лбу, – «Это же Эдем, здесь по определению солнечно!».
А вокруг школы были башни, похожие на минареты, но густо усыпанные многочисленными порталами в слегка готическом стиле – сужающиеся кверху.
Их беломраморные стены были покрыты золотыми и серебряными узорами и множеством фресок и панно. В некоторых местах встречались и граффити, но поистине ошеломляюще красивые. Настолько красивые, что будь одно из таких граффити на каком-нибудь доме на земле, то почти ни у кого не поднялась бы рука его снести.
А из порталов вылетали стражи. Много стражей. Очень много. Они так и кружились в воздухе, заполонив собой большую часть пространства вокруг школы и над ней – видимо, как раз сейчас проходил урок полётов. Впрочем, в этой воздушной толкучке было немало и взрослых стражей. И многое из исполняемого ими включало в себя элементы уже высшего пилотажа.
Но добило Мефодия другое – щит перед школой, где большими сверкающими буквами было выведено: «ШКОЛА "СТРАЖНИК"».
Наш герой, выпучив глаза, воззрился на неё и засмеялся так, что чуть не откусил себе крылья, вцепившись зубами в которые, он пытался было сдержаться.
Даф с понимающей улыбкой посмотрела на него.
Наконец Меф справился с приступом и сквозь стон спросил:
– Страж-ник?! Это как курятник, совятник, голубятник?!
И он вновь бессовестно заржал.
– Я знала, что тебе понравится.
И она присоединилась к нему.
А затем они снизились к одной из средних по высоте колонн, и ступили на её идеально плоскую вершину-террасу, хрусталь которой, впрочем, на ощупь больше напоминал асфальт, прошли мимо клумб, где алели, желтели и синели чудесные благоухающие цветы, мимо сверкающего фонтана, капельки воды которого восхитительно сверкали в солнечных лучах, и вошли внутрь.
А внутри домика Дафны было просторно – там была всего одна огромная светлая комната с окнами в полстены и винтовой лестницей на второй этаж, что был вдвое меньше первого и огорожен по краю стеклянными бортиками с позолоченными перилами.
Просторный первый этаж, видимо, служил одновременно гостиной, кухней и столовой. Во всяком случае, здесь был диванчик, небольшой круглый столик у окна, холодильник в углу (Меф заметил на нём заклинания для холода и слабого замедления времени) и раковину, оформленную в виде раскрытой перламутровой раковины двустворчатого моллюска (вероятно, питаемую тем же способом, что и фонтан во дворе) – всё в гармоничной белой гамме.
Из которой выбивались лишь перекошенный коричневый шкафчик с потрескавшейся фанерой и провисающими дверцами на разболтанных петлях в одном углу и здоровенный мексиканский кактус с нахлобученным на одну из его верхушек сомбреро – в другом.
В этом другом углу с обеих сторон были окна, так что кактус был весьма неплохо освещён.
Дафна подошла к нему и, повернувшись к нашему герою, весело сказала:
– Знакомься, Мефодий, это Коля.
– Приятно познакомиться, э… Коля, – слегка недоумённо, но тоже с ноткой веселья произнёс Буслаев.
Кактус Коля в ответ качнул одной… ну, назовём это «веткой», послав в Мефа дюжину острейших игл.
Едва успевший увернуться от них Мефодий ошеломлённо посмотрел на Дафну.
– Не обращай внимания, это он так здоровается! – улыбнулась она.
Наш герой молча покивал, не осмелившись ещё что-нибудь спрашивать.
Разве что перевёл вопрошающий взгляд на дисгармонирующий с остальной обстановкой шкафчик.
– Ах, это! – всплеснула руками Даф, – Этот шкафчик у меня ещё со времен, когда я жила в общежитии. Он вызывает у меня ностальгию, – с улыбкой сказала она, – Обзавелась им только от скуки.
– И в ЭТОМ месте тебе было скучно? – не смог сдержать удивления Меф.
Даф пожала плечами, словно говоря «да, такая вот я странная натура».
Глаза Мефодия расширились в восхищении.
– Понимаю… – медленно произнёс он, – Но скажу тебе по секрету, что со мной тебе точно скучно не будет! Потому что дело ведь не в обстановке, а в том, КАК ты веселишься!
Даф не стала с этим спорить, лишь понимающе усмехнулась, и наши герои поднялись на второй этаж, в дафнину светлицу, которая, видимо, была одновременно спальней и ванной комнатой. Ну, во всяком случае, атрибуты этих помещений, а именно ванна и кровать, присутствовали. А ещё там были зеркала и окна. Причём окон было целых три штуки – одно было направлено на восток, другое на запад, а третье занимало целых полкрыши, открывая вид на эдемское небо.
Все окна были раздвижными и сейчас они, естественно, свободно пропускали ветер. Вообще, при климате, присущем данному месту, было ясно, что закрывалось лишь верхнее окно и то только на ночь, поскольку оно было прямо над кроватью, а проснуться от планового ночного ливня в четыре утра Дафна вряд ли бы захотела.
Мефодий повернулся к Дафне и зашептал:
– Через десять секунд сюда ворвётся твоя сестра, так что ты пока с ней поболтай, а я ненадолго исчезаю. Не хочу мешать семейным разборкам.
И он постепенно растворился в воздухе, но его губы, ненадолго задержавшись, успели её поцеловать.
Даф тяжело вздохнула.
А мгновение спустя вошла встрёпанная Серафима. Моментально взбежав на второй этаж, она воззрилась на Дафну и сразу же резко сказала:
– Сестрёнка, нам надо с тобой серьёзно поговорить! – на этих её словах Даф то ли слегка поморщилась, то ли улыбнулась. Нет, Серафима ничуть не изменилась! И это за почти четыре тысячи лет бумажной работы вдалеке от общества! Разве что у неё появилась странная привычка изредка шевелить пальцами так, будто она что-то пишет прямо в воздухе. – У меня к тебе три простых вопроса: что ты учудила со своими ушами, как я могла сразу этого не заметить, и, ради Света, твой разноцветный приятель ведь только шутил, правда?
В её глазах была видна надежда, что это так. А если нет…
Что ж, судя по её настрою, Серафима, кажется, была готова пойти ва-банк и сыграть с ней в игру «умудрённая старшая сестра учит жизни наивную младшую».
И перед тем, как мы насладимся перепалкой любящих сестричек, необходимо сделать небольшое лирическое отступление, касающееся Дафны.
Дафна, на самом деле, никогда не была наивной глупенькой девочкой. А даже если бы и была когда-то, то после нескольких лет на земле она бы ощутимо поумнела.
И даже если в своих размышлениях она опиралась в основном на интуицию, то при этом всё равно прекрасно умела делать верные выводы.
Вы можете спросить, почему Дафна перестала пытаться сагитировать Мефа на что-нибудь светлое? И почему, если раньше они друг с другом разговаривали на такие темы, то теперь Даф в основном молчит? А ответ прост – Дафна была достаточно умна, чтобы понимать суть происходящего.
Уже то, что Меф шутя уничтожил Тартар и отобрал у Мамзелькиной Косу, говорило о многом. А уж то, что происходило потом…
Даф подозревала, что её более чем нетипичное поведение в тот знаменательный вечер (и позднее) обусловлено в большей степени влиянием Мефодия, чем какими-то другими причинами, в частности её собственным желанием. Но она, странным образом, не обижалась на него за это. Хотя бы потому, что чувствовала, что он заботился в первую очередь не о том, чтобы банально затащить её в постель, но искренне желал доставить удовольствие ей. И так во всём! Мефодий везде так делал. Всё, что он делал для других, Меф непременно маскировал меркантильными причинами. Как-то он обмолвился, что всё равно никто на свете давно не верит в добрые побуждения и благие намерения, так что бесполезно на этом настаивать. То есть на том, что ты действуешь из них. Более того, раз говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад, то значит, что всё хорошее должно совершаться из побуждений дурных. А ещё эгоистичных и даже откровенно дурацких, поскольку так будет надёжнее.
Честно говоря, Даф даже немного побаивалась нового Мефодия. Разве можно что-либо доказать человеку, который может делать такие вещи? Человеку, который даже не лжёт, потому что всё сказанное им становится правдой в момент произнесения? Тому, кто способен как угодно играться с пространством, временем, материей и энергией?
Она давно подозревала, что с Мефодием произошло что-то невероятное и, возможно, страшное.
Посудите сами: казалось, ещё только вчера они сидели на майской крыше и разговаривали о сущности личного счастья и о пронумерованных Эдей Хавроном типах девушек, а уже на следующий день Меф куда-то бесследно исчезает, Солнце и Луна играют в небе в чехарду, а потом он появляется, выглядящий старше года на два, весь какой-то лощёный и ненастоящий, и при этом улыбается далеко не так, как могут улыбаться люди. И сама реальность начинает сползать к категории «бред сумасшедшего». Но рядом с изменившимся Мефодием это не выглядело странным, наоборот, это было совершенно закономерно. Порой Даф не понимала, сама ли она что-то делает, или её настроением и ходом мыслей управляет бесцеремонный Мефодий, но она чувствовала, что рядом с ним становится по-настоящему свободной. Рядом с ним прежние законы этого мира, прежде кажущиеся незыблемыми, были лишь листьями на ветру. Он делал вещи, которые были вне понимания людей и стражей. А после того, как она увидела Эдем внутри небольшой стеклянной сферы, всё окончательно встало на свои места.
Меф намного больше, чем просто человек! Он – живая вселенная во всём её многообразии, её воплощение, средоточие всех сил и энергий мира! Тот тёмный дар, который достался Мефу от Кводнона и который так часто ожесточал его лицо во время учёбы у Арея, теперь бесследно растворился, словно капля в океане бушующей силы, наполнившей душу её возлюбленного. И даже вспоминать это смешно! Даф понимала, почему Меф уничтожил Тартар – ему было стыдно править чем-то столь грязным, Мефодий мог позволить себе быть добрым – и он это себе позволял! И терял он немногое, если хоть что-то терял. Она даже предполагала, что сам факт того, что Меф ходит в своём физическом теле, объясняется лишь его привычкой к нему.
Мефодий стал Всемогущим – так в чём его вина? Да и не глупо ли применять к нему это слово?
И то, что её свобода по отношению к нему была ограничена состояниями «любить» и «сильно любить» было, по сути, такой мелочью по сравнению с тем, что Меф мог в долю секунды сотворить себе хоть десять миллиардов других Дафн. Или просто пройтись по миру. Но он предпочёл её – её одну! Что он ответил на её вопрос, кто он? Процитировал тот недавний, хотя по человеческим меркам довольно старый голливудский фильм… И в этом весь он! Он шутит, но шутит всерьёз – он так видит мир. Ведь в душе он остался мальчишкой, словно Питер Пен, он просто не хочет взрослеть – и он может себе и это позволить! А его выходки… ну что о них сказать? Мальчишка!
Главное, что он в ней нуждается. И это Дафна чувствовала как ничто другое.
Она знала, что она и Меф – единое целое, и что именно поэтому он для неё – вся Вселенная, он для неё – Всё, поэтому она просто не может и не хочет не любить его! И если и она для него значит так же много, то она будет с ним «до скончания времён».
И она верила, что Мефодий справиться с теми сторонами своей натуры, которые так и требуют действия, сражений и войн в обычных мальчишках и мужчинах. В крайнем случае, он всё опять сведёт к шутовству и карнавализации.
Он станет светом надежды для всех, кто отчаялся, он не даст этому миру погрязнуть ни в бессмысленной ненависти, ни в пресыщенной скуке, он сумеет вовремя остановиться и справится с искушением, которое представляют собой его возможности. Если она… будет рядом с ним.
И она будет с ним!
Вот только как всё это объяснить старшей сестре, которая её, похоже, и слушать не станет?
Приходилось ли вам ощущать себя заранее проигравшей стороной в споре? Даф ощущала себя именно так. И почему Мефодий оставил её именно сейчас? Рядом с ним она бы чувствовала себя более уверенной.
– Ладно, забудем про уши, в конце концов, ты всегда что-то чудила и со своей внешностью, взять хоть эти твои хвосты и пирсинг (кстати, почему я обо всём узнаю последней?), и со своим гардеробом…
«Хорошо, что она не знает про то, что я ходила и летала нагишом у всех на виду» – невесело подумала Даф, – «Она бы меня на месте убила. А если она и про остальное узнает… хм, боюсь это даже представить».
– … но ты можешь мне объяснить, хотя бы, кто этот тип такой?
– ОМБ! Он Мефодий Буслаев, – со вздохом сказала Даф, – И этим всё сказано.
Серафима непонимающе посмотрела на неё.
– Разве Эссиорх тебе не рассказывал, кто он? – с лёгкой улыбкой спросила Дафна.
– Подожди, я что-то припоминаю… – в задумчивости пошевелила пальцами Серафима, – Буслаев… Мефодий, Мефодий Буслаев… Так, стоп! Ты хочешь сказать, что ты… – выдохнула она, – с будущим повелителем мрака?
– С бывшим! – запальчиво поправила её Даф.
– Ну с будущим бывшим, то есть с бывшим будущим… так, хватит меня путать! – в праведном возмущении воскликнула её обожаемая сестрёнка.
Набрав побольше воздуха, Серафима, словно превратившись в словесный аналог огнемёта, наполнила комнату длинной, пламенной и практически бесперебойной тирадой:
– Дафна! Я тобой очень разочарована! Что ты себе позволяешь? Ты понимаешь, что ты натворила? Как ты могла? Я ещё понимаю, если бы ты была легкомысленной земной девчонкой! Или если бы он был стражем света! Ты хоть понимаешь, с кем ты себя связала? Навечно? О Свет, за что ты послал мне такую сестру? Я не допущу, чтобы моя сестра общалась (или тем более ещё что-то!) с каким-то… с каким-то… У меня даже слов не хватает! Нет уж! Больше я тебя к нему не отпущу! Ты останешься дома! А я выйду к нему и скажу, что тебя он больше не увидит и пусть поищет себе подружку в другом месте!
– Тогда он весь Эдем разнесёт, – заметила Даф. Уголки её губ заметно приподнялись.
Что ей отвечала сестра, Дафна уже не слушала. Она уже поняла, что сестра будет продолжать нотацию, пока не охрипнет, и смысл этой нотации будет заключаться в том, что она, Даф, – бедная грешница, которой теперь надо спешно раскаяться, посыпать голову пеплом, облечься в смиренные монашеские одежды и до конца жизни не выходить из тесной кельи на высокой горе, где на тысячу километров вокруг не видно вообще никакого лица – ни мужского, ни женского… Она подумала о том, что этот разговор определённо не имеет смысла и не имел его с самого начала, а значит… стоит ли напрягаться? Всё равно скоро придёт Меф и как всегда мигом разрешит эту проблему, как и любую другую. Просто, изящно и шутливо. Мысленно она обратилась к нему: «Меф, ну где же ты? Слышишь ли ты меня?».
Перед её глазами тотчас возникло видение стремительно съезжающего по горке вокруг самой высокой из колонн (явно не в первый раз) Мефодия. «Да, Даф, прекрасно тебя слышу. Ты что-то хотела?».
«Меф, забери меня отсюда!», – и эта мысль была похожа на крик.
«Что? Разве ты не хочешь ещё поговорить с сестрой? Вы столько не виделись. Разве ты по ней не скучала?», – в его ответе так и сквозила ирония. Одновременно с этим до Дафны донёсся громкий «бултых», раздавшийся при столкновении Мефа с поверхностью озера. Казалось, что до неё даже брызги долетели. Освежающие и прохладные.
«Я уже достаточно с ней пообщалась. И успела соскучиться по Тебе».
«О?», – Мефодий вынырнул и хорошенько встряхнул головой.
«Ага», – ответила она, любуясь тем, как капли воды стекают по его мужественным скулам.
«Мужественным скулам?! Ну ты, Даф, скажешь тоже!», – Меф со смешком похлопал по боку ближайшего дельфина.
«Меф, ну хватит! Спаси меня!».
«С этого и надо было начинать», – подмигнул её Мефодий, появляясь прямо за спиной Серафимы.
Крадучись, он подошёл к ней и набросил на шею Серафимы… что? Какую ещё удавку? Постеснялись бы такое предполагать! Вы что, думаете, что Мефодий совсем псих и маньяк? Что он стал бы он душить сестру Дафны у неё же на глазах?! Ага, как же!
Нет, он накинул на шею Серафимы две цепочки с крыльями. Золотыми, усыпанными рубинами, и платиновыми в огненных опалах.
Серафима прервалась на полуслове «енность», перевела взгляд вниз…
Посмотрела.
Внимательно посмотрела.
Ме-е-едленно повернулась к Мефодию и осторожно спросила слабым таким голоском:
– Это что?
– Калым за невесту, естественно! – ответил наш герой, сияя победоносной улыбкой и изображая правой рукой витиеватое «вуаля».
Его левая рука при этом, изогнувшись под немыслимым углом, вцепилась в его волосы на затылке, дабы не дать Мефу согнуться пополам от хохота.
Но это не особо помогло, поскольку волосы Буслаева с некоторых пор, как известно, могли тянуться получше любой, даже самой растягивающейся жвачки.
Серафима только открывала и закрывала рот, глядя на весело улыбающуюся Дафну и издающего странные звуки Мефодия, который как раз сейчас повалился на кровать (благо она стояла недалеко) и бил по ней кулаками, словно в припадке.
Чтобы показать всю глубину культурного шока уважаемой сестры возлюбленной нашего героя, стоит прояснить момент, касающийся того, чем были крылья для стражей света.
О да, если вы ещё помните, крылья для них были… извиняюсь, ВСЕМ!
Они выражали внутреннюю сущность стража, они выдавались один раз и на всю жизнь.
И их, безусловно, невозможно было подделать.
А уж стражи мрака за долгую историю их существования, поверьте, не могли не пытаться этого сделать. (Они находили ужасно несправедливым, что у стражей света есть такое колоссальное преимущество, как атака с воздуха в их с ними «войне», забывая при этом о том, что само существование Мрака было, в каком-то роде, связано с позволением Света ему существовать. Которое, между прочим, и не нравилось нашему герою).
Но самое главное, что крылья уж точно не мог вручать какой-то мальчишка с Земли, который в истинном зрении выглядит как… (в этом месте Серафима удосужилась-таки взглянуть на Мефа этим способом и поперхнулась собственными мыслями).
Нет, подождите, но крылья дарует Свет, ведь материальная оболочка крыльев – ничто, главное – это связь с самим Светом, которую и дают крылья!..
Вот только вся проблема была в том, что эта связь присутствовала.
Хм, с чем бы это сравнить… Так, чтобы читателям стало всё предельно ясно… Ха, знаю! Представьте себе, что к человеку на улице подбегает другой человек и со смехом пришпандоривает к его плечам ещё две головы. Но дело даже не в этом. А в том, что эти головы мгновенно прирастают и тот человек начинает думать ими всеми. И к тому же внезапно обнаруживает, что смотрит на мир ещё двумя парами глаз и слышит звуки города ещё двумя парами ушей. И ощущает разницу в запахах разными носами.
Это может выбить из колеи, не так ли?
Вот и Серафима так же чувствовала эту связь, что мгновенно стала трижды прочней, и её сознание озарилось безграничным, безраздельным пониманием.
Этот ма… вернее, это существо, что притворялось мальчиком, было сильнее Света.
Силы, что сотворила мир.
Что… вообще-то… как бы… невозможно!
И тем не менее, здесь и сейчас, это было так.